А. Федоров - Масон
Мы были верны долгу! И отголоски той веры, воспитанной в нас жизнью, воинскими традициями с четырнадцати лет, приобщали нас к особой касте масонов. Нас настолько бодрило ощущение сопричастности с особой породой людей, что мы были готовы прыгать с парашютом и днем и ночью, в любую погоду, на территорию любого врага, лишь бы выполнить боевую задачу. Ребята понимали, что похожи на "цепных псов", натаскиваемых для самых кровавых дел. Но то была наша жизнь: правила бытия военной касты – особой, верной долгу, приказу командира!..
Прошло много лет, наши пути с Сергеевым разошлись. Он выбрал особую стезю, приведшую его к смерти – он повелел похоронить свое тело в пучине Тихого океана. Я хорошо понимал его выбор: ему просто надоела эта жизнь! К тому времени он, скорее всего, многое переосмыслил и отделил "мух от котлет"… Но ему и претил весь тот бардак, творящийся в нашей стране, и потому он сперва уплыл из нее – на свободные просторы океана. Но за свободу Сергееву пришлось заплатить дорогой ценой – и он, как водится у масонов, не стал жадничать!..
Мой друг так же, как и многие честные и порядочные люди, не хотел понимать и принимать законы новой жизни. Он не был фанатиком партии, не собирался идти по стопам клоуна Зюганова и ему подобным. Ему претила маска гордого буревестника, коммуниста, авангарда пролетариата! Наверняка, мой давний друг задавал себе простой вопрос: "А почему именно пролетариат должен руководить, повелевать жизнью остальных людей, желавших чувствовать себя свободными?" Кто сказал, что у работяг, при всем уважении к их тяжелому труду, должны быть особые привилегии? Все люди равны перед Богом!.. Не надо путать интересы авантюристов, стремящихся к власти, и потому использующих "особый инструмент" для достижения личной цели, и законы развития свободного общества…
Да, черт с ними, с коммунистами – достаточно взглянуть на похабное рыла их современных вождей, чтобы понять, кто чего стоит!.. Дело вовсе не в том, просто воспоминания о молодости навеяли грусть, потому что пришлось вспомнить о тех, кого уже нет в живых, но они остались мне дороги. Стрельба несколько разрядила мою долго копившуюся внутри агрессию. Мысленно я перестрелял всех личных врагов… Но душа осталась опустошенной: не было замены той агрессии, поскольку я давно растерял все положительные эмоции. Я, видимо, жил как раз тем, что не навидел врагов, подлецов, дураков, коверкающих жизнь честных людей, мою собственную жизнь… Вот почему память и поплыла в сторону Сергеева – моего старого друга. Он, скорее всего, был нужен мне сейчас. Я еще раз понял, что хорошие люди, как правило, не умеют объединяться, а от того терпят страшные издержки, порой стоящие им жизни…
Но рядом палил из "Стечкина" сын Сергеева – Владимир, рядом со мной лежал на траве мой друг Олег Верещагин… Значит все и не так уж плохо в этом мире. Вот пришел же мне на помощь Владимир, сколотил нас всех в бойцовскую стаю, призвал к самообороне, к деятельности, несущей наверняка положительный результат, во всяком случае, имеющий смысл!.. Значит и хорошие люди умеют объединяться, только делать это необходимо быстрее, решительнее и без лишней рефлексии…
Мысли улетели, и я окунулся в короткий сон: минут пятнадцать – двадцать, не более. Никто меня не беспокоил, я сам проснулся – свежий и бодрый, готовый, как и в свои девятнадцать лет, к головокружительным прыжкам с парашютом на территорию любого враждебного государства, в любое время суток… Но делать это теперь я стану только для того, чтобы оказать помощь достойным людям!.. Тут же голос сверху успокоил: "Кому ты, старый пень, нужен! Себя сумей защитить и на том спасибо!"… Я прислушался к "голосу сверху". Мне показался он очень знакомым: точно это были солдатские сентенции Владимира, мать его так!.. Интересно, откуда у него эта способность – читать мысли на расстоянии. Видимо, кое-что он унаследовал от своего отца…
Владимир подошел к нам с Олегом и присел на траву рядом. Даже во время короткого отдыха он был на службе. Боец сидел как-то по-особому, готовый в любой момент вскочить на ноги или, наоборот, проделать несколько кульбитов. Он и вправду перекатиться со спины на живот, на ходу выхватывая пистолет, целясь в невидимого противника: то была не игра, а тренировка "маятника" – обычное дело для диверсанта. Между тем, следя за окружающей панорамой, Володя вел неспешную беседу с нами. Он уточнял расписание наших занятий: ему казалось, что за короткий срок, не снижая огневой подготовки, нам необходимо освоить некоторые представления о взрывных работах. Конечно, такие знания никто не собирался развивать в нас до той степени, когда мы сами начнем подрывать кого-то или что-либо. Нам нужно уметь диагностировать подготовку подрыва: скажем минирование двери нашей собственной квартиры, установку где-то на нашем маршруте "растяжки" и так далее. Вот для того завтра с утра с нами займется инструктор некоторыми специальными вопросами "на местности". А сейчас нам предлагалось чередовать стрельбу с занятиями по метанию ножа и уклонению от такого оружия, когда оно неумолимо летит, прицелившись в горло.
