А. Федоров - Масон
"Офицеров в столице останавливали на улице, били, истязали, убивали, грабили: "Анархия – мать порядка"!.. Особенно бушевал Кронштадт. В апреле 1917 года в Петрограде усилиями барона генерала П.Н.Врангеля и графа А.П. Палена была создана тайная военная организация, имеющая возможность рассчитывать на военную поддержку ряда воинских частей, сохранивших боеспособность. Для быстрого реагирования был создан ряд офицерских дружин. В мае в Ставке образован Главный комитет Всероссийского союза офицеров. Но приходилось и отмежевываться от тех офицеров-перевертышей, что надумали принять революцию. Решительнее всех повел себя генерал Л.Г.Корнилов: он двинул на Петроград несколько эшелонов Кавказской Туземной кавалерийской дивизии. Марш-бросок "Дикой дивизии" без должной поддержки захлебнулся. Виновниками тому были не только большевики во главе с Лениным, но и проститутка-Керенский"…
Прибегнув к несложным аналитическим функциям, можно было понять, что именно создание тайных организаций служило способом спасения от окончательного разгрома офицерства. Примечательно, что дворяне-офицеры пошли по существу по пути крестоносцев, масонов. В этой части все повторяло опыт в большей мере не отечественных традиций тайных обществ, а английских масонских лож. Началось некое соревнование: "белое движение" перетягивало на свою сторону лучшие офицерские кадры – кастовые, дворянские, умные; "красное движение" переманивало на свою сторону все остальное из наличного состава офицеров, вернувшихся с войны. Примечательно то, что ни те, ни другие офицеры не сумели сохранить жизнь: одни погибли в ходе Гражданской войны, другие – в результате чисток в ближайшие годы советской власти.
"Большевики быстро поняли бесперспективность надежд на "народную мудрость", им потребовалось на переходном этапе прежнее офицерство. Уже с лета 1918 года пришлось спрятать ненависть и недоверие к офицерству и начинать вербовать штат "военных специалистов". Только в Москве на 15 июня 1918 года было зарегистрировано около тридцати тысяч офицеров. Первый декрет о призыве офицеров, военных врачей, военных чиновников был издан большевиками 29 июля 1918 года. По докладу бывшего генерала, а ныне военного специалиста, перешедшего на службу в Красную армию, М.Д.Бонч-Бруевича, только десять процентов учтенных офицеров изъявило желание добровольно служить новому правительству. С апреля 1919 года начали действовать особые комиссии по учету бывших офицеров. Они почти насильно определяли бывших офицеров на службу в Красную армию. Осенью 1918 года удалось поставить в строй 160 бывших генералов, в 1919 году – 200 генералов и 400 полковников и подполковников"…
Машина притормозила, я открыл глаза: через переднее ветровое стекло увидел небольшой, аккуратно оборудованный пост, сержант в камуфляже проверял документы, представленные Владимиром. Нас не просили выходить из машины, класть руки на капот и раскорячивать ноги. Все было тихо и мирно, я бы даже сказал – деликатно. Мы снова тронулись в путь, но теперь уже по территории, заполненной чуть приметными бытовыми строениями – двухэтажными зданиями. Около одного из таких домиков машина остановилась, и Владимир, улыбнувшись, предложил всем выходить "на волю". Так он выразился во всяком случае…
Нам с Олегом отвели комнату на двоих с санитарным узлом и маленькой кухонькой. Какая-то разновидность спартанской гостиницы встретила нас, было дано время на обустройство, и я спокойно завалился прямо в одежде на койку, забив болт на всякий элементарный этикет. Мне было необходимо "доковыряться" в своей памяти, иначе "незавершенка" будет тяготить меня и отвлекать от других возможных дел…
"Крупнейшим центром офицерской эмиграции после Гражданской войны стали Балканские страны, особенно Югославия. Вот почему, наверное, так близка нам эта страна и по сей день, вот почему в конфликте с албанцами подавляющее большинство русских было на стороне югославов. Даже по себе я чувствовал ненависть к тем, кто запер в узилище Гааги Слободана Милошевича. Только крайне тугие материальные узлы связали руки нашей армии в деле помощи Югославии. Но я был уверен, что все естественное обязательно возвращается на свои места.
Хорошо известна и русская колония в Южной Америке, сложившаяся до Второй мировой войны под руководством генерала И.Т.Беляева. В Парагвае создался своеобразный центр русской военной организации, куда последовательно перебирались бывшие офицеры из Западной Европы, например, из Люксембурга, Франции. Опытные офицеры, еще в полном расцвете сил, принимали участие в военных действиях Парагвая и Боливии. Именами погибших русских офицеров были названы десять улиц в столице страны – Асунсьоне. Забавно, но в Парагвае как бы пересеклись после Второй мировой войны пути русских эмигрантов и немцев".
