Анатолий Афанасьев - В объятьях олигарха
Обзор книги Анатолий Афанасьев - В объятьях олигарха
АНАТОЛИЙ Афанасьев
ГЛАВА 1
ГОД 2024. ПОИСКИ ПРЕСТУПНИКА
На центральной площади Раздольска народу тьма — человек сорок, пятьдесят набежало. Можно сказать, все трудоспособное население: женщины преклонных лет, инвалиды да и кое–какой молодняк. Две ярко накрашенные девчушки, Света и Зина, покуривали травку под навесом, к ним прибился Сашка Прохоров, двадцатилетний бездельник, недавно вернувшийся с лесоповала. В городке Сашку побаивались, он был бритоголовый, фашист. Вот и сейчас, средь бела дня, никого не стесняясь, сосал из горлышка «Клинское» и, матерясь на всю площадь, заманивал девушек в лесок. Света и Зина шутливо отнекивались. Обе были профессионалками, работали на трассе Раздольск — Москва, им бесплатные утехи западло, хотя бы и с Сашкой.
Народ третий час топтался на площади; ждали гуманитарную помощь, но фургон, как всегда, запаздывал. Мог и совсем не приехать. Последний раз продукты подвозили месяц назад, да и то — выдали на рыло по пакету ячневой крупы, по пачке черных галет и по упаковке корма «Педи- гри» — смех и слезы. Однако уже стало доброй традицией по вторникам, в день выдачи, всем, кто еще вставал с постели, собираться на площади. Все ж таки какое–никакое общение, соборность. Да и где еще было встречаться? Школы позакрывали в связи с окончательным падением рождаемости, церковь оборудовали под приют для наркоманов, а в ночной клуб «Харизма» аборигенов не пускали. Там на дверях висела табличка: «Вход — 100 долларов». Шутка, конечно. С тех пор как перестали выдавать пенсию (пенсионная реформа!), деньги в городе превратились в фантом.
Далеко за полдень, когда разочарованный народец уже собрался было расходиться, на площадь, чихая простуженным движком, влетел знакомый фургон, опоясанный по бортам рекламными плакатами. Но не успели люди выстроиться в гомонящую цепочку, как следом выкатился автобус «Мицубиси» с миротворцами. Толпа обреченно замерла.
Высыпавшие из втобуса вооруженные бойцы споро взяли в каре гранитное возвышение, где в незапамятные времена стоял батюшка Владимир Ильич с воздетой к небесам рукой. На постамент поднялся Зиновий Германович Заши- балов, бессменный в течение двадцати лет мэр Раздольска. Правда, в последние годы горожане видели его редко, разве что в день всенародных выборов, когда Зиновий Германович обращался к ним по местному телевидению с пламенной речью. Поговаривали, будто Зашибалов давно перебрался на постоянное место жительства в Ниццу, что, впрочем, только усиливало к нему народную любовь. Разумеется, все сразу поняли: произошло что–то чрезвычайное, если посреди мертвого сезона мэр бросил все свои дела и примчался в город вместе с миротворцами.
Перед самым выступлением Зиновия Германовича случился неприятный инцидент. Среди миротворцев выделялся красивый, могучий негр, на две головы выше своих товарищей. Со своей верхотуры он разглядел девчушек и парня, распивающих пиво под навесом, сделал знак другому миротворцу, из тех, кого не так давно пресса именовала не иначе как «лицами кавказской национальности», и вдвоем они ринулись через толпу, пинками расшвыривая не успевших посторониться старух и инвалидов. Приблизившись к молодняку, негр грозно потребовал:
— Аусвайс!
Забалдевший Сашка Прохоров не понял, чего от него хотят, и вместо того, чтобы предъявить справку о временном освобождении, протянул с улыбкой недопитую бутылку.
— Выпить хочешь, земеля? На, держи.
Негр забрал бутылку и ею же хряснул Сашку по башке, кавказец добавил прикладом автомата. Следующие несколько минут упавшую на площадь тишину нарушали лишь хруст ломающихся костей да утробные повизгивания девчат. Окончив экзекуцию, негр по–отечески их пожурил:
— Ай–яй–яй, такой симпатичный девочка связался с террористом.
— Маму, папу не слушал — и вот результат, — поддержал кавказец.
— Мы не знали, не знали, — взволнованно оправдывались Света и Зина. — Он сам подвалил.
