Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
— Плохое настроение у нее было? — спросил Антон.
— Не сказал бы… Наверное, осторожничала — знакомство-то наше было, как говорится, шапочное.
— И Холодова весь вечер с вами просидела?
— Думаешь, скучала? Со мной, шеф, женщины никогда не скучают.
— Ну а как после ресторана?..
— После ресторана факир был пьян, и фокус не удался. С Саней я по-джентльменски распрощался у подъезда Юриного дома. Только на Вокзальную магистраль выплыл, дружинники, чтоб им не опохмелиться, подвернулись…
— Где предыдущие две ночи провели?
Щелчком отбросив в реку окурок, Овчинников с прищуром посмотрел Антону в глаза:
— Есть у меня подружка — пальчики оближешь! Юрик Деменский даже прозвал ее Афродитой. Богиня красоты… — Овчинников захохотал, но быстро посерьезнел. — Чую, шеф, не устраивает тебя мой юмор. Буду конкретным. С вытрезвителем я расплатился по тарифу, в Раздумье катался отдыхать. Ничего там не натворил и поджигать Обское море теми спичками, что остались у Деменского, не собирался. Что уголовному розыску от меня надо?
— С Холодовой случилась неприятность.
— Какая?
— Серьезная.
Левая щека Овчинникова нервно дернулась:
— А я при чем?
— Обстоятельства складываются так, что вы последний из тех, кто видел Холодову до происшествия.
— Шеф, двадцать первого я не был в Новосибирске! Говорю, утром отчалил в Раздумье.
— Кто может это подтвердить?
На какую-то секунду Овчинников замялся:
— Подружка подтвердит, которая на Афродиту похожа.
— Кто она и где работает?
— Фрося Звонкова, работает в продуктовом магазине у остановки «Сухой Лог».
«Вот откуда балабановские спички!» — подумал Антон и, глядя Овчинникову в глаза, спросил:
— Вы в квартире Деменского выпивали?
— Так это до Холодовой, был грех. Не отрицаю, принимал водочку со знакомыми девушками.
— А кто коньяк с Холодовой на кухне пил?
— Какой коньяк? — удивился Овчинников.
— Армянский, пять звездочек.
— Да я что, дурак, такие деньги на ветер выбрасывать? Это ж почти две бутылки «Столичной»! Нет, шеф, это не моя система.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что в ресторане Холодова была с черной лакированной сумкой, где лежали паспорт и «куча» денег. Саня даже хотела расплатиться за всю компанию, но Овчинников «по-джентльменским соображениям» заплатил сам.
«При осмотре квартиры Деменского этой сумки не обнаружено», — отметил про себя Бирюков и поинтересовался у Овчинникова, куда сумка могла деться. Тот ничего вразумительного не сказал. На вопрос о Степнадзе ответил, что знает Реваза Давидовича давно, еще когда учился в школе, но особых отношений со стариком не поддерживает.
Разговаривая, Овчинников то и дело мучительно морщил лоб, вроде бы вспоминал что-то очень важное. Вдруг, хлопнув себя по голой коленке, он воскликнул:
— Шеф! Я оставил у Юрика спички.
— Когда?
— Перед тем как с Саней идти в «Орбиту». Помню, в ресторане прикурить нечем было, пришлось стрелять.
«Один — ноль не в мою пользу», — мысленно сказал Антон и опять спросил:
— Холодова не упоминала о Степнадзе?
— Нет, кажется… Вот телеграмма Деменскому от Реваза приходила. За два дня до появления Холодовой. Я как раз кранами занимался, когда ее принесли. Помню, на стол в комнате положил.
— На тот, где гладиолусы стояли?
— Какие гладиолусы?.. Не было у Юрика в квартире гладиолусов. — Овчинников оттопырил нижнюю губу, нахмурился. — Слушай, шеф… Гладиолусы обожает Реваз. Не он ли был двадцать первого с Холодовой, а?.. Степнадзе — шустрый старик по женской части…
— Зачем Холодова прилетела в Новосибирск, не знаете?
Овчинников посмотрел на Бирюкова как на несмышленого ребенка:
— Ясное дело, зачем жены к мужьям прилетают.
— Деменский с Холодовой ведь разведен.
— Саня говорила, что снова свестись надумали.
— Вы с Деменским давно знакомы?
— С той поры, как Юрик поселился в квартире нашего домоуправления. Башковитый мужик! Изобретатель! Не пойму, зачем ему понадобилась затея со вторым институтом?..
— Анатолий Николаевич, — перебил Антон, — что это Люся Пряжкина ваше имя на джинсах рекламирует?
— Ума у Люси нет… Хочешь подробности о ней узнать, зайди в инспекцию по делам несовершеннолетних при шестом отделении милиции. Люсю там до сих пор, наверное, помнят.
— Понятно. У меня к вам просьба: постарайтесь в ближайшие дни далеко не отлучаться из Новосибирска. Возможно, понадобитесь нам в качестве свидетеля.
— Да ты что, шеф… Какой я свидетель?!
— Очень нужный.
Бирюков попрощался. Овчинников долго смотрел ему вслед, как будто осмысливал только что состоявшийся разговор. Затем нервно закурил, посмотрел на опустевший спичечный коробок Балабановской экспериментальной фабрики и со злостью выбросил его далеко в реку.
Глава 8
Каждый раз, когда при раскрытии преступления приходилось сталкиваться с выяснением интимных человеческих отношений, Антон Бирюков испытывал неприятное чувство. То это была брезгливость от нечистоплотности откровенных подонков, то неловкость оттого, что в силу служебного положения стал невольным свидетелем сокровенной тайны в общем-то порядочных людей.
Овчинников производил двоякое впечатление. С одной стороны, это был рубаха-парень, узнать правду у которого не составляло большого труда, с другой — амурные похождения и постоянные выпивки Анатолия Николаевича, судя по всему, были так густо переплетены, что он, наверное, и сам не мог разобраться, где говорит правду, а где сочиняет. Чтобы уменьшить круг подозреваемых, Антон решил, не откладывая в долгий ящик, точно установить, когда Овчинников уехал в Раздумье. Если он действительно «отчалил на своем корвете от берегов Новосибирска» утром 21 августа, то у него появлялось алиби и причастность к происшествию с Холодовой могла быть лишь косвенной. Подтвердить время отъезда, по словам Анатолия Николаевича, могла не известная еще для Антона «Афродита». Поэтому, едва заявившись в свой кабинет, Бирюков отыскал в телефонном справочнике интересующий его магазин и тут же набрал номер. Ответил усталый женский голос.
— Скажите, Фрося Звонкова у вас работает? — спросил Антон.
— Боже мой, — вздохнула женщина. — Только что русским языком сказала: отдыхает Фрося сегодня, звоните домой.
Бирюков насторожился:
— Вы ничего мне не говорили. Я первый раз вам звоню.
Женщина чуть помолчала:
— Простите, видно, голос перепутала. Минуту назад какой-то мужчина Фросю спрашивал.
— У нее есть телефон на квартире?
— Да, — женщина назвала номер.
— Спасибо, — сказал Антон, положил трубку и принялся торопливо листать телефонный справочник.
Звонкова Е. Ф. жила на улице Петухова. Бирюков срочно заказал служебную машину. Он еще не мог толком объяснить, чем насторожил его опередивший всего на одну минуту телефонный звонок в магазин, но что-то в этом показалось подозрительным.
Дом, в котором жила Звонкова, находился в самом начале улицы. Антон быстро отыскал нужный подъезд и, поглядывая на пронумерованные двери, стал подниматься по лестнице. Между третьим и четвертым этажами навстречу попалась нарядно одетая, примерно двадцатипятилетняя женщина с удивительно правильными чертами лица.
— Вы Фрося Звонкова? — почти интуитивно спросил Антон.
Женщина удивленно остановилась, поправила на плече ремень от импортной дамской сумочки и тихо ответила:
— Да. А что такое?
— Нужно с вами поговорить.
— Извините, спешу.
Бирюков показал удостоверение. Фрося растерянно моргнула.
— Слушаю вас.
— Место не совсем подходящее для серьезного разговора, — сказал Антон.
— Надо ехать в милицию?
— Нет, зачем же. Можно пройти к вам в квартиру.
Фрося несколько секунд поколебалась и молча пошла вверх по лестнице. На четвертом этаже, как показалось Антону, она намеренно долго открывала ключом дверь. Наконец предложила:
— Проходите.
Антон вошел в чистенькую однокомнатную квартирку. Заметив настороженность хозяйки, сразу спросил:
— Скажите, Фрося, вы знаете Анатолия Николаевича Овчинникова?
Звонкова едва приметно покосилась на телефон, стоящий на тумбочке у большого трюмо.
— Знаю, — почти шепотом ответила она.
— Когда вы последний раз с ним виделись?
— Два дня назад.
— Точнее вспомните.
— Точнее… Двадцать первого августа, утром, когда Анатолий на своей моторке в Раздумье поехал.
— До этого Овчинников у вас ночевал?
Лицо Звонковой стыдливо покраснело:
— Две ночи.
— А в ночь с двадцатого на двадцать первое?
