Патрик Грэхам - Евангелие от Сатаны
Отряды по борьбе с массовыми беспорядками пытаются направить по безопасному пути толпу, которая сбегает по лестницам базилики и сбивает с ног верующих, остававшихся на площади Святого Петра. Решетки сняты и брошены на землю, чтобы паломникам было легче разойтись. Из громкоговорителей звучат призывы к спокойствию. Улица Кончилиационе полна народу. Толпа, словно море, растекается по переулкам, а следом за ней идут команды журналистов с камерами на плечах. Остальные камеры продолжают вести съемку, и благодаря им миллионы телезрителей видят, как карабинеры врываются в базилику.
Кроссман и его люди, в сопровождении кардинала Джованни и государственного секретаря Мендосы, идут по центральному проходу. Перед ними шагает Пацци и выкрикивает короткие приказы в переносную радиостанцию. Как только раздались первые выстрелы, карабинеры в штатском, расставленные в базилике, взяли на прицел швейцарских гвардейцев. Произошла короткая перестрелка, затем последние из сопротивлявшихся увидели, что их командующий сложил оружие и капитулировал, и последовали его примеру.
Кроссман подходит к Валентине, которая по-прежнему стоит на коленях рядом с отцом Карцо и гладит его по волосам. Она не замечает, что лужа крови достигла ее коленей и ее джинсы мокнут в этой крови. Вокруг священника хлопочут санитары – вливают ему много доз плазмы и глюкозы и готовят его к транспортировке. За стенами слышен шум приближающегося вертолета. Валентина слегка вздрагивает, почувствовав на своем плече чужую ладонь.
– Он выживет? – спрашивает положивший ей руку на плечо Кроссман.
Она пожимает плечами: «Не знаю». Глава ФБР смотрит в сторону алтаря. Папа лежит на полу, на его белом одеянии видны семь красных пятен там, где оно пробито пулями. Рядом сидит, широко открыв глаза, умирающий камерлинг. Джованни поднимается по ступеням и опускается на колени возле него. Внезапно Кроссман замечает, что кресла за алтарем пусты.
– Валентина, куда ушли кардиналы из братства Черного дыма?
Санитары привязывают отца Карцо ремнями к носилкам. Не отводя от него глаз, молодая женщина указывает рукой на лестницы, которые спускаются в подземелья базилики.
– Они убежали по этим лестницам?
Она кивает.
– Черт возьми, Валентина, возьмите себя в руки. Вы мне сейчас понадобитесь – будете моим проводником по этим подземельям.
Валентина медленно встает с колен и смотрит на уходящих санитаров с носилками. Потом она поворачивается к Кроссману. Ее глаза холодны как лед.
– Я знаю, где находится Мария.
– Где?
Валентина щелкает затвором своей «беретты» и отвечает:
– Сначала займемся кардиналами.
214Камерлинг сидит у подножия алтаря, раненный пулей в горло. Кровавая пена вытекает из его рта. Он чувствует ее на губах и понимает, что не выживет. Он смотрит на труп папы, распростертый на мраморном полу. Кардинал Джованни стоит на коленях рядом с камерлингом и тихо говорит:
– Ваше преосвященство, не хотите ли вы исповедоваться передо мной?
Старый прелат, кажется, только теперь замечает его присутствие. Камерлинг медленно переводит взгляд на кардинала. В его глазах вспыхивает ненависть, хрип вырывается из его горла.
– Я верю в Сатану Отца всемогущего, Творца неба и земли. Я верю в Януса, его единственного сына, который умер на кресте, отрекаясь от Бога.
Сердце Джованни наполнилось огромной печалью: камерлинг перед самой смертью губит свою душу. Молодой кардинал почти завидует его мужеству.
– А если он действительно существует? Вы подумали об этом?
– Кто «он»?
– Бог.
Тяжело дыша, старый камерлинг отвечает:
– Бог… в Аду. Он командует демонами. Он командует проклятыми душами и призраками, которые блуждают в темноте. Все ложь, Джованни. Нам лгали – и мне, и вам.
– Нет, ваше преосвященство. Христос действительно умер на кресте, чтобы спасти нас. Потом Он вознесся на небеса и сел справа от Отца. Оттуда Он вернется судить живых и мертвых.
– Это лживые выдумки.
– Нет, это верования. И в этом Церковь не лгала. Она помогала людям верить в то, во что им нужно было верить. Она возвела соборы, построила деревни и города, она просвещала людей в темные века и давала смысл тому, что не имело смысла. Что оставалось у людей, кроме уверенности, что они никогда не умрут?
– Теперь уже поздно: они знают правду. Они ее не забудут.