Меня опять швырнуло несколько в другую крайность: я оставил в покое дела былого офицерства, как такового, и решил приблизиться к масонству. Не трудно было заметить, что еще в 1917 году, неожиданно возникшее, как средство самозащиты, тайное сообщество офицеров потянуло за собой хвост через эмигрантские кордоны, главным образом, в Париж. Такое масонство категорически отмежевалось от русских масонов, ставших внутренним двигателем переворота семнадцатого года, свержения монархии в России. Честное общественное мнение прочно усадило на черную скамью суда чести членов временного правительства и особенно Сашку Керенского!
"До Второй мировой войны основной идеологической проблемой русского масонства за границей была, пожалуй, задача окончания борьбы за "возвращение" и "невозвращения" в Россию. Во время войны и, тем более после нее, возникла необходимость "чистки рядов" – нужно было срочно выявить и отделить от себя тех, кто сотрудничал с немцами". Примеров таких направлений работы масонских лож много. Но я для начала втянул в разговор Олега по поводу ложи "Юпитер".
– Олежек, – начал я с места в карьер, – что тебе известно о деятельности масонов из ложи "Юпитер"?
Мой друг задумался не надолго, он уже порядком начитался моих "трудов" о русском масонстве и кое-что смыслил в этих вопросах.
– Мне помнится бессменным руководителем "Юпитера" еще с 1938 года был Б.Н.Ермолов. Именно в том году, 10 марта он был избран мастером ложи. Но, пожалуй, выступая на торжественном собрании 10 марта 1945 года мастер не был слишком оптимистичен. Это же именно Ермолов обратился к членам ложи с риторическим вопросом: "Урок, только что полученный человечеством, даст ли должные плоды в области духовного прогресса?"
– Ты прав, Олег, оптимизма было тогда очень мало, наверное, потому что всех основательно придавила страшная война, только что закончившаяся. Сильное смятение было в душах выживших. Представляешь, сколько энергии нужно было затратить, чтобы залечить душевные раны. Наверняка, не все выдержали испытание: кто-то из довольно близких людей погиб, некоторые сломались под тяжестью серьезных обстоятельств и связались особыми отношениями с фашистами (таких, кстати, было немного), кто-то попался на удочку КГБ. Всего-то ложа к тому времени насчитывала только двадцать девять человек. Но оставшимся на посту было непросто остудить память и горе по невинным жертвам и по тем, кто не выдержал испытания. Их пришлось вычеркивать из списков…
Мы удобно улеглись каждый на своей койке и совсем уже собрались, не спеша, со смаком и вкусом, пройтись по всем знакомым нам масонским ложам, имеющим тяготение к русскому офицерству. Кто из дворян не служил в России в армии до революции? Очень мало таких чудаков было. Но Олег пожелал выскочить из контекста нашего философско-публицистического разговора и задал неожиданный вопрос:
– Как ты относишься к писаниям старухи Шапокляк, то есть к Берберовой о масонстве?
Не скажу, чтобы такой вопрос меня "взорвал", но я не мог понять для чего Олегу необходимо в манную кашу мешать не сахарный, а обычный песок, да еще и набранный на пляжах другого континента. Все это варево потом будет невозможно слопать.
– Кажется, у Андрея Ивановича Серкова в свое время я наткнулся на очень точное определение "вклада" Берберовой в изучение масонства. Он называл ее "труды" журналистско-старческим скандализмом. Вот тут я с ним полностью солидарен. У меня к Берберовой приблизительно такое же отношение, как к масонской ложе "Гермес". Меня шокировал в ней пофамильный состав. Такое же удовольствие я получил от знакомства с составом женской ложи "Аврора". Но здесь меня смущал уже не национальный, а, естественно, половой и возрастной детерминизм. Мое твердое убеждение заключается в том, что носители ортодоксальных религий вообще не должны приближаться к масонской игре даже на пушечный выстрел. Это им противопоказано генетически, биологически, физиологически, если угодно. Но женщина – это всегда "Х2", и ее ортодоксальность обнимается с политической неустойчивостью так же лихо, как принципиальные половые пристрастия, подверженные возрастной коррозии. Молодежь до первого замужества изображает из себя феминисток, старухи, напрочь лишенные перспектив замужества, превращаются в моральных тиранов. Все вместе придает масонству вульгарную окраску – это уже театр парадоксов, а не масонская ложа.