Все в тех занятиях было интересно и занимательно, но к несчастью глазомер уже был не тот, да и резвость, координация основательно подкачали. Потом Владимир с новым инструктором просмотрел наши действия в рукопашном бою, рассчитанном на разные ситуации. Олег мог здесь показать класс спортивного боя – у него был чемпионский уровень. Но все наши "дерганья" были забракованы: инструктор продемонстрировал нам несколько несложных действий для "ближнего боя". То были "связки" универсального, практического характера, пригодные для стандартных ситуаций. На их отработке нам и было предложено сосредоточиться.
На следующий день новый специалист посвятил нас в тайны "визуального контроля" на местности: требовалось "вычислить" возможные подрывные "капканы", расставленные противником. Тут уж нам основательно зачумили голову разными премудростями: подразделение мин и фугасов по "тактическому назначению", "поражающему воздействию", "принципу действия", "способам приведения в действие", "срокам действия", "материалу корпуса или безоболочечным изделиям" и так далее. Я скис первым, хорошо усвоив одно: если коварный враг решит тебя "замочить", то он обязательно подберет ключи к твоему замочку.
С большим интересом, пожалуй, я впитал в себя информацию о "демаскирующих признаках объектов и людей". Мне доставило удовольствие проникнуть в тайны "невидимок": все здесь я примерял на свою персону. Пришлось выучить на зубок "таблицу шумов", применяемую в разведке, методы индивидуального повышения слышимости – лежа, сидя, стоя. Но, оказывается, в том деле очень помогает и развитое обоняние и простой здравый смысл, опытного по обычной жизни человека. Почему-то опять вспомнилось Нахимовское училище: мне нравилось, будучи помощником дежурного, уходить темной зимней ночью на обход огромного здания. Тогда я крадучись продвигался по неосвещенным коридорам, лестничным переходам, учебным классам и кабинетам, наблюдая жизнь большого пустого здания изнутри, оставаясь невидимым для всех остальных. Тогда я постиг еще один Божий дар: я легко адаптировался в темноте, быстро начиная различать предметы. Что-то кошачье просыпалось во мне, я не только хорошо видел в темноте, но и неслышно ходил, маскировался в абсолютной тени, обходил "подсветку силуэта" бликами фонарей с улицы.
Обычно дежурного офицера начинало беспокоить мое долгое отсутствие, тогда он принимался меня розыскивать: продвигаться по зданию в поисках "потерявшегося воспитанника". А я сидел в створе коридора в каком-нибудь теневом углу и наблюдал за действиями дежурного. Он явно боялся темноты, осторожно ступал по половицам. Осторожный человек силился нащупать выключатели на стене, но действия были безуспешными из-за суетливой поспешности. Тогда я неожиданно вырастал из темноты и на "кошачьих лапах" приближался к "старшему товарищу" сзади. Какое-то я, как тигр, шел по пятам охотника, затем негромко кашлял. Реакция у дежурного офицера возникала забавная. Может быть, тот дар "японского ниньзи" и смог бы реализоваться в моей дальнейшей военной карьере, но я решительно прервал ее. Медицина увлекла меня больше. А быстрая адаптация к темноте помогала мне при работе в рентгеновском кабинете или во время срочных ночных вскрытий в каком-нибудь сельском плохо приспособленном морге во время моей работы в Карелии. Почему именно срочном, ночном, да только потому, что морги не отапливались, представляя собой чаще всего бревенчатые сарайчики. К утру при сорокаградусном морозе труп превращался в глыбу льда. Судебно-медицинское или патологоанатомическое вскрытие приходилось бы выполнять с помощью зубила и молотка.
Из сказанного я быстро сделал далеко идущие выводы о том, что освоение армейских традиций, хотим мы этого или не хотим, еще долго будет являться в России свидетельством готовности к выполнению любой гражданской функции. Такой вывод только прибавил интереса и огня в наши теперешние занятия. Вечером, наконец-то, появилась возможность переговорить с Анатолием Гончаровым: он тренировался по особой программе. Толя был большим специалистом, профессиональным охотником, из чего я сделал вывод, что его усовершенствуют в снайперском деле. И когда я увидел, как он волочет вечерком спрятанную в чехол снайперскую винтовку "Винторез", применяемую для бесшумной стрельбы по объектам, находящимся на расстоянии 300-400 метров, то понял, что не ошибся в своих предположениях.
