Юлия Волкова - Мыльная опера для олигарха
Рядовой Курочкин развел руками.
— Все уволились, — плачущим голосом проговорил он. — Даже баба Люба ушла.
— Кто такая баба Люба? — строго спросил Барсуков.
— Санитарка, — шмыгнул носом боец альтернативной службы. — Она сказала, что Семен Петрович ей мало платит.
— Сколько, не знаешь? — поинтересовалась Саша.
— Пятьсот рублей в месяц.
— Бешеные деньги, — вздохнула девушка. — А есть еще здесь бойцы альтернативной службы?
— Леша Сиволапов, — кивнул Курочкин. — Мы с ним посменно работаем. А гражданские все разбежались. Заразы боятся.
— А ты не боишься? — спросила Саша.
— Боюсь, — всхлипнул парень. — Только нам с Лехой обратной дороги нет. Сами подписались. Теперь трубить.
— Тем, кто служить не хочет, никогда не угодишь, — притворно сердито проговорил Барсуков. — То они стрелять не хотят учиться. Им предлагаешь теплое местечко, в уютной больничке, так опять недовольны. Я б таких… пацифистов порол.
— Да за что? — возмутился Курочкин. — Я б уж лучше под пулями бегал! Там хоть все ясно. Враги — там, свои — здесь. А тут… не знаешь, когда… посинеешь. Леха вот уже начал…
— Посинел? — заинтересовалась Саша.
— Ногти посинели, — энергично кивнул Курочкин. — И еще кое-что, не при даме будь сказано.
— Если исходить из версии старика Коляныча, — пробормотал Барсуков, — этот Леха следит за двумя вещами. За ногтями и еще кое-чем. А рядовой Курочкин относится к жизни проще. А может быть, напротив, сложнее. Ты, парень, где мыло берешь?
— Мыло? — растерялся Курочкин. — У меня лосьоны…
— Понятно, — крякнул Барсуков. — Проводи-ка ты нас, рядовой, к главному врачу. А то мы тут совсем заплутали…
* * *Семен Петрович Неделин был мужчиной видным и, как говорила когда-то в детстве Саша, «импузантным». Ровесник Николая Трофимовича, он обладал роскошной кудрявой шевелюрой, в которой почти не просматривалась седина, большими черными глазами слегка навыкате, густыми бровями, крупным мясистым носом, волевым подбородком и выразительными тонкими губами, которые, казалось, навечно сложились в усмешку. Было заметно, что доктор всерьез следит за своей фигурой: об этом говорили широкие прямые плечи и бицепсы, проступавшие сквозь тесноватый белый халат. Саше он понравился с первого взгляда. Было немного странно обнаружить столь жизнерадостного человека посреди всеобщего больничного уныния. Хотя, с другой стороны, главный врач больницы — это ведь как капитан на корабле. Отчаяние его должно постичь в последнюю очередь.
— Рад, искренне рад, — проговорил Неделин роскошным баритоном вместо приветствия, едва Барсуковы переступили порог его кабинета. — Вы, Николай Трофимович, наверное, подзабыли расположение наших лабиринтов, я уже заждался, и водка прокисла. А это ваша дочь? Очень приятно, меня зовут Семен Петрович.
Семен Петрович протянул Саше руку, и ей ничего не оставалось, как представиться и протянуть руку в ответ. К ее удивлению, он не стал делать скидку на ее женскую хрупкость — рукопожатие было сильным и крепким.
— А я уж думал, что больше никогда не свижусь с вами, Николай Трофимович, — улыбнулся Неделин и жестом пригласил гостей расположиться в больших кожаных креслах возле стола. — Что вы наплели нашим «гаврюшам»? Наверняка, что вам необходима срочная операция на простате. Я прав?
— Почти, — пробормотал Барсуков несколько смущенно. — А почему — «гаврюши»?
— А! — махнул рукой Неделин. — Ни мычат, ни телятся. Был такой персонаж в мультфильме про Простоквашино — теленок губошлепый. Гаврюшей звали. Там его кот Матроскин учил на свист прибегать. А пес Шарик — палку приносить, лежать и команду «фас» выполнять. Эти оболтусы в форме — вылитые такие телята.
— А что они вообще тут делают? — спросил полковник.
Неделин хмыкнул.
— Вахту несут. Боятся, что больные разбегутся. Удивляюсь, как они персонал уволившийся из своего кольца выпустили.
— И все-таки я не понимаю, — сказал Барсуков. — Такие меры применяются в исключительных случаях.
— А вы думаете, Николай Трофимович, что у нас тут случай заурядный? — рассмеялся главный врач. — Да ну его к рожну, давайте-ка лучше выпьем за встречу.
С этими словами он извлек из-под стола запотевшую бутылку «Лапландии» и три больших фужера. Следующий жест явил на стол блюдо с разнообразными бутербродами, выглядевшими весьма аппетитно и производившими впечатление только что нарезанных. Бутерброды были с красной икрой, бужениной и брынзой.