Никого из горожан сценка не удивила. В Раздольске, как и по всему региону, второй год действовал комендантский час, но на мужчин моложе пятидесяти лет он не распространялся. С ними расправлялись на месте, если не оказывалось положенного допуска на передвижение. Меры суровые, но оправданные. Ничего беззаконного в них не было. Волны терроризма и фашизма, захлестнувшие цивилизованные страны, докатились наконец–то и до России, только–только укрепившейся на рыночных рельсах. Чтобы справиться с этой бедой, потребовались адекватные средства. После долгих дебатов и консультаций с Евросоюзом Дума приняла закон о так называемой «идентификации личности», по которому каждый гражданин, независимо от национальности и социального положения, не сумевший по первому требованию подтвердить свою лояльность, приравнивался к преступнику первой категории и подлежал уничтожению. Дабы новый закон не вступал в противоречие с незыблемыми основами демократии, Дума одновременно продлила на пятьдесят лет мораторий на смертную казнь.
Полицейским свистком Зиновий Германович успокоил загомонившую толпу и объяснил цель своего прибытия в Раэдольск. Оказывалось следующее. В городе, по сведениям Интерпола, скрывается некий Митька Климов, местный уроженец, подозреваемый в связях с экстремистской организацией «Крестоносцы». Организация известна тем, что не признает свободу слова и частную собственность. Митьку надлежит немедленно сдать в комендатуру. Только после этого начнется раздача продуктов.
— Сограждане! Братья и сестры! — торжественно возвестил Зашибалов. — Чем скорее мы покончим с этим маленьким дельцем, тем скорее разойдемся по домам с чистой совестью. Кстати, дорогие мои руссияне, хочу сообщить радостное известие. Сегодня в каждом пайке, кроме ячневой крупицы, банка тушенки и — внимание, мужики! — бутылка спирта. Ну!.. Кто знает про Митьку? Шаг вперед.
Сперва никто не откликнулся, толпа шушукалась, по ней пробегали круги, как от камешка по воде, наконец к возвышению, опираясь на суковатую палку, выдвинулся старец Иосиф. На вид ему было далеко за сотню, но многие из здешних помнили его молодым, шустрым секретарем райкома партии, а позже одним из учредителей офшорной компании «Монако», сгоревшей синим пламенем при правлении Кириенки.
— Отец родной, Зиновий Германович, мы бы со всей душой, — прошелестел старец в динамик, который держала у его губ старуха Матренушка, — кабы мы знали, кто таков этот самый Митька и что он есть на самом деле. Климовых в городе было много, цельных десять семей, но ото всех осталась одна братская могила. Последнего из Климовых, деда Пашу, в прошлом году туберкулез скосил. У нас тут есть к тебе встречное предложение.
— Какое? — заскучав, спросил сверху мэр.
— Мы твоего Митьку разыщем, ежели он где прячется. Но дай хотя бы пару деньков. А пока выдели покушать авансом, под наше верное стариковское слово.
Зашибалов хохотнул, и по взводу миротворцев тоже пробежал снисходительный смешок.
— Рад бы помочь, дедуля, да не в моей компетенции. Я ведь, как и вы, родимые, не вольный человек. Чуть оступлюсь — пожалуйте в международный трибунал. Но это справедливо. Только сообща можно одолеть эту заразу. Если бы не Америка, нам всем кранты. Разве не так, господа руссияне?
Толпа ответила одобрительным гулом, но старец Иосиф покачал головой.
— Побойся Бога, Зиновий Германович. Людишек осталось всего ничего, подкормить бы последний разок. На выборах голосовать за тебя некому будет.
Зашибалов оценил хитрость парламентера.
— Умен ты, дедуля, но за меня не переживай. Об земляках подумай. Говорю же, задеты международные интересы. Не сдадим Митьку, вообще получим шиш с маслом вместо жратвы. Ну да ладно, даю час времени, посовещайтесь, а я пока навещу кое–кого в городе.
На площади не было ни одного человека, который не знал бы, кого собрался проведать Зашибалов…
Митька Климов, недоучившийся студент двадцати двух лет от роду, уже сутки скрывался в подвале заброшенного дома на окраине. С этим домом у него были связаны приятные воспоминания. Семь лет назад тут располагалось общежитие ткацкой фабрики, где Митька провел много счастливых ночей. О благословенные времена! В ту пору весь пятиэтажный дом неумолчно звенел веселыми девичьими голосами, и во множестве потаенных уголков желанного гостя ожидали головокружительные приключения. Как сказано поэтом: «Будь смелым, мой милый, и будешь со мной…» Все кануло в Лету. Ткацкую фабрику приватизировали и закрыли, чудесные обитательницы общежития разлетелись в разные края, большинство, кто пошустрее, на панель, в доме на первых порах несколько фирм устроили свои офисы, потом кавказцы забрали его под перевалочную базу, а уж после того, как дом взорвали, снеся большую часть несущих конструкций, определили его на слом.
