Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
— Одиннадцать с половиной тысяч! Твой дядя четверых лбов с собой притащил, а выложил три сотни! Ну и гнать их в шею! Что ты там делаешь?
— Ничего.
Жених, продолжая брюзжать, сунул деньги в карман и заботливо повесил пиджак на спинку стула.
Ухмыляясь, Челнок сжимал в кулаке пачку бумаг, нарезанных по размеру сотенных.
— Где ты был? — спросил Беглый.
— Куда ходят в одиночку. Все тебе надо знать!
Зори старательно выметали последние следы темноты. Над двором висел серый, грязноватый свет. Скрипач наигрывал романсы на ухо посаженому отцу, развалившемуся на стуле со стаканом в кулаке. Усталые гости с отвращением глядели на остывшие блюда.
У крыльца отец жениха мерзко ругался с родителями невесты:
— Это был стол, сквалыги?
— Сам сквалыга, и весь ваш род — сквалыги! Старик схватил сифон. Бабы завизжали.
— Караул!
— Убьет!
Гости поспешно окружили повздоривших. Челнок шепнул Беглому:
— Деру, дядя!
Они перемахнули через забор и вышли на боковую улочку. Силе заметил вздувшийся карман вора.
— Что у тебя там?
Димок вздрогнул, но тут же нашелся:
— Цыпленок… Про черный день.
— Жаден же ты, Челнок!
— Жаден! — И он пошел вперед, довольный оборотом дела.
Челнок осторожно достал из кармана сотенную бумажку, скомкал ее и, пока Профессор озирался по сторонам, бросил на дорогу. Силе не мог ее не заметить.
— А! Гляди, что я нашел!
— Да ну! Везет же дуракам!
— И как раз тогда, когда мы остались без денег!
— Молодец, Профессор!
— Невероятно! Вот это, доложу я вам, везенье! Дай бог здоровья потерявшему ее!
— Аминь! Так угостишь кофейком?
— А как же! Сотню мы разделим по-братски. Челнок, фортуна нам снова улыбается!
Беглого распирало от счастья. Димок тонко улыбался. Они зашли в бар и заказали кофе и сигареты.
— Гляди только под ноги, везунок, авось еще что-нибудь подберешь.
Вор развалился по-барски с сигаретой меж пальцев, закинув ногу на ногу.
— Ну а дальше как?
— Давай поездом. В мягкий вагон сядем!
— Не то говоришь, Беглый. Менты шмонают все составы… Аида голосовать на шоссе.
— Увидят твою рожу, любой включит четвертую скорость.
— Брось ты, на свадьбе ведь здорово получилось!
— Так они же были в стельку, Челнок. Змий их попутал. — Силе пожал плечами. — Ладно, попробуем. Натяни, что ли, берет на глаза…
Они вышли на шоссе. Битый час стояли с поднятой рукой — все напрасно. Машины проносились мимо. Вор негодовал.
— Чтоб вам в столб врезаться! Проколов вам, толстопузые!
— А я что говорил? От тебя так и несет тюрягой.
— Заткнись!
Наконец остановился «фиат» с неаполитанским номером.
— Надежда на бедняг итальянцев, — сказал Челнок и побежал к машине.
За рулем сидел красавец мужчина с черной как смоль шевелюрой и зубами кинозвезды. Из расстегнутой на волосатой груди рубашки выглядывал золотой медальон.
— Лопочешь по-ихнему, дя Силе?
— Через пятое на десятое…
— Тоже мне профессор!
— Не без изъянов, Димок.
Вор объяснил знаками, что им до Бухареста. Беглый показал деньги. Итальянец разразился бурной речью и пригласил их в машину. Недоносок устроился рядом с водителем, Профессор — на заднем сиденье. Итальянец гнал машину на предельной скорости, одна рука на руле, другая тянется к попутчикам.
— Альфредо Панцотти ди Наполи.
— Димок.
Вор поторопился с ответом, как невеста пред аналоем. Силе толкнул его локтем.
— Осторожнее на оборотах!
— А что?
— То ж воровская кличка.
Итальянец сыпал словами и улыбался. Вскоре, убедившись, что ребята ни в зуб ногой, он перешел на жесты. Ткнул вора, затем себя пальцем.
— Романия, Италия — фрателли!
— Фрателли! Братья! — повторил обрадованный Димок. — Видал, дура?
— Что тут скажешь!
— Амико?
Беглый представился, придумывая на ходу:
— Ливиу Ионеску, профессор.
— Профессор? Но патрон… Ресторан.
Димок кивал, в восторге от того, что понимает иностранца.
— Иген!
— Да замолчи ты!
— Завидно? Потому как сам ни черта не можешь! Неаполитанец достал почти опорожненную бутылку виски и протянул ее вору. Тот присосался к горлышку.
— Налей в крышечку, быдло!
