Игорь Христофоров - Смертельное шоу
Роберт. -- То есть, извиняюсь, группа "Мышьяк" пьет только коньяк!
-- Садитесь, волки, -- предложил Андрей. -- А то хлеб стынет...
Падай сюда, -- показал он Саньке на один из стульев.
-- Спасибо, но я в долю не вхожу. Я могу сгонять еще за выпивкой, чтоб...
-- Еще сгоняешь.
Теплая ладонь Андрея легла ему на плечо, и Санька сразу успокоился. От ладони пролилось вовнутрь что-то отеческое, хотя Андрей если и был старше его, то года на три, не больше.
-- Семга -- твоя? -- разливая коньяк, поинтересовался Роберт.
-- А что, не видно разве? -- ответил за Андрея Игорек. -- В магазине -- размазня. А у него плотненькая, вкусненькая...
-- Сам делал? -- не сдержал удивления Санька.
-- А чего тут такого! Купил филе, лучше всего -- серединочку, то есть часть, что ни к голове, ни к хвосту не примыкает, две столовые ложки соли да ложку сахара смешал, тщательно этой смесью обмазал, в плотную ткань типа как наволочка завернул -- и в холодильник. Через сутки готово!
Андрей, закончив рассказ, положил Саньке на кусок батона сразу два ломтя семги и первым поднял пластиковый стакан с коньяком.
-- Поехали, волки! Помянем Вовку...
-- Э-э, так не пойдет! -- не согласился Роберт. -- Это третий тост. А сейчас надо за знакомство выпить. Ты же к нам на постоянку прописываешься? -- повернулся он к Саньке.
-- Не знаю.
-- А я знаю!
-- Опять первоапрельская шутка? -- огрызнулся Андрей.
-- Да ну тебя!
Роберт первым выпил свою долю. За ним молча последовали остальные. Никаких тостов о знакомстве так и не последовало. Санька не без напряжения выглотал стакан жгучей светло-коричневой жидкости. Он давно не пил, и коньячные градусы, словно почувствовав это, как-то резко, кувалдой со всего размаху ударили Саньку по голове. Она обиженно загудела и вдруг стала совсем пустой. Коньяк выпотрошил ее и пошел огнем разливаться по телу.
-- Ты рубай, не стесняйся, -- толкнул его в бок Андрей. -- У нас все по-простому. Каждый вечер по очереди кто-то один готовит стол. Коньяк -обязательное условие. Остальное -- по фантазии. А если тебя наша хаза удивила, то плюнь. Мы с первого дня решили на мебеля не тратиться. Копим на квартиры. Чтоб сразу купить. У нас же только Вовка москвичом был, а мы все, считай, лимитчики...
-- Не оскорбляй, Андрюха! -- громко отрыгнул Роберт. -- Мы -- не лимитчики. Мы в раскрутке. Когда-то и "Битлы" фуфлом были. А потом -б-бац! -- и всемирная слава!
-- Им все равно легче было, -- вяло не согласился Виталий. -- У них от рождения английская прописка была...
-- Нет у капиталистов прописки! -- гаркнул Роберт.
-- Чего вы кипятитесь? -- удивился Андрей. -- Одни мы, что ли, без
квартир к Олимпу пробиваемся? А у кого они в Москве были-то?..
-- У Пугачевой, -- вставил уже почти уснувший за столом Виталий.
-- У Киркорова, у... у...
-- Ну, еще у кого?
-- У Леонтьева...
-- А вот и ни фига! -- поддержал Андрея Роберт. -- Леонтьев тоже из приезжих. А сколько еще? -- Он вскинул над бутылками руку и стал загибать пальцы: -- Малинин -- раз, Николаев -- два, Королева -- три, Свиридова -четыре, "Академия" -- пять...
-- И сразу шесть! -- поправил Игорек. -- Их двое.
-- А разве не трое?
-- Да иди ты!
-- Все, поехали по второй! -- прервал ссору Андрей. -- Мы еще до полуночи пару темок прогоним...
-- Опять соседи будут по трубам молотить, -- напомнил Виталий.
-- Пусть привыкают! -- погрозил полу кулаком Роберт. -- Потом, козлы, всем хвастаться будут, что по соседству со звездами жили...
После второго стакана разговоров уже было меньше. Второй стакан почему-то напомнил о еде, и дары супермаркетов стали быстро исчезать со стола. Саньке это действо показалось таянием снега под весенними лучами солнца, и когда он взял на пробу крабовую палочку, взял потому, что никогда не видел прямоугольных крабов, она холодком кольнула пальцы.
Хвост черных волос на затылке Андрея, торчащий по-конскому задорно, уже перестал удивлять Саньку. Как и странные ботинки Роберта с металлическими носами и металлическими же задниками с острыми кавалерийскими шпорами. Даже сонливость Виталия и едкая рыжина Игорька были уже родными и до боли знакомыми. Саньке захотелось их всех по очереди расцеловать, но накатило время третьего тоста, и враз помрачневший Андрей встал над столом с полным стаканом.
-- Наверное, живи Вовка с нами, тут, ничего бы с ним не случилось, -сдавленно произнес он. -- А так вот уже ровно полгода...
