Сергей Трахименок - Уехать в Париж
Обзор книги Сергей Трахименок - Уехать в Париж
Сергей Трахименок
Уехать в Париж
Черный аист летел над взорвавшимся энергоблоком. И что удивительно, хотя солнце было за облаками, тень птицы стремительно двигалась по земле, словно символизируя время, которое не остановить и не замедлить…
Затем кадр сменился, и над энергоблоком вновь засияло солнце. Но уже в следующий момент оно стараниями оператора превратилось в черное пятно, из-за которого, похожие на множество рук, торчали золотистые лучи.
— События октября прошлого года, — произнес ведущий, — невозможно оценить однозначно.
Елена оторвала свой взгляд от видеоплеера и взглянула на экран телевизора, где на одном из русских каналов шла передача о событиях 3 октября 1993 года в Москве.
— Разумеется, — ответил ведущему оппонент, — все это крайне амбивалентно.
Елена тихо выругалась.
«Амбивалентность» самое модное слово начала девяностых годов двадцатого века. Кто его только не употреблял. Ученые говорили о глобальных переменах, причем один и тот же факт одни оценивали как катастрофу, а другие как вселенское благо, — необходимое разрушение старых связей, которые мешают человечеству развиваться. Третьи пытались примирить первых и вторых, ссылаясь на то, что жизнь и ранее была амбивалентна, и приводили слова Антуана де Сент-Экзюпери о том, что мавру колодец в пустыне, в котором вода вперемешку с верблюжьей мочой милей, чем фонтан в Париже.
В Париже. Почему именно в Париже? Только ли потому, что Экзюпери был француз, или Париж по каким-то причинам стал для эстетствующих интеллектуалов неким мерилом всего прекрасного.
Эта мысль на какое-то время отвлекла Елену от просмотра видеоплеера, но потом она снова вернулась к видеозаписи фильма «Звезда Полынь», где в конце восьмидесятых снялась в главной роли. Однако телевизор, а точнее полемика, происходившая в нем, мешали, и Елена выключила его, полностью сосредоточившись на видеозаписи.
А запись была некачественная, на экране все время тянулись продольные полосы, что создавало иллюзию старого пленочного кино. Но Елена так же, как мавр Экзюпери, не обращала на это внимания. Для нее скудный пейзаж Чернобыля был милей, чем набережная Брайнли, на которой она жила вот уже три года.
Елена нажала на кнопку пульта, остановив действие на эпизоде, в котором ее героиня отказывалась эвакуироваться из зоны радиационного заражения, поднялась с дивана и подошла к открытому окну.
Перед ней, как на рекламе, расстилался ночной Париж, матово-черный, поделенный на кварталы, освещенный миллионами электрических фонарей, со своим фирменным знаком посередине — Эйфелевой башней, так же расцвеченной огромным количеством электрических огней.
Елена поймала себя на мысли, что три года в Париже не прибавили ей знаний о городе. Конечно, она посетила все, что предписывали туристические каталоги. Но и до приезда в Париж она знала, что Фонтенбло, проектировал и строил Бенвенуто Челлини, а в Лувр легче попасть через подземный торговый центр «Carrousel du Louvre», непосредственно со станции «Palais-Royal — Musee du Louvre» или же через вход, расположенный неподалеку от Арки Карузель. Если же идти обычным для туристов путем к «пирамиде», то можно настояться в таких очередях, которые даже у приезжих из стран бывшего соцлагеря вызывали оторопь.
И она не хуже любого гида могла рассказать о том, как проехать на остров- Сите и чем знаменита возвышающаяся там жемчужина французской готической архитектуры — кафедральный собор Нотр-Дам де Пари. А также поведать, почему писатель Ги де Мопассан, ненавидевший Эйфелеву башню, предпочитал обедать в одном из ее ресторанов.
— Это единственное место в Париже, — якобы говорил он, — с которого невозможно увидеть столь бесполезное и чудовищное сооружение, уродующее Париж.
Из окна четырнадцатого этажа почти не слышен гул автомобилей, и панорама Парижа выглядела рекламной и даже сказочной. Хотя, если спуститься вниз, то обаяние сказочности мгновенно улетучится, и ты попадешь в запахи чеснока, стоялой воды, бензиновой гари и собачьих экскрементов.
Об этом ей не раз говорил сын Павел, когда приезжал в Париж. Павел учился в радиотехническом институте в Минске и имел возможность приезжать к ней только на летних каникулах.
Елена вернулась к дивану, посмотрела на часы. На циферблате было два часа ночи. Значит в Минске двенадцать. Павел уже должен быть дома. Она набрала номер телефона. Но телефон на квартире Павла молчал.
