Светлана Алешина - Любопытство не порок
Я решила прекратить бесконечный поток словесного недержания, обрушенный на меня Диваном, и постаралась четко сформулировать конкретный вопрос. Так как Диван скорее всего от Спиридонова был в курсе всех подробностей пропажи картины, то я хотела бы узнать то, что было непонятно мне самой.
— Борис Иванович, — с легким, но ощутимым напором начала я, — Николай Игнатьевич сказал мне, что предстоящая выставка частных коллекций кажется ему какой-то странной. Что вы можете мне сказать про это?
Диванов вытаращил глаза. Он был так удивлен моими словами, что у него из приоткрытого рта потекла слюна, а он даже не заметил этого.
— Он так сказал?! — переспросил Диванов. — Как странно, а что он сказал еще?
— Да в общем-то это и все, — я пожала плечами, старательно отводя взгляд от его подбородка.
Диванов, наконец, спохватился и вытерся тыльной стороной ладони.
— Я понял, — сказал он, — я понял. Выставку частных коллекций Коля рассматривал как чисто… — Диванов помолчал, подыскивая подходящее слово, — ..как чисто меркантильное мероприятие. Он скорее всего имел в виду, что был против организации последующих аукционов, потому что ему казалось, что это ведет к утечке культурных ценностей из России… А что конкретно он говорил про эту выставку?
Я пожала плечами:
— Это все.., больше ничего не могу вспомнить…
Диванов достал из кармана пальто часы с потрепанным ремешком и посмотрел на циферблат.
— Так, время еще есть, — сказал он мне, — в моем только возрасте начинаешь понимать, что нужно жить по часам, в режиме. Вот вы делаете по утрам зарядку, или муж над вами смеется?
— Я не замужем, — ответила я, начиная уже бесконечно скучать от этой встречи и разговора, — и обливаюсь по утрам холодной водой.
— Что вы! Это безусловно вредно! — вскричал Диванов. — Вы раскачиваете свой организм и в результате чувствительно ослабляется его иммунитет. Я вам скажу, как нужно правильно жить и радоваться жизни. — Голос Дивана стал торжественным, он поднял указательный палец вверх и провозгласил:
— Клизма!
… Я отстрадала еще с пятнадцать минут, потом наконец-то этот нестерпимый Диванов ушел, в последний раз обернувшись перед дверью и посоветовав мне больше есть растительной пищи для улучшения цвета лица.
Когда дверь за ним закрылась, я быстро достала пачку сигарет и закурила. От таких развлечений с утра пораньше я только завожусь еще сильнее.
Продолжая курить, я развернула газету — должен же главный редактор читать свою газету — и увидела большую статью на половину полосы про сегодняшний вернисаж частных коллекций в «Арт-галерее».
Открылась дверь кабинета. Я вздрогнула, но это зашла Маринка с подносом. На подносе, гордо вытянув шею, стоял кофейник, обязательной свитой около него расположились две чашки, сахарница и блюдце с печеньем.
Маринке было не до Дивана, она все переживала свою словесную битву с нахалами.
— Директор картинной галереи вовсе не хам, он просто дурак, кретинос вульгарис, — с порога заявила Маринка, проходя в кабинет и отработанным движением ноги лихо закрывая за собою дверь. — Он, убогий, едва не расплакался мне в трубочку, все просил рассказать, кто же это из его тайных недоброжелателей придумал ему подкинуть такую подлянку! Представляешь?!
Я пожала плечами: а чему же тут удивляться? Человек умер, не выдержав несправедливости, а его начальство думает только о своей любимой заднице, удобно сидящей в руководящем кресле.
— А еще звонил твой Резовский Ефим Григорьевич, — продолжала Маринка, расставляя чашки на кофейном столике, но не забывая при этом хитро коситься на меня. — Просил напомнить тебе, что он классный адвокат и отзывчивый человек. Так я напоминаю.
— Я поняла, спасибо, — ответила я.
Фима Резовский был моим старинным приятелем. Таким старинным, что, кроме приятельства, между нами больше и представить ничего нельзя было. Он работал адвокатом в конторе своего папы, тоже адвоката, и иногда помогал мне в трудные моменты моей журналистской карьеры.
— Шут его знает, — сказала я, вставая с кресла, — может быть, и действительно мне Фима понадобится. Из прокуратуры больше не звонили?
— Нет пока. Видно, формулируют наш состав преступления, — ответила Маринка, садясь за столик.
— Типун тебе на язык, — пожелала я, присаживаясь напротив нее, — не вижу, за что нас можно притянуть в этом ужасном деле…
— Спиридонов, царство ему небесное, прямо написал, что воруют, а наши распрекрасные органы ищут не украденное, а крайних.