– Что вы, ваше преосвященство! Веру питает то, что невидимо. Правда никогда не служит пищей для веры.
Грудь камерлинга начинает трястись от смеха.
– До чего же вы наивны, бедный Джованни!
Камерлинг пытается сказать еще что-то, но задыхается и захлебывается собственной кровью. Его грудь перестает вздрагивать, тело падает на пол, глаза стекленеют. Джованни закрывает старику глаза. Потом он оглядывается.
– Вы следующий.
– Что вы сказали?
– Это не конец, Джованни. Ты меня слышишь? Все только начинается.
Кардинал закрывает глаза. Он борется с духом, который пытается войти в него. Этот дух так черен, что вера Джованни начинает колебаться, как огонь свечи на ветру. Потом рука старика падает на пол.
Джованни открывает глаза. Камерлинг не сдвинулся ни на миллиметр. Кардинал решает, что заснул на несколько секунд и видел кошмарный сон. Ему почти удается убедить себя в этом, но тут он чувствует боль в запястье. Опустив глаза, он видит, что оно посинело. Это только начало…
Молодой кардинал встает на ноги и смотрит на евангелие, которое по-прежнему лежит раскрытое на алтаре. Он закрывает книгу, берет ее в руки и крепко сжимает. Крест Бедных ударяется о его кожу под сутаной.
215Потайной ход, которым Валентина возвращалась наверх из Комнаты Тайн, открывается, из него дует затхлым воздухом. В тишине громко звучат шаги, автоматы ударяются один о другой. Кроссман и Валентина, следуя за карабинерами, идут по подземельям. Фонари у них на головах освещают пыльные стены. Валентина касается ладонью каменной поверхности: ей кажется, что от камня исходит странное тепло.
Те, кто идет в голове отряда, только что добрались до винтовой лестницы, которая спускается в подвалы замка. Становится все жарче. Снизу поднимаются порывы обжигающего воздуха, они приносят с собой водовороты искр. Что-то хрустит и трещит. Гудит пламя. Что-то горит в Комнате Тайн.
Валентина и Кроссман прокладывают себе путь, раздвигая карабинеров. Несколько человек из отряда только что вошли в комнату и теперь, бледные как смерть, отступают назад. Валентина тоже входит внутрь. Почти везде горят костры из бумаги, зажженные кардиналами из братства Черного дыма. Пламя поднимается так высоко, что его языки лижут своды и окрашивают в черный цвет маленькие арки над столбами. Это горят архивы Ватикана. Превращаются в пепел не только частные письма пап и отчеты о ходе внутрицерковного расследования, начатого Климентом V. Сгорают целые стеллажи секретных архивов христианства, которые кардиналы приказали перенести сюда после избрания папы. Заговорщики уничтожают все доказательства. Двадцать веков истории и человеческих мучений погибают в этом огненном водовороте.
Становится невозможно дышать. Карабинеры пытаются загородить собой Валентину, которая идет сквозь огонь, сжимая «беретту» в вытянутой руке. Кроссман идет у нее за спиной, водя перед собой своим пистолетом сорок пятого калибра.
Внезапно Валентина останавливается. Она увидела пять кардиналов в красных одеждах. Эти пятеро заканчивают складывать книги и пергаменты в штабель возле одного из столбов подземелья и поливают эту бумажную пирамиду бензином.
Валентина два раза стреляет в воздух, но гул пожара заглушает выстрелы. У одного из кардиналов на губах улыбка, как у больного в бреду. Он не чувствует, что его волосы горят: они вспыхнули под действием высокой температуры. Остальные четверо стоят на коленях возле огромной кучи бумаг. Пальцы, которыми они бросали книги в огонь, превратились в обугленные культи. А первый кардинал даже не заметил, что рукав его сутаны намок в бензине. Он чиркает спичкой, чтобы зажечь костер…
Валентина громко кричит. Спичка вспыхивает. Язычок огня касается рукава сутаны, и огонь охватывает руку прелата. Карабинеры в ужасе замирают. Глядя прямо в лицо Валентине, которая умоляет его остановиться, кардинал опускает свою ставшую факелом руку в кучу пергаментов и сжигает себя. Пары бензина воспламеняются в нескольких местах. Эти очаги огня соединяются в один гигантский костер, который пожирает гору бумаг.
Кожаные переплеты плавятся, свитки, которым много сотен лет, мгновенно вспыхивают, словно клочья пакли. Валентина отступает на несколько шагов от пламени, которое пожирает коленопреклоненных кардиналов. Их лица тают, как восковые маски. Обрывки красной ткани кружатся в обжигающем воздухе. Ладонь Кроссмана сжимает плечо Валентины, и его голос звучит у нее в ушах:
