Фридрих Незнанский - Прощай генерал… прости!
Но военная публика была интересна Александру Борисовичу лишь в том плане, что она худо-бедно, однако все же помогла ему составить в воображении контуры образа бывшего генерала. Своего рода фоторобот, близко похожий на искомого человека, портретное сходство с которым ты в своем сознании подменяешь основными, чаще всего противоречивыми чертами данного конкретного характера. И, уже исходя из них, пытаешься понять логику поступков названного человека.
Александр Борисович не знал еще, почему именно от этой «печки» он решил «танцевать», но чисто интуитивно полагал, что причины всех следствий, тем более трагических и особенно когда речь идет о людях неординарных и, опять-таки, противоречивых, они, эти причины, как правило, упрятаны глубоко в прошлом каждого из них. Иначе говоря и перефразируя известную поговорку, что, кстати, обожает делать дочка Нинка, «ищи, папуля, где собачка порылась!» Ох уж эта подрастающая молодежь! А впрочем, даже степенные англичане имеют на этот счет давно утвердившееся мнение, будто в шкафу у каждого почти наверняка спрятан некий скелет. Стоит лишь приоткрыть тайную дверцу того шкафа.
Ну хорошо, это — военные.
Так уж получилось, что Турецкому пришлось не столько сидеть за столом, выслушивая речь очередного оратора, отмечавшего высокие заслуги усопшего, сколько выстаивать в «курилке», изображая неподдельный интерес к тому, в чем его убеждал очередной обладатель широких погон, лично, близко и давно знавший покойного генерала. Они подходили сами, словно соблюдая при этом определенную, им одним ведомую очередь, а в их взорах читалось единственное искреннее желание всемерно помочь следствию, хотя… что говорить?.. дело-то, в общем, ясное. Но, может быть, а вдруг?.. И очередной генерал приглашал Александра Борисовича выйти и покурить. Потом Турецкий, вежливо благодаря, возвращался к столу, чтобы пять минут спустя снова удалиться в «курилку». Да когда ж наконец все это кончится, черт побери?! Ловя ироничный взгляд Реймана, Александр Борисович незаметно ему подмигивал и безнадежно вздыхал.
Вообще-то он теперь с большим бы удовольствием поменял военных «собеседников» на штатских. Но те почему-то не спешили делиться с «важняком» своими соображениями, которых у них наверняка тоже было предостаточно. Значит, были на то свои причины…
А в самом конце поминального вечера, когда явственно подступал уже момент традиционного превращения тризны в некий фарс, ну, в том смысле, что, мол, «пора и запеть, и что-то не слышится смеха», над сидящим Александром Борисовичем склонился еще незнакомый ему, относительно молодой мужчина в форме генерала гражданской авиации. Широкие золотые галуны на погонах, синие лампасы и все такое прочее.
— Могу ли я, Александр Борисович, попросить вас буквально на два слова? — вежливо спросил он и протянул руку: — Нефедов Сергей Сергеевич, начальник Восточно-Сибирского регионального управления воздушным транспортом.
Турецкий посмотрел на пустое место своего молчаливого соседа, который тихо смылся полчаса назад да так больше в застолье и не появился, и, отодвинув стул, пригласил Нефедова садиться.
— Может, перекурим? — предложил летчик.
— Благодарю! — натужно усмехнулся Турецкий и провел ребром ладони по горлу. — Вот так уже!
— Я вас понимаю, — с улыбкой кивнул Нефедов. — Мне, собственно, всего два слова. Я вижу, вас тут успели взять в оборот. Но у меня нет такой цели, я спросить хочу…
— Валяйте, — устало разрешил Турецкий.
— Мне доложили, что вам поручено расследование…
— Так точно, — кивнул Турецкий.
— И, надо полагать, по этой причине вы наверняка прилетите к нам? Или… у вас другие планы?
— Это в каком же смысле? — удивился Турецкий.
— Ну… — замялся генерал. — Может, сюда, в Москву, станете людей вызывать?.. Во избежание определенного давления, обычного, так сказать, на местах…
Вы ж в курсе, что в регионах и своя власть, и свои обычаи, подходы, и свои кланы, и… остальное прочее.
— Сергей Сергеевич, я похож на идиота?
— Помилуй бог! — смутился тот.
— Тогда подскажите, что вы имеете в виду под «прочим»?
— Да хоть бы и та же круговая порука. Впрочем, ваша реакция подсказывает мне, что вы — человек решительных действий. Это вселяет надежду…
— На что, простите?
— На объективное расследование. Так вот, если позволите… Я не снимаю ни со своего управления, ни с экипажа вертолета, несмотря ни на какие имеющиеся оправдательные причины, вины в происшедшей трагедии. Это — раз. Я уже заявлял об этом и просто повторяю для вас, Александр Борисович. Можете считать это моим официальным признанием. Да, восемьдесят процентов вины — на экипаже, на наших службах и так далее.
