Светлана Алешина - Любопытство не порок
— Да, заметила, — понизив голос, согласилась я, не отводя глаз, — он мне и про выставку, кстати, говорил. Наверное, нужно будет зайти.
Жанна Петровна улыбнулась и встала.
— Мне, к сожалению, пора, — сказала она. — Я надеюсь, что на презентации мы сумеем познакомиться поближе. Приходите обязательно.
Я ответила что-то подобающее, и мы распрощались.
Проводив Жанну Петровну до выхода из кабинета, я осмотрела приемную.
Маринка снова занималась кофе и, судя по выражению ее лица, воинственные разговоры по телефону пошли ей на пользу. Настроение ее улучшилось, она улыбалась и мурлыкала какую-то песенку.
— Какой мужчина, а? — тихо простонала Маринка, покачивая головой. — Как он тебе, Оль?
Я демонстративно пожала плечами, показывая, что если и был мужчина, то я его почему-то и не заметила.
Маринка недоверчиво посмотрела на меня.
— Ты прикидываешься или на самом деле такая? — с гримасой отвращения спросила она. — Не спи! Мужик, будто с экрана телевизора сошедший, такая лапочка, такая… Мы так мило с ним поулыбались друг другу, — Маринка погладила себя пальцами по шее и загадочно посмотрела в пространство.
Я вздохнула. Все, Маринка потеряна на весь день. И это в лучшем случае.
— А как тебе боевая раскрасочка этой особы? — победно осматривая себя в зеркальце, спросила у меня Маринка, — вот, блин, творческая личность, да?
— Нестандартная, скажем так… — ответила я, пытаясь перевести разговор на Риту.
Маринка, посмотрев на входную дверь, словно сомневаясь, что Жанна Петровна удалилась, поспешила поделиться со мною своим мнением:
— Ее высокий стиль называется: налетай, не ленись, покупай живопись. Точно говорю: она художница. Причем из неудавшихся.
— Почему же неудавшихся? — засомневалась я. — Какой она живописец, не знаю, она только сказала, что закончила училище десять лет назад, но зато видела, какое у нее пальто?
— Закончить училище десять лет назад — это не значит быть художником с десятилетним стажем, — резонно заметила Маринка. — И кроме того, удачливые художницы не идут в менеджеры, — выдала она под конец. — Ее муж содержит, не иначе. Или любовник. Вот!
— Или оба, — закрыла я тему и, все-таки улучив момент, спросила:
— Рита не возвращалась?
Маринка удивленно взглянула на меня, словно я опять сморозила какую-то глупость, и рассеянно спросила:
— А разве она не совсем ушла? Хм, а я вся издергалась, почему она не попрощалась… Нет, но какая лапочка этот Антон Николаевич, — почти пропела Маринка, наклоняясь над кофеваркой.
Я подумала, что Маринка мне сейчас не собеседница, а нудная нервотрепательница, и пошла к выходу. Мне почему-то показалось, что Рита просто так исчезнуть не могла и, возможно, где-нибудь стоит и курит. В дверях я обернулась.
— Маринка, с костюмчиком поспеши, Жанна Петровна пригласила нас на презентацию. Сегодня в семь начало.
— Бли-ин! — Маринка жалостливо сморщилась и забарабанила пальцами по столу, — а костюмчик-то тю-тю! Я вчера домой не попала и, конечно же, ничего не сделала… Приспичило же этому Максу взрываться именно вчера!.. Да-да, — нахмурившись, проговорила Маринка, и в ее голосе послышалось нечто опасно-целеустремленное. — Но какая же лапочка — и рядом с такой жабой, прости, господи!
Я не смогла сдержать улыбку, услышав этот плавный переход с Макса на Антона.
Маринка задумчиво поморгала на меня затуманившимися глазками и вдруг сказала:
— Если ты меня отпустишь на час раньше, то до полдевятого я точно успею приготовиться к презентации.
Я не успела еще открыть рот, как Маринка досказала свою мысль до конца:
— К семи пусть всякие там журналюги и журналюшки прибегают, а мы с тобой, как дамы приличные, и придем прилично, к девяти.
И Маринка нагнулась над своим столом, засыпая кофе в кофеварку.
Сергей Иванович отвернулся от своего монитора и посмотрел на меня, а я — на него.
— У нашей Мариночки странное отношение к работе, вы не находите, Ольга Юрьевна? — спросил он меня.
Я откровенно почесала в затылке, не зная, что отвечать им обоим.
— А может быть, это у нас с вами оно странное? — наконец пробормотала я и вышла, оставив их разбираться без меня.
Риту я нигде не нашла и вернулась к себе в некоторой озадаченности. Мне было непонятно ее поведение.
