Даниэль Клугер - Непредсказанное убийство
— Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.
— Кого? — Натаниэль усмехнулся. — В деле две женщины.
— Три, — поправил его адвокат.
— А кто третья? — Натаниэль удивился. — Вы мне не говорили.
— Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.
— Да-да, — Розовски похлопал себя по карманам. — В вашей машине можно курить?
Адвокат молча выдвинул пепельницу.
— Спасибо, — Розовски закурил. — Так что вы говорили о вдове?
— Далия Меерович. Не уверен, что она уже знает о случившемся. Ее сейчас нет в Израиле. Она путешествует по Европе.
— Вот как? Это точно?
— Не знаю. Так сказали в полиции. Ей попробуют сообщить о смерти мужа. Если узнают, в какой именно из европейских стран она находится в данный момент.
— А если нет?
— Тогда сообщат по возвращении, через семь дней.
Розовски погасил сигарету в пепельнице и сказал с некоторым раздражением:
— Честное слово, Цвика, вы меня удивляете. Вы излагаете суть дела в очень странной последовательности. Почему бы вам вообще не сообщить мне хоть какие-то подробности из жизни убитого? Или вас интересует только ваша клиентка?
Грузенберг хмыкнул.
— Я мог бы ответить и так, — сказал он. — В конце концов, я представляю ее интересы…
— Действительно, — буркнул Розовски. — Интересы покойного в настоящее время представляет «Хевра кадиша».
— …но, на самом деле, я просто несколько растерян, — продолжал адвокат. — Согласитесь, это очень странное дело.
— Да, мягко говоря, странное, — согласился Натаниэль. — Но, возможно, и очень простое. Ладно, сведения о покойном я постараюсь собрать самостоятельно. Вернемся к тому, о чем я говорил.
— А о чем вы говорили?
— О родственниках вашей подопечной. Скажите, Цвика, как вы поступите, если окажется, что в деле каким-то образом, замешаны обе родственницы? Или, что еще оригинальнее, Головлева, действительно, окажется ни при чем, а вот ее двоюродная сестра… — Розовски немного помолчал, потом добавил: — Это я так, в порядке поддержания светской беседы.
— Я так и понял, — заметил адвокат. — Думаю, предположение достаточно фантастично.
— О разумеется! Но ведь в деле, как бы-то не было, присутствуют двое: мужчина, звонивший по телефону, и женщина, вызвавшая полицию. Пока что мы имеем только одну пару, которая могла это сделать.
— А мотивы? — спросил адвокат.
Натаниэль пожал плечами.
— Понятия не имею. Я вообще знаю лишь то, что вы мне рассказали, — он извлек из кармана сложенную вчетверо газетную страницу. — Плюс вот это.
— Да, я видел, что вы нашли эту бумажку в квартире Головлевой. Что это?
— Газетная страница с гороскопами, — Розовски развернул страницу. — Видите, гороскоп на позавчера… Ах да, вы же не читаете по-русски. Ну, неважно. Гороскоп соответствует тому, что сообщила вам ваша подзащитная. Вот тут кто-то, видимо, она сама, отчертила прогноз: «Сегодняшний день принесет вам немало неожиданностей и сюрпризов…» Это точно, сюрпризов было более чем достаточно… «Возможны новые знакомства, визиты. Не отказывайтесь от приглашений: они могут кардинальным образом изменить вашу жизнь в лучшую сторону. Романтическая связь, завязавшаяся в этот день, будет прочной и долговременной…» Ну-ну… — Натаниэль нахмурился. — А вот еще кое-что, интересно, она говорила вам об этом?
— О чем?
— «Близкие люди могут нарушить ваши планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям…» А? Это как?
— Вы же не верите в астрологию, — сказал адвокат. — Или я ошибаюсь?
— Не верю, — Розовски сложил страничку и спрятал ее в карман. — Меня раздражает ощущение того, что наша жизнь спланирована заранее. Звездами, небесами — неважно. Я хочу сам решать, что мне делать сегодня, что — через год.
— А если не верите, — Грузенберг улыбнулся, — то почему обратили внимание на какое-то предостережение в гороскопе?
— Не знаю, — Розовски смотрел в окно. — Но в данном случае мы имеем дело не с астрологией вообще, а с причиной преступления — возможно, кажущейся — на которой настаивает обвиняемая. Она же — ваша клиентка. И я бы очень хотел знать: расценивает ли она это предостережение как намек на собственных родственников. И если да, то как она понимает этот намек. Так что? Она вам говорила что-нибудь об этих людях?
— Приехали, — сообщил адвокат вместо ответа. — Вот этот дом.
