Василий Ардаматский - Возмездие
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Ревизовать организацию Минеральных Вод Фомичев не стал. Он вообще пришел к выводу, что обследование бесполезно — какой резон выяснять, соответствуют ли действительности отчеты отдельных организаций, когда стоит вопрос о бессмысленности их существования в изоляции от других антисоветских сил? Чего может добиться организация Борисюка, если рядом обособленно от нее действует сильная антисоветская организация Султан-Гирея? Страшная и нелепая история с Павловским на фоне смелых и умных действий Султан-Гирея с особой резкостью подчеркивала жалкое кустарничество савинковцев, фактически предоставленных самим себе и не имеющих здесь умного, авторитетного руководства. Это был главный вывод, сделанный Фомичевым, и с ним он собирался ехать в Париж.
Фомичев и Борисюк сидели в скверике перед вокзалом станции Минеральные Воды. Они молчали. Фомичеву жарко в его синем шерстяном костюме поверх плотной сатиновой рубахи. Пальто он снял и перебросил через спинку скамейки, но он боится воров и прижимает пальто спиной, а от этого ему еще жарче.
Солнце только-только перевалило зенит и сильно припекало. Над синими холмами гор вдали висели свинцовые тучи, и ветерок доносил оттуда призрачную прохладу. Курортники совершали предобеденный моцион, и вокзал, очевидно, входил в этот маршрут — они приходили сюда проводить дневной поезд. Мимо Фомичева и Борисюка проходили дамы в белых платьях под цветными зонтами и мужчины в легких чесучовых костюмах. На Борисюка они не обращали внимания — он был одет по-курортному, а на Фомичева поглядывали удивленно и насмешливо. Он видел это и еще больше злился.
Подъезжали к вокзалу компаниями на извозчиках, и тогда над сквериком взлетали клубы пыли, скрывавшие и далекие горы и близкое здание вокзала.
Чекист Сосновский, игравший роль Борисюка, внимательно наблюдал за Фомичевым — он видел и понимал его состояние, но все же нужно было, чтобы тот высказался.
— Я приготовил вам все данные по нашей организации, — сказал Борисюк.
— Давайте, — равнодушно отозвался Фомичев и, не глядя, сунул в карман пиджака переданные ему бумаги.
Они опять долго молчали.
— Я думал, что рассказы про Султан-Гирея выдумка, — сказал Фомичев. — А оказывается, он здесь действительно как царский наместник в старое время.
— Они еще и подать себя умеют, — с досадой вздохнул Борисюк.
— А на самом деле они слабей? — повернулся к нему Фомичев.
— Тут все надо брать во внимание. И прежде всего, что большевики этот район Кавказа держат минимальными силами, — наклонившись к Фомичеву, ответил Борисюк. — К примеру, в здешней Чека всего пять человек. На что большевикам курорты? Это не нефтяные промыслы. Вот Султан-Гирей этим ловко и пользуется. Но, между прочим, о нефти он думает тоже. Недавно он по этому делу послал в Англию своего человека.
— Это установлено точно?
— Я просто знаю человека, который поехал, и он от меня не скрывал, зачем едет. Повез предварительные условия на английскую концессию промыслов.
И опять они долго молчат. Фомичев думает: «Вот, оказывается, как нас обходят господа султан-гиреи…»
Лязгая буферами, к перрону подошел и остановился поезд. Ударил станционный колокол.
— Пошли? — поднял голову Фомичев.
— Сядете в последнюю минуту. Мы имеем еще пятнадцать минут.
— Ну, а вот вы о нефти когда-нибудь вопрос поднимали? — вдруг спросил Фомичев.
Борисюк посмотрел на него удивленно:
— Перед кем? Перед своей женой разве? Это ж вы там поближе к Англии и прочим другим, кому нефть нужна. Вы-то о нефти думали?
Фомичев не ответил.
— Это от вас приезжает сюда сверхдоверенный Павловский и занимается тут мелким грабежом, вместо того чтобы заняться более достойными делами, — продолжал Борисюк сердито. — Неужели Савинков не знает об этом?
— Узнает от меня, — ответил наконец Фомичев. — Савинков действительно доверяет Павловскому, но за прошлое.
— Мне говорили, что он был бандитом и раньше, — Борисюк тяжело вздохнул и сплюнул себе под ноги. — Другой раз хочется бросить все к чертовой матери и наняться сторожем на виноградник.
— Тогда уж лучше в монастырь, — неестественно засмеялся Фомичев и добавил, кривляясь: — Ах да, большевики их закрыли!