Глава 5
Мы приехали на презентацию к половине девятого, и это я считаю еще большой удачей.
Маринка, как мне кажется, постаралась побить все свои рекорды по разгильдяйству, безалаберности и свинству. Сделала она это следующим образом.
Я отпустила ее с работы пораньше, как она меня и просила. Сама же я честно досидела до конца рабочего дня и, когда я подъехала к Маринке домой, оказалось, что она вся погружена в решение жутко сложной задачи.
Она как раз сегодня и, главное, сейчас решила сменить масть и стать темно-рыжей, как тициановские венецианки. Как будто нельзя было это сделать завтра. Или хотя бы вчера.
— С такой бедой на голове я больше ходить не могу, — заявила она мне, лежа на диване и страдальчески заломив брови, — мне кажется, что я становлюсь похожей на Жанну Петровну. О страсть как нужном костюмчике не было сказано ничего, а когда я робко о нем напомнила, то оказалось, что это уже неважно и не в костюмах скромное девичье счастье. Вот так, не больше и не меньше. Я, разумеется, начала возмущаться. Маринка лениво оправдывалась, а когда наконец стукнуло семь, вам сказать, что она сделала?
Правильно: она все-таки пошла в ванную менять масть!
Получившийся окрас показался ей неэстетичным и пошлым, потом она с ним примирялась и привыкала к нему… Короче говоря, когда мы вышли от нее, я уже была в состоянии, весьма близком к приступу бешенства, а настроение Маринки стало очень быстро улучшаться: она же шла на тусовку к богеме!
Про Антона Николаевича ни я, ни она за все это время не сказали ни слова, но это ничего не значило: образ мужчины в черном пальто, не скажу про себя, а у Маринки точно стоял перед глазами. Это читалось по ее затуманившемуся взору. По ее словам тоже, потому что она к месту и не к месту вспоминала про Жанну Петровну.
Если верить народным приметам, то несчастной мадам Сойкиной икалось без перерыва с половины седьмого до восьми часов. Я ей не завидовала.
Вот и появись после этого в приличном обществе с приличным спутником. Так ведь и помереть можно, не догадываясь о причине.
Когда мы подъехали на такси к выставочному залу «Арт-галереи», я уже настолько завелась от Маринкиных фокусов, что была совершенно не в настроении выходить в люди. Впору было разворачиваться и разъезжаться по домам. Самое интересное, что буквально перед входом в «Арт-галерею» Маринку обуял приступ нерешительности.
— Ты честно говоришь, что хорошо? — в сто пятнадцатый раз спросила она меня, и я в ответ только кивнула ей, потому что разговаривать уже не хотелось.
Около «Арт-галереи» охраны не было. Двое курящих мальчиков охраной не считались, потому что один из них что-то, заикаясь, объяснял другому, а другой или уже спал стоя, или очень хорошо это имитировал.
Мы с Марашкой переглянулись и спокойно прошли мимо них, причем я даже не посчитала нужным найти в сумке наши пригласительные
Билеты.
Основное помещение выставочного зала встретило нар полумраком и нестройным гулом десятков голосов. Клиенты уже явно напрезентовались и сейчас, разбившись на группы, обсуждали какие-то свои проблемы, позабыв о цели мероприятия. Трудно было определить на глаз размеры незнакомого помещения, да еще в полумраке, но мне показалось, что приблизительно пятьдесят квадратных метров тут будет.
Обойдя одну пылко целующуюся пару, я подумала, что кто-то пришел сюда не только за живописными впечатлениями, но что же теперь тут делать нам с Маринкой?
— Боже мой, — прошептала Маринка, — и это презентация?! А что же тогда называется домом свиданий?
— Нас честно предупредили, что будет интересно, — напомнила я ей и внимательно осмотрелась по сторонам.
По стенам зала висели картины, направленно освещаемые маленькими светильниками, свет от которых дальше полотен и не шел.
Высокие окна зала, начинающиеся прямо от пола, были прикрыты темными шторами, и их крупные складки только усиливали впечатление странной интимности, которая чувствовалась на этой выставке.
Атмосфера была действительно, как и обещала Жанна Петровна, без формалистики. Все происходящее сильно напоминало разгар приятельской вечеринки, и картины здесь смотрелись только изысканным антуражем.
Мы с Маринкой двумя тополями на Плющихе встали невдалеке от входной двери, и не знаю, как она, а я себя почувствовала здесь лишней и никому не нужной. Кстати, в полумраке никто и не заметил, даже если бы захотел, новый колер на Маринкиной голове.
Каюсь, когда я это подумала, что настроение у меня слегка улучшилось.