— И где может быть этот несносный мальчишка? — произнесла Елена вслух.
* * *А несносный мальчишка в это время «оттягивался» в дискобаре комплекса «Олимпийский» в Минске в доброй тысячи километров от Парижа. Именно в тот момент он пригласил на танец свою подружку по имени Жанет. Они поднялись из-за столика и стали проталкиваться сквозь толпу танцующих в центр зала.
Тут только стало видно, что Павел на голову выше своей партнерши и вполне соответствует своему возрасту и третьему курсу вуза, а его ровесница Жанет больше походила на маленькую девчонку-подростка. Причем подростка-задиру. Об этом свидетельствовало не только ее выражение лица, взгляд чуть исподлобья, демонстративное отсутствие косметики, но и черные не глаженные брюки и коричневая трикотажная кофточка без рукавов, больше похожая на майку.
Когда они достигли середины танцпола, дискжокей сменил пластинку, и голос Юры Шатунова запел про дикие розы.
— Боже, какие рифмы, — произнес Павел, — розы — морозы.
— Нормальные рифмы, — ответила Жанет, — мне нравится.
— В свое время Пушкин поиздевался над читателями, которые опускались до таких рифм или ждали такие рифмы.
— Огласи, — лениво, в такт движениям, произнесла Жанет.
— И вот уже трещат морозы, и серебрится средь полей, — начал Павел и сделал паузу.
— Ну. а дальше?
— Читатель ждет уж рифмы розы, на вот, возьми ее скорей.
— И что?
— Здорово, тебя не впечатляет?
— Не-а.
Музыка закончилась, и Павел с Жанет стали проталкиваться обратно к своему столику.
— Возьми два коктейля, — сказала Жанет и вытащила из кармана брюк несколько смятых бумажных купюр.
Павел взял их и направился к бару.
* * *Елена снова набрала номер. Результат тот же самый. Тогда она позвонила мужу.
— Бонжур, — произнесла она после того как произошло соединение, — Гаетан, я третий день не могу дозвониться ему домой.
Мужской голос, говорящий по-французски, стал успокаивать ее.
— Сегодня мне приснился страшный сон, — перебила его Елена.
— Не всем снам надо верить, — произнес мужской голос, уже на плохом русском.
— А тут еще тебя нет.
— Дорогая, — ответил мужчина, — у меня дела. за пределами Франции.
— А у меня проблемы. за ее пределами, — капризно произнесла Елена.
— Ну, ну, больше оптимизма, пока нет повода для беспокойства. Павел молодой человек, он мог уехать на пикник с товарищами.
— Он не ездит на пикники с товарищами. Он кроме своих компьютеров ничем не интересуется.
— Ну почему же, у него есть подружка. Возможно, он проводит время с ней или у нее.
— Глаза б ее не видели. Тебе надо было уговорить его остаться в Париже во время последнего приезда.
— И как бы я это все сделал?
— Поговорил бы по-мужски.
— Я с ним говорил.
— Значит, не так говорил.
— Так, так. И могу сказать совершенно серьезно, он не хочет жить в Париже.
— Да, — согласилась Елена. — Ты как всегда прав. Он действительно не хочет жить в Париже. Извини за тон. Я постараюсь найти Ирину, она как раз на съемках в Минске.
— Кто есть Ирина?
— Ирина — моя подруга и сокурсница по ВГИКу. Она известная российская актриса, снималась у Бондарчука-старшего.
— А что есть еще и Бондарчук-младший?
— Есть и младший.
— Поступай, как считаешь нужным.
— А ты как бы поступил на моем месте?
— Мне трудно быть на твоем месте, точнее я не могу быть на твоем месте. Но если все так серьезно, ты можешь слетать в Минск на неделю-другую, — сказал Гаетан и положил трубку.
* * *Расплачиваясь за коктейли, Павел краем глаза заметил, как за их столик подсел нагловатый парень и что-то сказал Жанет. Однако, увидев, что Павел возвращается к столику, парень вскочил со стула и, напевая: «Ви олл лыв ин зе йеллоу субмарин!» — исчез.
— Кто это был? — спросил Павел.
— Валет, — ответила Жанет.
— И кто такой Валет?
— Шестерка Кривого.
— Странное сочетание, Валет — шестерка Кривого. И что ему надо?
— А то ты не знаешь?
— Не знаю, — с оттенком ревности произнес Павел.
— Ну, так знай. Он напомнил о твоем долге Кривому.
— Как они нас нашли?
— А мы что, скрывались что ли?
— Нет, но все-таки. Дома я не появляюсь.