Полковник удивился. Потому что не понял, как удалось в такую жару сохранить водку холодной. Во всяком случае, холодильника в кабинете Неделина не наблюдалось.
— Красиво живете, Семен Петрович, — протянул Николай Трофимович. — А больные жалуются, что вы их плохо кормите.
— Волка как ни корми… — весело отозвался Неделин. — Моих бутербродов все равно на всех не хватит. А когда это они вам успели пожаловаться?
— Да вот, пока мы к вам шли, — ответил Барсуков.
— Прямо так и набросились на вас с жалобой? — недоверчиво поинтересовался Неделин. — Бедные мы, несчастные, жрать хотим? Людоеды! Кормежка здесь, кстати, не так уж и плоха.
— Я бы на их месте тоже на кого угодно набросился, — хмуро проговорил Николай Трофимович.
— М-да… — посерьезнел врач. — Я бы, наверное, тоже. Но, может, не будем о грустном? В конце концов, за неожиданную нашу встречу грех не выпить. Сколько мы с вами, Николай Трофимович, не виделись? Года три? — С этими словами он почти мгновенно наполнил фужеры.
— Примерно… — со смесью восхищения и ужаса от такого мастерства произнес Барсуков. — Да, я забыл сказать: Сашка не пьет.
— Особенно в такую жару, — пробормотала девушка и не без упрека посмотрела на отца.
— Прошу прощения! — воскликнул Неделин и извлек опять непонятно откуда бутылку боржоми. На ней тоже блестели яркие бисеринки.
Саше ужасно захотелось заглянуть под стол — не скрывает ли главврач холодильник-бар именно там. Мужчины подняли свои емкости, и все выпили: они — водки, Саша — боржоми. Главный врач мужественно закусил бужениной и вопрошающе уставился на полковника. Полковник взял бутерброд с икрой, посмотрел на дочь, та еле заметно пожала плечами. Наблюдая, как Барсуков закусывает, Неделин нахмурился.
— Да не напрягайся ты так, Семен Петрович, — проговорил Барсуков, дожевав бутерброд. — Вижу, не можешь понять, какая нелегкая нас сюда занесла. Мы теперь здесь не живем, приезжаем только. Я начальником управления внутренних дел работаю. Но не в Новоладожске, а в Питере. А Сашка — журналистка. Ты телевизор смотришь?
— Футбол, — кивнул Неделин.
— Ну тогда понятно, почему ты у Сашки автограф не стал просить. А то она у меня в некотором роде знаменитость.
— Папа… — поморщилась девушка.
— Дело житейское, дочка, — махнул рукой полковник. — Сегодня — знаменитость, завтра — забудут, как тебя звать. Не в этом дело. Мы, Семен Петрович, хотим понять, что у вас тут происходит. Как частным лицам нам интересно, не пора ли наш коттеджик в Новоладожске, пока не поздно, продавать.
Черные глаза-маслины Неделина потускнели. Он поводил из стороны в сторону свой фужер по столу, потом словно скинул оцепенение, шумно вздохнул и снова наполнил фужеры.
— Выпьем, Николай Трофимович, — с обреченной решимостью проговорил он. — Я рад, что вы пришли. Можно сказать, даже счастлив. Что там у вас собой? Диктофон? Или видеокамера?
— Ты провидец, Семен Петрович, — улыбнулся Барсуков. — И диктофон, и видеокамера. Выпьем…
— Я никогда в жизни не ощущал такого бессилия, — сказал Неделин, когда бутылка более чем наполовину опустела. — Меня поставили в патовые условия. Они не разрешают вызвать специалистов из города. Они не помогают финансированием, хотя дураку ясно, что в подобных обстоятельствах изыскиваются дополнительные резервы. У меня нет оборудования, нет химикатов, чтобы произвести необходимые анализы. У меня, извините, мыло кончается.
— Кстати, о мыле, — встрепенулся Барсуков. — Это заболевание не может быть вызвано воздействием каких-то вредных веществ на кожу? Внешним воздействием?
— Не все так просто, — покачал головой Неделин. — В принципе я сначала склонялся к подобному выводу. Но у людей наблюдаются и внутренние патологии. Замедляются реакции, нарушается координация. Я не говорю уже о вегетатике, сердечных нарушениях. В общем, все по отдельности диагностировать можно. Но все вместе… Лично я не берусь. Я ведь по специальности хирург. Нужен консилиум. Но руководство города наотрез отказывается от подобного мероприятия. То есть не совсем отказывается. А просит подождать. Некоторое время… У меня иногда складывается впечатление, что наш мэр, господин Недолицымов, дожидается, пока мои пациенты отправятся на тот свет. Ну, или выздоровеют сами собой.
