Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
Они курили молча, каждый думал о своем. Наконец Димок бросил окурок, по-извозчичьи плюнул ему вслед и повернулся к Силе.
— Ты откуда родом? Беглый показал на город.
— Уродился там или из этих, послевоенной выпечки?
— Когда-то дед держал корчму в Дудешти. «Получше, чем в Париже», должно быть, ты слышал.
— А как же! Возле креста, в конце улицы… Так это твоего деда корчма?
— Его.
— Подумать только! Сколько раз хаживал туда. А рядом, в доме четыре, держала трактир Жени.
— Блондинка, стройная такая? — спросил Силе.
— А кто ей волок закуски да вино на вечеринки?
— Стряпок!
— Неужто и стряпка знаешь? Беглый улыбнулся:
— Стряпка по кличке Горб…
— Так он был моим побратимом, господин профессор!
— Тесен мир! Знаю, как не знать. Там он и кончил, у деда в корчме.
— Точно! Вытащил перо на Зане с Колентины… — Челнок похлопал Силе по спине. — Что ж ты не признаешься, дорогуша, ты ж нашенский.
— И да, и кет. В сорок шестом мы переехали в квартал Святого Георгия, отец работал на центральной почте, а я учился в лицее «Матей Басараб»… — Силе пожал плечами. — Шестнадцать лет никому не нужной зубрежки, на что она мне теперь?
— А я что говорю, потеря времени… Вместе с боровом гужевались?
— Каким боровом?
— Которому свинарник тесен. Каиафой! Лицо Силе напряглось.
— С профессором Алеку Истрате?.. Да. Потом мы вместе окончили географический факультет. С малолетства я мечтал о путешествиях…
— Куда?
— По белу свету. Посмотреть, как он выглядит. Ты знаешь, Митря, как выглядит Земля?
— Круглая…
— Не знаешь! — Беглый покачал головой. — И никто не знает. Круглая ли она, как яблоко, грушевидная ли, а то и пустотелая. Тысяча и одна гипотеза. А еще говорят, что в этой полости — другой мир, другая цивилизация.
— Эти, что на летающих тарелках?
— Эти, другие ли…
— Как же это, дядя?
В глазах Силе горели зеленые огни. Он увлекся.
— Представь себе, Митря, что, когда на Крайнем Севере наступает зима, некоторые звери, вместо того чтобы податься сюда, к нам, где теплее, направляются к полюсу.
— Да ну?
— Неизменно! Зима на полюсах Земли продолжается шесть месяцев. Шесть месяцев тьмы и страшного мороза. Тем не менее это их привлекает. Идут себе, идут и вдруг исчезают. Где, я тебя спрашиваю?
— В полости?
— Конечно. Иначе они бы туда не шли, их остановил бы инстинкт.
— Правильно, братец ты мой! Была у нас пегая собака. Так за день до землетрясения сорокового года выла как сумасшедшая, с цепи рвалась. Верно говоришь, инстинкт…
— То есть, — продолжал Профессор, — нельзя исключить существования на Земле грота больших размеров, потерянного мира.
Вор почесал затылок. Ему не очень-то верилось.
— Как же это до сих пор никто его не обнаружил?
— Человеку туда не проникнуть.
— Даже на самолете?
— Даже. Ты пребываешь в уверенности, что двигаешься по прямой, а на самом деле идешь в обход. Здесь проявляется, как бы это тебе объяснить доходчивее, некая отклоняющая тебя сила.
— Чудеса, да и только!
— Смех один! Ходят люди по земле, не зная, на каком свете живут. Я видел карту Земли, нарисованную более двух тысяч лет назад. Это не что иное, как ее вид с высоты. Так ее космонавты фотографируют.
— Что ты говоришь? Значит…
— Погоди, я еще не закончил! На одной из первых карт Земли нарисован остров, поддерживаемый тремя рыбами.
— Подумаешь!
— Несколько лет тому назад Кусто, француз один, обследовал море при помощи батискафа — стальной камеры, спускающейся на большие глубины. Так представляешь, оказалось, что этот остров покоится на трех других островах.
Вор слушал, затаив дыхание и часто моргая. Силе с жаром перечислял загадки Земли, рассказывал о тайне каменных истуканов острова Пасхи, о других необъяснимых явлениях. Он нарисовал палкой в пыли карту материков, очертив регион, где до сих пор не изжито людоедство. Вор плюнул с отвращением.
— Значит, попади я к ним, сожрут?
— Тебя нет, Митря, во избежание отравления… Знаешь, ночью перед сном я думаю, что стал бы делать в пустыне, как вышел бы из положения… — Один?
— Один.
— Пропал бы к черту. От одной тоски и то пропал бы.
— Один испанец семь лет прожил на острове, где не было ни воды, ни растений.
— Что же он жрал?
— Черепах.
— Батюшки!
