Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря
— Нет, — прошептала Рут.
— Да. Придется. — Он произнес это почти с сожалением. — Мы зашли слишком далеко.
Рут повернула защелку и рванула дверь на себя.
Скиль ухватился за дверь рукой и удержал ее.
Щель была слишком узка, чтобы выскользнуть через нее на улицу.
Она из последних сил тянула дверь на себя, но сил этих было явно недостаточно. И тут Рут поняла. Поняла, что нужно делать. Она перестала тянуть дверь и толкнула ее. Толкнула, навалившись всем телом.
Этого он не ожидал. И отреагировать не успел.
Дверь захлопнулась, вдавив пальцы в косяк. Что-то хрустнуло.
Скиль отпрянул, прижав к груди окровавленную руку, и негромко застонал. Словно не веря в случившееся, посмотрел на бессильно повисшую кисть. И перевел взгляд на Рут. В глазах его было что-то вроде упрека. Голова втянулась в плечи.
Другая рука была в порядке, но что-то ушло из него.
Скиль как будто забыл, что собирался делать.
Рут смотрела на него как загипнотизированная. Он уже потерял к ней интерес, словно мысли разбежались и он не мог их собрать.
Звуки машин. Скрип тормозов. Голоса — настойчивые, громкие. Стук в дверь.
Скиль почему-то нахмурился, повернулся и скрылся в комнате матери.
Свободна.
Рут открыла дверь.
Первой по ступенькам взбежала Бьянка. За ней — другие, с пистолетами в руках. Последним шел Смитс в длинном, неуклюжем пальто и шапке-ушанке. В руке у него тоже был пистолет.
— Подождите. — Рут встала у них на пути. — Подождите.
Она медленно вернулась в дом и прошла к двери в комнату. Эрланд стоял на коленях возле кровати, прижав к виску сморщенную старушечью руку. Глаза его были закрыты. Петлю он держал в окровавленных пальцах, как четки.
Полицейские уже вошли в комнату. Смитс потянул Бьянку за рукав. Все остановились, вопросительно глядя на Рут. Обессиленная, она прислонилась к стене.
— Дайте ему пять минут, — едва слышно прошептала она. — Пожалуйста, сделайте, как я говорю. Дайте ему пять минут.
ЭПИЛОГ
Мастерская Дреста по ремонту и комплектованию морских судов
Восхождение по лестнице далось Майлсу нелегко. Сначала появилась голова, потная и пыхтящая. Голова повернулась и оглядела жилище, устроенное на крыше мастерской и дополненное крохотным садом.
День выдался теплый и ясный.
Рут поливала заросли герани и гортензии. Расстилавшееся за балконом море поблескивало в солнечных лучах. Растянувшиеся по периметру польдера высокие белые турбины казались бордюром сказочного цветника.
— Опять записалась в блондинки, а? — заметил он.
Рут нахмурилась и повернулась к герани.
Майлс восхищенно покачал головой:
— Вижу, курс по управлению гневом пошел тебе на пользу.
Она улыбнулась, отставила лейку и потерла руки.
— Wilkommen, bienvenue, добро пожаловать… Выпьешь?
— Дай пива.
— Тебе какого?
— Любое сойдет, была бы пена.
Рут прошла в кухоньку и открыла холодильник.
— Пива нет. Только вино. «Пуи фумэ», урожай 1996 года.
Он пожал плечами:
— Ну, если ничего больше нет..
— Сухое белое.
— А я-то всегда думал, что вино мокрое.
Майлс осмотрел огромный руль, висящий на стене, как экспонат в художественной галерее, и провел пальцем по сварочному шву.
Рут нашла штопор, открыла бутылку и разлила вино по двум стаканам.
— Объясни, почему так получается, — сказала она, заталкивая пробку в горлышко, — что вставить ее в бутылку можно только другим концом?
— Интересный вопрос, — пробормотал Майлс. — Интересный, но глупый. — Он вышел в сад, осмотрел велосипед, потрогал резиновую грушу рожка. — А что со звонком?
— Стащили, — отозвалась Рут. — Что-то я не слышу: «Я же тебе говорил».
— Считай, что услышала.
Она села на пол, подобрав под себя ноги. Чокнулись.
— Что нового на работе?
— Да знаешь, ничего особенного. Все по-старому. — Он опустился в большое плетеное кресло и раскинул руки, как понтифик на троне. — Каброль малость оттаял, понял, что новым изданием энциклопедий Лярусса заниматься не придется. Приезжал его кузен, тот, что заведует Музеем Ньепса в Бургундии. Сводил нас всех в шикарный французский ресторан, за что большое ему спасибо. Кстати, Каброль перешел на чесночные таблетки. Они без запаха. Мудрое, на мой взгляд, решение. Атмосфера на работе заметно улучшилась.
— Как Рекс? Все еще ругаетесь?
