А. Федоров - Масон
Из сказанного я быстро сделал далеко идущие выводы о том, что освоение армейских традиций, хотим мы этого или не хотим, еще долго будет являться в России свидетельством готовности к выполнению любой гражданской функции. Такой вывод только прибавил интереса и огня в наши теперешние занятия. Вечером, наконец-то, появилась возможность переговорить с Анатолием Гончаровым: он тренировался по особой программе. Толя был большим специалистом, профессиональным охотником, из чего я сделал вывод, что его усовершенствуют в снайперском деле. И когда я увидел, как он волочет вечерком спрятанную в чехол снайперскую винтовку "Винторез", применяемую для бесшумной стрельбы по объектам, находящимся на расстоянии 300-400 метров, то понял, что не ошибся в своих предположениях.
Примечательно, что я все еще помнил: "Винторез" – это автоматическая винтовка, способная стрелять и одиночными выстрелами и очередями. Это серьезное оружие: на расстоянии двести метров его пуля пробивает стальной лист толщиной шесть миллиметров, а на пятистах метрах – толщиной два миллиметра. Этого вполне достаточно, чтобы угрохать любого злоумышленника. Винтовка снабжена оптическим прицелом ПСО-1 и ночным прицелом НСПУМ-3. Теперь понятно, почему Анатолия мы несколько дней не встречали днем во время приема пищи: значит он тренировался и ночью для специальной стрельбы, а днем отсыпался. Сегодня график его работы, скорее всего, поменялся. Похоже, что Анатолий дырявил мишени на здешнем снайперском стрельбище еще задолго до нашего приезда.
За столом во время приема пищи мы сидели вместе, но говорили только о малозначительных делах – о давно минувших днях. Здесь работал универсальный принцип: "Болтун – находка для шпиона!" Умение сдерживать и контролировать себя во время разговора в общественном месте было, если угодно, еще одной степенью проверки готовности к выполнению разведывательной миссии.
Мы поедали вкусную пищу, шутили, вспоминали давние встречи, травили анекдоты. С Анатолий мы вспомнили и о совместной охоте в горах сочинского лесного массива. Туда я когда-то приезжал с Сергеевым на отдых, и нам удавалось вырваться в горы, естественно, под руководством Анатолия. Гончаров всегда оставался для меня не только великим авторитетом, знатоком охоты, но и замечательным парнем. И вот теперь мы неожиданно встречаемся вблизи Санкт-Петербурга, в таинственном для простого обывателя месте, и занимаемся-то мы здесь совершенно "странными делами"…
Владимир издали наблюдал за нашим разговором и, видимо, что-то подсказало ему: "Необходимо снимать завесу тайны со всех наших дел. Во всяком случае, надо сделать некоторую информацию доступной для осмысления".
Владимир собрал нас после ужина, вывел "апостолов плаща и кинжала" на свежий воздух. Сели спиной ко всем строениям на отдаленной полянке – никто теперь нас не мог контролировать с помощью технических средств. И начался разговор по душам. Мы с Олегом наконец-то узнали кое-что новое и неожиданное для нас. Оказывается определенные службы вели самостоятельное расследование происшествий на улице Гороховой. Как ни странно, главным виновником торжества оказался я – самый мирный, по моему убеждению, человек. Было доказано, что две машины во дворах были сожжены рэкитирами в отместку неким дельцам за неуплату "долгов", что к нам никакого отношения не имело. Смерть обоих Егоровых, безымянного для меня директора фонда, Гордиевского, Остроухова тоже не соседится с нашей историей. Но вот "подвиг" Олега Верещагина не остался незамеченным, однако и тут неопровержимых доказательств его участия в "побоище" не нашлось. Но оставался еще один неразрешимый казус. Именно его и силились исследовать компетентные органы…
3.7Владимир меня ошарашил неожиданно: хвост моей "провинности", ради которой началась "охота на волков", оказывается, тянулся из периода десятилетней давности. Тогда я плавал врачом на торговых судах Балтийского морского пароходства. Странно, но Владимир воспроизвел картину былого по числам, часам и почти по минутам…