Машина одолевала километры. Показалось село. Вытянувшиеся вдоль шоссе домики подставляли солнцу кирпичные бока, оплетенные виноградной лозой. Свежевыбеленные ворота мелькали сквозь строй шелковичных деревьев.
Итальянец притормозил у кафе со столиками на улице. Выскочил из машины и подтолкнул их к бару.
— Недоброе задумал, — заметил Димок.
— Лишь бы в канаву не угодил. Внимание, Челнок, не дай ему перебрать!
— Эти итальяшки, стоит им хватить рюмку, рубашку с себя отдадут.
— Еще бы!
— Римляне, дорогой, рубахи-парни! Выпили на медяк — готовы швырять сотни. Чур болонья на теплой подкладке — моя!
Заказали белого «чинзано». Неаполитанец душил их дружескими излияниями. Обнимал вора, восхищенно ощупывал торс Профессора, ни на секунду не прикрывая фонтан красноречия:
— Браво! Брависсимо!
Димок прошептал, не шевеля губами:
— Слышь, дя Силе, а он случаем не из тех… как их? Педиков? Больно уж ко мне лезет…
После второго бокала итальянец запел:
— О соле мио…
Публика зааплодировала. Беглый повернулся к вору:
— Слушай, этот чокнутый соберет народ! Вытащи его отсюда, он же к тебе неравнодушен.
— Как сказать «едем»?
— Да ладно, возьми его за руку, и все. Димок откашлялся.
— Амико, хватит… Идем! Лете гоу!
— Во даешь, малый!
Итальянец заколебался, потом кивнул:
— Си! Си! Андьямо.
Он бросил бармену сотенную и направился к выходу, обняв друзей за плечи. Повернул ключ, но мотор не завелся. Попробовав еще несколько раз, он выругался по-своему:
— Мама миа! Коме посибиле?
— Сам ты посибиле! Толкай давай, кляча! — сказал Димок Профессору.
Они уперлись руками в багажник и поднатужились. Машина круто взяла с места, компаньоны грохнулись носом в пыль. И лишь когда «фиат» скрылся из виду, поняли финт.
Вор инстинктивно потрогал карман. Деньги исчезли.
Глава X. Узлы завязываются
Старушка загадочно улыбнулась:
— Возможно — это еще не обязательно.
Итак, опять ошибка.
Силе обнаружил, что у него исчезла сдача со счастливой сотенной.
— Черт! Он меня обчистил…
Димок не находил себе места. Больше одиннадцати тысяч, свадебный подарок, пошли псу под хвост. А он даже облегчить душу не мог, боясь Беглого. Собрав всю желчь, он выпалил:
— Куда только смотрит милиция? Безобразие!
— Вот именно… Настигло нас проклятье чабанов. Помнишь, как ты их надул, Митря?
— Чтоб его покарал Всевышний! Чтоб ему никогда больше ложки до рта не донести!
— На сей раз приходится признать: позабыл тебя предупредить нечистый.
— Ладно, ладно! Гора с горой встречается…
— Плюнь! Стоит ли убиваться из-за какой-то несчастной сотни!
— Сотни, говоришь? — Вор заскрежетал зубами. — А о моей воровской гордости ты не подумал? Меня, вора в законе, состарившегося по тюрьмам, облапошил, подумать только, желторотый вшивый карманник!
— Постарел ты, Митря! На смену пришли другие, пошустрее.
— Чахоткой заболею, дя Беглый!
— Верю.
— Не будет мне покоя, пока не пришью гада!
Сонный полдень, терзаемый мухами, прикорнул на пустырях. Ни дуновения. На глади асфальта фата-моргана заманивает в прохладную реку.
Они обливались потом. Беглый зевнул.
— Искупаться бы…
— Опять? Недавно освежились да остались в одних сподниках. Пошли назад, пивка выпьем.
— На какие шиши?
— Начисто обчистил?
— До нитки.
И вор снова принялся проклинать сословие карманников. Силе бросил на полном серьезе:
— Кончай, может, я еще раз сотню подберу…
— Черта с два! Как это я обмишурился, ума не приложу! Ты-то ладно, фазан, но я! Хоть вешайся! Ишь, собака! Виски, машина первый сорт…
— В конце концов он же и остался внакладе: заплатил в баре сотню, а стянул восемьдесят.
Димок зверем взглянул на него, перепрыгнул через канаву и уселся под шелковицей.
— Скажи спасибо, что хоть сигареты нам оставил, — сказал подошедший Беглый.
— Видал, что курил, сволочь? Одни американские. Одет как манекен, золота на нем как на турке…
— Мот.
— Твоя правда, дя Силе, нам на смену идут другие, с другой начинкой…
— Закон прогресса, Митря.
— Закон черта! — Димок тяжело вздохнул и отвернулся.
Завидев первые дома Бухареста, белые пятна в зеленой оправе, Силе почувствовал, что сердце сжимается. Ну, теперь держись!