— Не ругаемся. Мы достигли полного согласия в том, что не переносим друг друга.
— Я тебе не верю. Вы прекрасно дополняете друг друга. Что Свеекибуде?
— Пристрастился к моим брюкам. Рвет когтями каждый день. Низ истрепал полностью. Придется обрезать и переделать на шорты.
— Тебе повезло, что потеплело.
— Да. Как Принчипесса?
— Муррррлычет.
Помолчали.
Майлс обвел комнату восхищенным взглядом.
— А ты, похоже, неплохо устроилась и всем довольна.
Она улыбнулась — новое жилище нравилось ей самой.
— Да, больше не кусаю ногти, не курю и счастлива.
— И при деле.
— У служанки выходной.
— Знаешь, ты ведь очень приятная женщина, — протянул он тем льстивым тоном, которым поклонники говорят о своих кумирах, и хитро подмигнул.
— Спасибо. Мужчины все еще прижимаются ко мне в автобусах и трамваях. Меня это обнадеживает.
— Меня тоже.
Она дружески пнула Майлса ногой в коленку.
— Перестань, а то отправлю купаться.
Он посмотрел на нее через стакан с вином.
— Как случилось, что вы сошлись? Умру, если не расскажешь.
— Ну, началось все с Большого Бамса.
— Как всегда, — простонал Майлс.
— Знаешь, все прошло довольно-таки безболезненно. Он спросил, не хочу ли я быть его подружкой. Я сказала «да». Ну, с этого вроде как и началось. Как поется в одной песенке, для каждой девчонки найдется свой парень. К тому же имело смысл объединить две коллекции пластинок в одну. Получилось что-то вроде коммерческого слияния.
— Я так и думал. Глобализация…
— Такова плата за право иметь выбор. Вам «Мальборо» или «Мальборо-лайт»? К тому же Лауренс хорошо ко мне относится.
— Я, кстати, тоже. Что ж, как говорят на Востоке, только очень глупая мышка устраивает гнездо в ухе кошки.
Рут покачала головой:
— Знаешь, я здесь не единственная, у кого есть прошлое.
Насмотревшись на нее через стакан, Майлс поднял его чуть выше.
— В любом случае удачи тебе. Детей заводить не собираетесь?
— Не знаю. Может быть.
— По барже не скучаешь?
— Нет. — Она сказала это задумчиво, серьезно. — Конечно, я вижу их здесь каждый день, но моя… Никак не привыкну к тому, что она лежит где-то на дне, под водой. Моя прошлая жизнь. Маартен. Я ее не вижу, но знаю, что она там, что ее посещают рыбки.
— Все еще думаешь о нем? Я имею в виду о Маартене?
— Не так, как раньше. Теперь я вижу его таким, каким он был на самом деле. Странно, но тогда, перед взрывом, он был на барже. Звал меня к себе. Не спасти — погубить. Это было настолько ясно. Он хотел, чтобы я умерла, присоединилась к нему в том, другом, мире. И я сказала «нет». Конечно, это был не настоящий Маартен, а то, во что превратило его мое воображение.
— И ты продала дом…
— Да. Я разве не рассказывала? Мы получили кучу денег. Честно говоря, у нас их столько, что и девать некуда.
— С собой, как ты знаешь, туда все не утащишь.
Она надула губы.
— А я туда и не собираюсь.
— Ты могла бы, конечно, оставить себе дом…
— Нет, Майлс, не могла. Просто не могла. Слишком много в нем призраков. Лидии давно бы надо было это сделать — продать дом и уехать. Тогда и жизнь у нее, возможно, была бы другая.
— Не забываешь старушку, да?
— Конечно, нет! Знаешь, несмотря ни на что, я думаю о ней в общем-то с теплотой. Кое-чему Лидия меня научила. Преподала урок жизни.
— И что же это за урок?
— Наверное, я поняла, что нужно открываться людям, что нельзя все время прятаться. Она ведь всю жизнь провела, скрываясь от других и от себя самой. До некоторой степени так поступаем мы все, но чем человек старше, тем больше такого, от чего он пытается спрятаться. — Рут наклонилась, чтобы погладить незаметно пробравшуюся в комнату Принчипессу. — Одному Богу известно, какой я сама стану, если доживу до семидесяти. Даже думать не хочется.
— А по-моему, Лидия у тебя тоже кое-чему научилась.
— Представить не могу, чему именно.
— Тому же самому — не прятаться. Она ведь доверилась тебе, верно?
— Да уж, — скептически протянула Рут. — Прямо-таки утопила в безумном потоке сознания. Сама не знаю, как выбралась.
— Разговоры — это всегда хорошо, даже если люди не все говорят. Слушаешь других, потом прикидываешь, о чем они умолчали, и заполняешь пропуски. Истина как раз в невысказанном.