В один из рейсов мы шли из Гамбурга в Бразилию: пересекли, как и положено, Атлантический океан, полюбовались игрой дельфинов, китов, полетом птиц, закалили лучами отменного солнца кожные покровы, освободили легкие от городской копоти, впитали в себя дармовое вино, выдаваемое по нормам для плавающих в южных широтах. Сам по себе Гамбург был уже давно забыт, но зудящей занозой осталась в сердце память от общения с прекрасной немкой Беатой Хорст – белокурой, смешливой молодухой из цивильного пивного бара, с которой уже сравнительно давно связал меня счастливый случай. Я всегда с приятным чувством удовлетворенного самца вспоминал ее откровения, тепло тела, разнузданный темперамент и незатейливое кокетство. Потом, когда пароходство обанкротится и нас – матросов, врачей, капитанов и буфетчиц – выставят на мостовую, я устроюсь на работу в то смешное и никому ненужное заведение, называемое Фондом обязательных медицинских глупостей. Беата будет навещать меня в Санкт-Петербурге. Она не станет мучить своего увядающего без Атлантического солнца любовника расспросами о том: "Как же можно жить в такой странной стране?" Странная женщина, не весть что нашедшая во мне, с полной самоотдачей будет продолжать дарить мне телесные радости, пробовать читать мои сумасшедшие книги, специально для нее переводимые мною по главам на немецкий язык. Она будет ухохатываться, встречаясь прямо в жизни с литературными героями, – я перезнакомлю ее со всеми своими друзьями, ненароком укажу и на врагов, – совершенно не знакомыми ей даже по главной сути – по отношению к жизни. И это, я полагаю, только добавляло шарма в наши человеческие отношения. Беате, наверняка, казалось, что она встречается с "папуасами" или "марсианами". Но когда я водил ее по улицам Санкт-Петербурга, по загородным дворцовым резиденциям бывших царей, сплошь немецкого происхождения, она цепенела от величия увиденного и приходила в восторг, тогда она начинала лучше понимать своду полета души русского человека. В музеях и театрах она тоже захлебывалась от восхищения. И тогда дома, ночью, в постели на меня обрушивалась "ласка императрицы", уже хорошо понимающей, что она награждает изысканной любовью не "папуаса" или "вьетконговца", а графа Орлова, сумевшего возвести и ее тоже на пьедестал величия России!.. Белокурая бестия моментально превращалась в императрицу страсти – сила перевоплощения у женщины, как ни крути, невообразимая, особенно, если ее подпитывают исторические примеры!..
Владимир описывал события сухо, больше уточняя хронологию. Но я-то продолжал живописать, а я уже всем нутром унесся в далекие воспоминания: что-то давненько не приезжала Беата. Скорее всего, почувствовала по письмам, что я изменил ей теперь уже кувыркаюсь с русской белокурой бестией… Это почти животное чутье приближающейся опасности тоже сильно развито у женщин… Слов нет, Беатрис оставалась неповторимой, только я заметил, что стал и среди русских предметов своих матримониальных хлопот выбирать тех, кто напоминал мне мою прекрасную немочку.
"Командный окрик" вернул меня в мир реальностей… Итак, общее совещание закончилось, но я из-за плотских воспоминаний, кажется, упустил суть разбора полетов… Или Владимир мастерски ушел от самых главных откровений? Я только успел понять, что для охраны моей персоны выделено два человека. Тот самый кудрявый парень, которого однажды спасал Олег от бандитов, – отличный спортсмен, мастер спорта по стрельбе из пистолета. Вторым из "прикрытия" был Коля Мельник – небольшого роста, крепыш, тоже мастер спорта, но только по офицерскому многоборью. Когда-то наши пути пересекались с Николаем в Нахимовском училище. Анатолий Гончаров будет выполнять особое задание, но оно больше соответствует охоте с "подставой", или рыбной ловле – на "живца".
Все разошлись, а Владимир продолжил разговор со мной и Олегом Верещагиным:
– Пока мы еще точно не знаем, кто заказчик и почему так плотно за вас взялись. Собственно, пасут Александра Георгиевича, но вы, Олег Маркович, примелькались в тесной компании с ним. Отсюда вывод – вы соучастник, и вас тоже кому-то нужно убирать.
Владимир оценил воздействие сказанного, но мы пока еще находились каждый в сфере своих личных переживаний. Я застрял на Беате и теперь ее заместительнице – Ирине Яковлевне. Олег, абсолютно точно, прилепился к новой даме сердца – к стоматологине Воскресенской. Даже суетящиеся пальцы рук выдавали его нетерпение: он давно не ощущал плоти свое Valkyria. Владимиру ничего не оставалось, как взбодрить не половую, а нашу боевую активность:
– Господа-интеллигенты, хочу вас предупредить, что, если судить по почерку действий, за вами, скорее всего, охотятся те, кто имеет отношение к большому наркотическому бизнесу! Вам, если хотите сохранить головы, нужно держать ухо востро и не расслабляться. А у вас один блуд, да пьянка на уме…