— В народе крепко мнение, что такой метод — наша славная традиция, — сказала я.
— А похоже на правду, — согласилась Маринка, и мы начали пить кофе.
Мы успели выпить по одной чашечке, как дверь отворилась, и в кабинет зашел Ромка.
— Ольга Юрьевна, — доложил он, — к вам пришли. Посетители.
* * *— Толпа бугаев в камуфляже, с автоматами и в черных масках? — спросила Маринка, поспешно дожевывая печенье над тарелкой.
— Не-а. Девушка. Одна. Красивая. Высокая, — делая заметные паузы между словами, сказал Ромка.
Маринка тихо захихикала и стала быстро собирать посуду на поднос.
— Ни кофе попить, ни печенья погрызть, — шутливо простонала она, — работайте, Ольга Юрьевна, и не отвлекайтесь.
Я медленно встала:
— Как ты верно заметил, Ромочка, — согласилась я, — высокий рост — одно из слагаемых красоты.
— Зело лепо глаголишь, отрок, — неожиданно выдала фразочку Маринка, видно, вспомнив, что она лингвист, и затем добавила на более понятном языке:
— Придержите дверь, вьюноша, единственной местной красавице нужно срочно поднос вынести.
— Лишнее говоришь, — строго заметила я Маринке.
Она гордо взглянула на меня:
— Да ладно уж, не волнуйся, ты тоже ничего.
Мы дружно рассмеялись.
Я вернулась за стол и только успела сесть за него, как дверь отворилась снова и в кабинет вошла моя вчерашняя знакомая по имени Рита.
Глава 4
— Привет! — воскликнула Рита, проходя в кабинет, громко постукивая каблуками своих ботфортов. — Теперь я вижу, что попала куданадо. Это твой кабинет, да? Классно устроилась, Оля!
— Здравствуй, Рита, — сказала я, — присаживайся.
— Спасибо на добром слове, — Рита приветственно махнула рукой и села на краешек стула, — хотя, как любил говорить Макс: лучше не садиться, чтобы не засиживаться. Была у него такая присказка и при этом он любил плавно так помахивать растопыренными пальцами… Представляешь, от моего драгоценного Макса только одни пальчики-то и остались… Это те, которые на руле лежали.
Честно говоря, я представила, и мне стало немного нехорошо. Кашлянув, я пододвинула к своей гостье пепельницу и, чтобы поддержать разговор, спросила:
— Большой заряд был?
— Как мне сказали — полкило. Не знаю, много это или мало. Наверное, немного, потому что меня не задело. Но от его машинешки ничего не осталось. Только руль и горсть металлолома. Да ты сама, впрочем, видела.
Рита достала из сумочки пачку «Винстона» и закурила.
— Ты на меня так не смотри, — вдруг сказала она, — не могу тебе сказать всего, но если бы знала, какой гнидой был этот Макс, ты бы за меня порадовалась, что я наконец от него освободилась… Правда, теперь придется мне кататься на «копейке», а не на «Ауди»… Ну и хрен с ним.
Я пожала плечами и тоже закурила. Поведение Риты меня еще вчера озадачило, а сегодня, несмотря на ее пояснение, неприятное ощущение все равно не проходило.
* * *— Я, собственно, зашла по делу. Хочу спросить одну вещь, — сказала Рита.
— Да-да, ты вчера мне уже говорила, — вспомнила я, — написала статью?
— Еще лучше. Я передумала, — усмехнулась она. — Теперь я собираюсь опубликовать у вас маленькое объявление. Возьмешь?
— Опять же, смотря какое, — сказала я, немного удивленная ее непостоянством. — Если на тему: продаю сенсации, то вряд ли это пройдет, говорю сразу.
Рита в ответ криво усмехнулась и с прищуром посмотрела на меня.
— Мне казалось, что все кончилось, — негромко сказала она, — но теперь я, к сожалению, думаю по-другому… Короче говоря, у меня есть основания подозревать, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Вот я и хочу дать объявление приблизительно с таким текстом: если что-то случится, то в компетентные органы сразу же пойдет информация. Такое возможно?
Я покачала головой.
— Если дело обстоит именно так, как ты говоришь, — ответила я ей, — то самым лучшим для тебя будет обратиться напрямую в милицию. И кстати, это самое простое и надежное. Напишешь заявление, можешь в нем даже дать список всех, кого подозреваешь в умыслах против себя. Это самый верный метод, Рита, поверь мне, — добавила я.
— Верю, только сделать я этого не могу, — ответила Рита. — Я так понимаю, что печатать мое объявление ты не будешь, правильно?