9
Сходство между жилищем четы Шейгер в Рамат-Авиве и квартиркой в Яффо, только что осмотренной Натаниэлем и адвокатом, было примерно таким же, как между тигром и домашней кошкой. Парадоксально, однако на роль дикого тигра претендовала конура Головлевой. Сравнение с домашней кошкой пришло Натаниэлю в голову, едва он переступил порог и вошел в просторный, дорого и со вкусом обставленный салон.
Ицхак и Мирьям были под стать дому. Предложив обоим посетителям сесть, они, тем не менее обращались исключительно к адвокату. Чувствовалось, что к Натаниэлю они относятся то ли как к мальчику на побегушках, то ли как к мальчику для битья. Ситуация не оскорбила детектива, скорее, позабавила. Откинувшись в широком мохнатом кресле, чуть в стороне от журнального столика на гнутых ножках, он предоставил Грузенбергу возможность беседовать с хозяевами, а сам с интересом разглядывал родственников Головлевой, пытаясь составить первое впечатление о них. Тем более, что беседа на первых порах касалась финансовых отношений адвоката и его подопечных и была Натаниэлю скучна и малопонятна. Свои проблемы с Грузенбергом он решил.
Ицхак Шейгер показался ему типичным сорокалетним представителем middle-class. С поправкой на средиземноморское происхождение. То есть, с одной стороны, дорогая и внешне скромная одежда (хозяин квартиры был одет в темно-серую пиджачную пару и светло-серую сорочку с галстуком строгой расцветки), холеные ногти и несколько церемонная манера разговора, с другой — природная смуглость, и мрачноватая глубина темных глаз. По словам адвоката, он работал исполнительным директором некрупной, но крепко стоящей на ногах компании по торговле недвижимостью.
Что же до Мирьям, то назвать ее типичной Натаниэль не решился бы ни в коем случае. В этой эффектной — и просто красивой — женщине чувствовалось нечто такое, чего Натаниэль, при всем своем легкомыслии побаивался в представительницах слабого пола. Это не определимое словесными формулами качество давало госпоже Шейгер ощущение спокойной силы и уверенности, а ее собеседникам — ощущение скрытой угрозы. Розовски заметил, что фактически разговор с Грузенбергом вела она. Хотя говорил муж, Мирьям вставила от силы две-три фразы.
Словом, Розовски рассматривал сцену, чувствуя себя достаточно беззаботным зрителем.
Неловкость испытывал Грузенберг, считавший, что хозяевам следовало больше внимания уделить приглашенному им детективу.
Наконец, он не выдержал:
— У господина Розовски есть несколько вопросов к вам, — сказал он. — Забыл вам сообщить: господин Розовски в прошлом много лет проработал в полиции и до сих пор считается одним из лучших специалистов своего дела.
Натаниэль вежливо улыбнулся в ответ на эти слова и вызванные ими холодные взгляды хозяев.
— У нас еще есть время, — сказал он. — Госпожу Головлеву освободят из-под стражи через три часа, а вопросов у меня совсем немного. Так что можете закончить свои дела, не обращая на меня никакого внимания.
Намек на игнорирование его присутствия поняла Мирьям. Ицхак только кивнул головой, как бы принимая его слова к сведению.
— Но мы уже закончили, — заметил Грузенберг. — Все остальное не является срочным. Так что — прошу вас, Натаниэль. Вы не возражаете? — он вопросительно посмотрел на хозяев. Ицхак пожал плечами.
— Спрашивайте, — коротко ответила Мирьям.
— Сколько лет вы живете в Израиле?
— Стандартный вопрос, — Мирьям позволила себе улыбнуться краешком губ. — Традиционный. Первые два года я слышала его постоянно: «Сколько времени ты в стране?»
— Так сколько же?
— Восемь лет. С восемьдесят восьмого года.
Натаниэль перевел вопросительный взгляд на Ицхака. Тот отрицательно качнул головой.
— Я вышла замуж шесть лет назад, — сказала Мирьям. — Мы познакомились с Ицхаком уже здесь.
— Вы не были замужем в Союзе?
— Нет.
— Скажите, Мирьям, вы поддерживали отношения с Ларисой Головлевой в течение всего времени вашей жизни здесь, в Израиле?
— И здесь, и в Союзе. Мы были очень близки с Ларисой… — она секунду поколебалась. Натаниэль не преминул это отметить. — Исключая разве что последний период перед отъездом, — закончила Мирьям.
— Часто переписывались?
— Последние два года — примерно раз в месяц. Довольно часто. До этого реже. Почти не переписывались.