— Нет, в самом деле, — сурово и мрачно продолжал Борисюк. — У меня создается такое впечатление, что мы здесь видим и понимаем, как складывается история, а вы там этого не видите. И вы не думайте, что здесь, кроме нас, действует один Султан-Гирей. Если бы только он! Тут есть еще «Союз кубанских казачьих офицеров», и, кстати заметить, и от этого союза тоже собирается за границу какой-то генерал. В Ростове есть еще какая-то, говорят, очень сильная организация интеллигенции, «ЛД», что ли… Ну неужели вы думаете, что за границей сидят дураки?
— То есть… Кого вы имеете в виду? — с угрозой спросил Фомичев.
— Кого? — возмущенно воскликнул Борисюк. — Правителей Англии, Франции, Германии — вот кого! Вы думаете, они не понимают, что десять лошадей, запряженных в десять пролеток, — это обычный извозчичий двор, а десять лошадей, запряженных цугом, да еще в золоченую карету, — это уже царский выезд?
— Тише! Вы с ума сошли — орете на всю станцию… Я согласен с вами — силы распылены и даже намечается конкуренция.
— А как же ей не быть! — уже спокойнее продолжал Борисюк. — Небось каждая организация готовит для России свое правительство. Да если дальше так пойдет, мы скоро начнем друг на друга писать доносы в Чека.
— Я согласен с вами… согласен… — рассеянно повторил Фомичев, утирая платком вспотевшее лицо. — Ч-черт, жара какая…
Поезд шел до Москвы почти трое суток, и у Фомичева было время все обдумать самым тщательным образом. Он принял твердое решение — сделать все, чтобы уговорить Савинкова пойти на слияние с «ЛД» даже ценой каких-то уступок. Он нарисует вождю картину распыленных по России сил, которые из чувства конкуренции вот-вот начнут борьбу друг с другом. Савинков должен это понять!.. Но всему может помешать эта проклятая история с Павловским. Фомичев смертельно ненавидел Павловского, он желал ему смерти, считая, что это значительно упростило бы всю ситуацию. В Павловском для него уже давно сосредоточивалось все то, что было предметом его бессильной зависти, — ближайшее окружение вождя, безмятежная жизнь в соблазнительном Париже, деньги и прочее. И все это Павловский имел без всякого права, а дело делали не павловские, а такие незаметные бойцы движения, как он… Страшный парадокс: Павловский — самый близкий вождю человек — паяц, гаер! Вождь посылает его своим самым доверенным лицом в Россию, а он лезет тут в почтовый вагон за деньгами, не видя гибнущей организации.
Вождь должен понять, какому ничтожеству он доверял и на кого ему следует опереться, если он хочет добиться успеха в России. Но все он поймет только тогда, когда сам переберется в Россию. Он должен сделать это, не откладывая; одно только его появление здесь окрылит всех его последователей и обеспечит громадный приток свежих сил. Ни одна организация не имеет в своем руководстве такой фигуры, как Савинков. Его приезд образумит и руководство «ЛД», оно пойдет тогда на слияние без всяких оговорок, а это стало бы началом объединения всех антибольшевистских сил.
Утром в день приезда Фомичева Артузов созвал всех участников операции.
— Наступает очень ответственный момент, товарищи, — негромко начал он, как только все уселись. — Нынешний эпизод игры сложен главным образом тем, что в нем почти решающую роль играет чисто психологический фактор. Все наши усилия сейчас сосредоточиваются на Фомичеве. Цель — сделать его нашим активнейшим помощником в осуществлении завершающего этапа операции. Южный ее этап проведен правильно. Фомичев должен был прийти к выводу, что положение дел может спасти только приезд сюда Савинкова. Что проблема объединения всех контрреволюционных сил тоже может быть решена только с помощью Савинкова. Я уверен, что Фомичев будет сейчас стремиться как можно скорее уехать в Париж, но мы немного задержим его. Шешеня ревниво потребует сделать доклад о поездке. Фомичев должен будет приготовить доклад, затем будет свидание с раненым Павловским. Он не может явиться к Савинкову, не повидав Павловского, — он же понимает, что тот может просто не поверить в ранение Павловского. Далее — наша задача: взвинтить ему нервы — еще сегодня он узнает, что представитель «ЛД» Мухин послезавтра едет в Париж, что элдэвцы, сколько могли, откладывали поездку, ожидая его, а теперь торопятся. Он увидит, что явно не успевает уехать вместе с Мухиным, и станет нервничать. Мы доведем его до белого каления, а потом благосклонно отложим отъезд Мухина на парочку дней, чтобы Фомичев все же мог уехать вместе с ним. В дальнейшем его задачей станет попасть к Савинкову раньше Мухина, чтобы сообщить ему заблаговременно общее положение дел в России… Так рисуется мне психологическая линия поведения Фомичева… — закончил Артузов и спросил у Пиляра: — Павловский в порядке?