-- Неужели полгода? -- удивился Роберт.
-- Точ-чно! День в день! -- кивнул криво, по-пьяному Игорек.
-- Без тебя мы, Вовка, шурудим по тухлым дискотекам, гоняем твои "фанеры", но это все не то, -- продолжил Андрей. -- Если можешь, прости, что мы не спасли тебя от убийц...
-- С чего ты придумал убийц? -- вскинул глаза от желтого сыра Роберт. -- Он же того... сам...
-- Нет, не сам.
-- Ты что, чего знаешь?
-- Догадываюсь...
Тишина придавила стол. Тишина вошла в каждого из пяти сидящих, но вошла по-разному: Андрей стал еще мрачнее, и его черная борода смотрелась бородой жуткого восточного мудреца, способного видеть то, что никогда не увидят простые смертные, Роберт тупо смотрел на золотую этикетку "Мартеля", Игорек беззвучно шевелил губками, а Виталий все-таки сумел приподнять пудовые веки. И только Санька не знал, что нужно чувствовать, потому что ни разу не видел их бывшего солиста живым. Он просто сидел и ждал, кто первым прогонит тишину.
-- Лажа это, -- уверенно сказал полупустой бутылке коньяка Роберт. -Наркота наш Вовка был. Ширялся не хуже солиста из "Нирваны". Тот копыта отбросил, и Вова...
-- Ты что против Вовки имеешь?! -- сгреб его, наклонившись, за грудки Андрей. -- Ты... ты...
Пластиковый стакан под его пальцами сплющился, и коричневая жидкость толчками вылилась Роберту на грудь. Он ужаленно вскочил, но сделал только хуже себе. Остатки коньяка плеснули ему снизу по лицу, ожгли левый глаз.
-- У-у!.. Вот идиот! Ты меня глаза лишил! -- ударил он снизу по рукам Андрея.
Ударил -- и сразу освободил себя от тисков. Санька посмотрел на мощные пальцы Роберта, похожие скорее на пальцы автослесаря, чем гитариста, и тут же Санькина ладонь вспомнила вялое ощущение рукопожатия Андрея в приемной Золотовского.
-- Ладно. Извини, -- сразу как-то обмяк бородач, швырнул треснувший стаканчик в угол кухни, к мусорному ведру, и налил себе до краев новый. -За Вовку, царство ему небесное...
Через полчаса, после еще трех тостов, коньяк закончился. За это время он успел победить Виталия. Ему притащили из хозшкафа в прихожей тоненький матрас напару с плотным синим комком, по сравнению с которым подушка в колонии общего режима смотрелась бы деталью королевской постели, уложили в маленькой комнате прямо на пол, и Виталий заснул, даже во сне смешно вытанцовывая пальцами по животу. Наверное, живот у него был электроклавесином, и он выжимал из него музыку быстрым перебором пальцев по ребрам-клавишам.
У Саньки в глазах бушевал жестокий шторм, но он все еще крепился, и, когда Андрей спросил: "Еще будешь?" -- он кивнул, но, когда возвращал голову назад, в исходное, штормяга вскинул ее на такой высокий вал, что он чуть не слетел со стула.
-- Та-а... да ж-ждите! -- отмашкой руки над столом отрезал сомнения Андрей и пролетел мимо Санькиного лица черным кустищем своих волос.
Он сгреб со спинки стула, на котором сидел, кожаную куртку, и торопливо, почти не качаясь, вышел из квартиры.
Саньке сразу стало одиноко. Роберт с Игорьком завели дурацкий разговор о каком-то нью-эйдже и о том, приживется он или нет, и ощущение собственной никчемности, приниженности стало еще заметнее. Он мог избавиться от него, только покинув двух спорщиков. Сунув в рот соленый ломтик сыра, Санька встал, покачнулся, но все-таки не упал. Шторм становился чуть тише, и от этого он почувствовал что-то похожее на радость. А может, этим вставанием он уже отделился от спорщиков и немного избавился от никчемности?
-- Я -- вниз... За... за Андреем, -- пробормотал он.
-- Он у киоска на закруглении, -- неожиданно посоветовал Роберт. -- Мы там всегда берем. У конечной остановки троллейбуса...
-- По...понятно, -- удивился трезвости Роберта Санька, с трудом натянул на себя куртку с утяжеленным плеером карманом и пошел вниз.
Троллейбусную остановку-закругление он увидел сразу. На ней было пустынно, и только один маленький оранжевый автобусик, у маршрута которого здесь тоже, видимо, была конечная остановка, печально стоял у тротуара. Над ним, на холме, светился желтыми окнами домик диспетчерской.
Визг тормозов и лязгание железа оторвали Саньку от разглядывания диспетчерской, где-то рядом с которой должны были стоять коммерческие киоски. Он отшатнулся от наплывшего на него стеной троллейбуса и еле расслышал голос. Он звучал будто бы изнутри Саньки.
-- Пры-ыгай! Пры-ыгай!
Глаза вскинулись к распахнутой передней двери троллейбуса и нашли за нею что-то очень знакомое: большое, волосатое, лысое.
-- Андр-рей, эт...то т-ты?