— Их кровью утолял жажду, мясом — голод, из панцирей соорудил хижину. Мне хочется чего-нибудь в этом роде… Димок глянул на него сбоку и пробормотал неуверенно:
— Семь лет жрать черепах?
— Не понял ты, ничего не понял! Там, где смерть подстерегает на каждом шагу, существует и радость победы, радость первооткрывателя земли, о которой никто не подозревал… — Силе вздохнул, уставившись вдаль. — Я договорился с группой геологов, мы ожидали выдачи паспортов, когда случилось несчастье.
Димок покачал головой:
— Ты, дядя, слишком того… — И замолчал. Глаза Беглого источали яд.
— А ты бы что стал делать на моем месте?! Застань ты своего брата Георгия или как его там…
— Георгий.
— Застань его в собственной постели с твоей собственной женой?!
— Что я фазан, что ли, жениться?
— А ты представь себе, что женат! Да к тому же души в ней не чаешь. Не ударила бы тебе кровь в голову? Не убил бы обоих?
— Убил бы.
— Такова была моя судьба, Димок. Челнок улыбнулся:
— Сами мы ее пишем, петух! Кровью.
Они замолчали. Вор не нарушал спокойствия Беглого. Силе кусал сигарету, терзаемый застарелой, глубокой болью, таившейся в глубине души.
По краям канавы ползало множество божьих коровок, их красные сутаны рисовали среди ромашек кровавые зигзаги.
Вор сорвал цветок и начал обрывать лепестки.
— Прав по-своему тот боров: двушку в щель, алло, дорогая, я возвращаюсь домой — и горя нет!
— Это называется украсть собственную шапку.
— Что ж, паря, не мы сотворили этот мир… А детишек у тебя много?
— Девочка. Ее взял к себе мой двоюродный брат.
— Тот длинный, очкарик?
Силе вспомнил свою оплошность.
— Мне худо становится при одной мысли! Как это я забыл узелок?
— А может, обошлось… Чует моя душа, что застанешь его дома.
— Дай-то бог!
— Разве ты не знаешь, что слепому аисту бог собственноручно свивает гнездо? Как при игре в нарды: сыграет новичок неумело, а глядишь, оно к лучшему.
Беглый шел быстрым шагом, подгоняемый думами, Димок едва поспевал за ним.
— Неладно, дя Силе!
— Что неладно?
— То, что ты задумал. Дом под наблюдением, они же знают, что ты соскучишься по девочке.
— Мне надо ее увидеть, Димок! Зачахну, если не увижу!
— А я что толкую? Тебя разом схватят, это ж наживка! А телефон есть?
— Есть.
— Так позвони!
— Ей в нынешнем апреле семь лет исполнилось, — с нежностью сказал Беглый. — Наверное, в школу пошла…
— Студентка первого класса, дядя, ты ее и не узнаешь, — подхватил Димок и добавил тихо: — Дя Силе, будь ты трижды счастлив, не спеши дышлом в забор! Дай крови остыть. На-ка, закури лучше…
Они замедлили шаг. Беглый закусил губу:
— Как мне быть, Димок, научи!
— Этот твой братан женат?
— Женат.
— Если его взяли, на звонок ответит хозяйка. — Он покачал головой. — Хреново! Как бы опять тебя не продали.
— Мы же родственники…
— Что хочешь пой, не доверяю я марухам! Они продают нас просто так, ни за что… А уж если зуб имеют… Давай я позвоню, она моего голоса не знает.
— И что ты скажешь?
— Что я из «Веселого сельдерея». Ты ж говорил, он в продмаге работает?
— Да.
Дойдя до ресторана «Соловьиный сад», они остановились у телефона-автомата. Димок протянул руку:
— Дай двушку.
— Откуда? Мелочь я оставил на чай.
— Черт! Щедрость нашла!
Вор зашел в закусочную и через несколько минут вернулся, вертя в пальцах монету. Беглый насупился: — Украл!
— Ты что? Не знаешь разве финта с разменом? Выворачиваешь карманы до тех пор, пока фрайеру не надоест и он не плюнет.
Силе набрал номер.
— Спроси Бурду.
— Ну и фамилия! Такому только вино в розлив продавать… — Вор кашлянул: — Пожалуйста, товарища Бурду. — Он облегченно вздохнул. — Это вы? Говорит Малыш, друг дуры, который забыл узелок в машине… Ничего покуда…
Беглый вырвал у него трубку.
— Санду? Я, братишка! Из Бэнясьь Ага. Понимаю, дом под наблюдением…
— Что я тебе говорил? — прошептал Димок.
— Будь внимателен, чтобы за тобой не увязались! Порядок, я жду тебя у ресторана.
Он повесил трубку и радостно потер руки. Димок кинулся к столику.
— Официант, поторопись, брат, с пивом! Час жду!