— Восемьдесят? А остальные двадцать? Или это вы фигурально выразились?..
Нефедов посмотрел в глаза Турецкому, даже рот открыл, чтобы, казалось, возразить, но промолчал и, отведя взгляд, заметил:
— А вот эти двадцать и являются для меня самого полнейшей загадкой. Хотя… Нет, пожалуй, этого я вам пока не скажу. Но уж в чем я стопроцентно уверен, в экипаже самоубийц не было. Может быть, стечение обстоятельств. Даже скорее всего так. Но я чувствую ваш вопрос: «Какого черта этот чиновник от гражданской авиации морочит мне голову на поминках?» Отвечаю. Завтра наши земляки отбывают домой. Не все, но большинство. Остальные — по необходимости. Я лечу послезавтра и готов предложить вам свою компанию. Впрочем, выбор за вами.
— А знаете, Сергей Сергеевич, я, скорее всего, с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением. Кстати, вы с Игорем Иосифовичем Рейманом знакомы?
Нефедов сперва неопределенно пожал плечами, но затем кивнул: да. Но, видно было, радости при этом не испытал. Будто между ними в свое время пробежала черная кошка. А может, и в самом деле пробежала?
— А если я его уговорю полететь с нами, вы возражать не будете? Или я слишком много беру на себя?
Нефедов снова подумал и сказал:
— Да поступайте как знаете. Если это вам поможет, какие сомнения?
— Значит, все-таки есть, — с усмешкой констатировал Турецкий. — Все те же двадцать процентов?
— Вы поразительно догадливы, Александр Борисович, — вздохнул Нефедов, достал из кармана кителя свою визитку и авторучкой написал на ней номер телефона, протянул Турецкому. — Вот здесь вы можете меня найти. Либо — мобильный, он указан выше. К вашим услугам, Александр Борисович.
Нефедов хотел уже подняться, но Турецкий придержал его за рукав:
— Не хотите подсказать напоследок, почему это все они очень дружно, а главное практически без промедления, назвали виноватых? Обычно, я знаю, всякого рода причастные к делу комиссии и в подобных случаях, да и вообще, не любят торопиться с окончательными выводами, не так?
— Абсолютно так. Но только мне представляется, что наш случай — особый.
— Или, рассмотрим данные выводы как возможность… ну, скажем, например, беспроигрышного списания неких долгов? Чтоб потом уже никогда не возвращаться к проблеме? Я говорю условно, вы понимаете?
Нефедов, глядевший в стол перед собой, скосил глаза на Турецкого, улыбнулся краешками губ и сказал:
— Это все здесь кое-кому представляется неразрешимой загадкой. Оттого, полагаю, и выводы столь торопливые. А мы-то у себя знаем разницу между, скажем, причиной и поводом. Хотя, если все-таки говорить о загадке, как таковой, я тоже чувствую исподволь какую-то неизвестную мне тайну. Ну, как тот кобель, который все понимает, а словами выразить не может.
— Но причины, как и поводы, все же были? Извините, я оперирую вашим же выражением.
— А то! Тот, кто общался с генералом, а мне приходилось делать это довольно часто, мог бы с ходу назвать два десятка и тех, и других. Но ведь это жизнь! И надо учитывать не только кардинально меняющиеся иной раз обстоятельства, но и некоторые абсолютно не меняющиеся характеры. А это — постоянные конфликты, и чем выше их уровень, тем они драматичнее.
— Простите, Сергей Сергеевич, вы кто по образованию?
— Это имеет значение?
— Интересно.
— До недавнего времени я был действующим летчиком, пилотом первого класса. А с середины девяностых…
— Уже при Орлове?
— Нет, несколько раньше… в силу ряда причин перешел в управление. А возглавил его, да, уже при Алексее Александровиче.
— Конфликтовали?
— Очень редко. Он ведь никогда не давал советов профессионалам. Такая вот черта…
— Я обязательно запомню эти ваши слова, Сергей Сергеевич, потому что надеюсь, что они искренние и соответствуют действительности.
— Можете не сомневаться.
— Но тогда, — Турецкий наклонился почти к самому уху Нефедова, — не вижу вины экипажа.
Нефедов резко повернул к нему лицо, и они едва не стукнулись лбами.
— Да-да, — глядя в упор в глаза летчика, сказал Александр Борисович, — официальная точка зрения на сей счет такова, что это он их заставил лететь, когда они не хотели, разве не так? И вы сами это прекрасно знаете, и… не помню из материалов, но, вероятнее всего, и в комиссии подтвердили общую точку зрения. Удобную, выгодную — другой разговор. А теперь уверяете меня — восемьдесят процентов! Ладно, давайте прервем наш разговор. Повторяю, я принял ваше приглашение. И обещаю во время полета в Сибирь никаких советов, тем более — распоряжений, не давать. Идет?
