Керен Певзнер - Смерть пилигрима
Обзор книги Керен Певзнер - Смерть пилигрима
Керен Певзнер
Смерть пилигрима
СТРАННОЕ все же место — приемная зубного врача. Там сидят люди, которых привела острая необходимость или невыносимая боль — в общем, мотивы самые разные, но ни одного среди них веселого. И только переступив порог, они начинают мучиться сомнениями: боль внезапно пропадает, словно ее и вовсе не было, страх перед конечной цифрой гонорара за услуги проникает за заднюю стенку сердца, и несчастный клиент готов терпеть все благоглупости соседей, лишь бы не прислушиваться к противному звуку бормашины, ноющей на одной ноте, и к глухому лязганью пыточных инструментов.
В приемной доктора Иннокентия Райса мы с Дарьей оказались после того, как моя дочь всю ночь простонала, держась за щеку. Заваривая ей ромашку с шалфеем, я гадала, на сколько платежей по кредитной карточке можно будет разбить плату за ее лечение и покроет ли дополнительная страховка, которую я неукоснительно вношу в больничную кассу, хотя бы часть расходов.
— Да уж… — сказал старичок, сидящий рядом с нами в приемной, — эти стоматологи умеют зарабатывать деньги. Настоящие а идише коп.
— Мам, — тянула меня дочь, — ну пойдем, у меня уже ничего не болит. Пойдем.
— Сиди! — одернула я ее. — Не хочу еще одной ночи с ариями Кармен.
— Их мамы знали, куда устроить своих детей. Хотя мне тоже довелось хорошо пожить в той жизни, — продолжил старичок свои рассуждения о способах зарабатывания денег на доисторической родине. — Вы знаете, что такое молдавская свадьба?
Все ясно. Дед был кишиневским евреем.
— Нет, не знаю, — ответила я, только чтобы не препираться с Дарьей. Вроде бы взрослая девица, пятнадцать лет, а ведет себя, как маленькая. Воистину, это очень странное место — приемная зубного врача.
— У меня даже был помощник! — торжественно поднял дед вверх палец правой руки.
— Для чего?
— Как для чего? Мы фотографировали свадьбы, — Старик задумался, пожевал губами, вспоминая то золотое время, и продолжил. — Мы приезжали с Семеном. Столы уже накрыты во дворе, все пьяные с утра. Бабы носятся с пирогами, поросята на столах, зажаренные целиком. И платки… Платки дарят дюжинами! Деньги на подносы швыряют не глядя. Кум дал, а я — вдвое…
Старик, видимо, был горд за славный молдавский народ, умеющий гулять с таким размахом.
— И мы с Семеном начинаем фотографировать. Носимся, как угорелые. Снимаем и невесту с женихом, и свояков, и маму с кумами.
— Что? — переспросила Дашка. Она уже не ныла, а с интересом прислушивалась к рассказу. Я перевела ей на иврит слово «кум» и объяснила, что это значит.
— Все надо делать быстро… Мы щелкали две ленты, неслись домой, проявляли, потом обратно, и они заказывали — этих десять, а этих двадцать. Жок хорошо шел.
— Даша, жок — это национальный молдавский танец, наподобие хоры.
— Мам, откуда ты это знаешь? Ты же не была в Молдавии? — удивилась дочь.
— Книжки читай! — я щелкнула ее по носу и, обернувшись к деду, спросила. — А как потом с вами расплачивались?
— Как-как, с трудом. Мы всю неделю с Семеном печатали карточки. Потом в деревню везли. А за неделю там все уже протрезвели и никому платить неохота было. Но все обходилось.
Я с недоверием оглядела тщедушного старика. Видимо, он понял мои сомнения.
— Так у меня Семен был мастер по вольной борьбе. Голова и шея одного объема.
Из кабинета вышла бледная дама и старичок поднялся с места.
— Моя очередь, — с сожалением произнес он и исчез за дверьми.
— Он совершенно прав, — вдруг произнес молчавший до того интеллигентного вида человек лет сорока, в темных очках, — свадебный бизнес — очень доходное дело.
— Вы тоже фотографировали на молдаванских свадьбах? — спросила моя неуемная дочь.
— Нет, на свадьбах я не фотографировал, не пришлось, но когда моя супруга наконец решила выйти за меня замуж, ей отсюда прислали великолепное платье. Она была в нем как принцесса!
— Отсюда — это из Израиля? — уточнила Дарья.
— Да, — кивнул интеллигент, — мы тогда жили в Петрозаводске. И когда свадьба прошла, жена решила платье продать. Я сказал: «Семьсот рублей, и ни копейкой меньше!» Тогда это была зарплата за полгода.
— И что, нашлись покупатели? — спросила я.
— Давали пятьсот, пятьсот пятьдесят, но не семьсот. Жена уже хотела продать, но я стоял на своем. И тогда пришла подруга жены и попросила его напрокат за двести рублей. Она выходила замуж.
— Вы отдали?
— Вы знаете, чем была корова в крестьянской семье? — оживился он. Кормилицей!.. Я не давал жене дотронуться до этого платья. Сам его стирал и штопал. Люди дату свадьбы переносили, только чтобы платье было не занято. Выйти в нем замуж считалось и престижно, и хорошей приметой — значит брак будет крепким и обеспеченным. Его возили даже в Симферополь! А когда количество вырученных денег перевалило за пять тысяч, я перестал считать…
— Вот здорово! — восхитилась Дарья. — А где оно сейчас?
— В Петрозаводске, — пожал плечами наш собеседник, — когда мы уезжали в Израиль, я той же подруге и продал его за семьсот рублей. Теперь она его напрокат сдает.
Старичок вышел из кабинета и мы поднялись с мягкого диванчика.
Доктор Райс смотрелся в своем кабинете, переполненном разными хромированными штучками, как штурман космического корабля. Зубоврачебное кресло, раскрытое как лежанка, только дополняло впечатление. Хотя мне не встречались штурманы маленького роста, с черепом неправильной формы и небольшим брюшком, выпиравшим из белого халата.
— Садитесь, девушки, — обратился он к нам, — ну-с, кого будем пользовать?
— Ее, — я подтолкнула дочь к креслу и она нехотя на него взобралась. Всю ночь колобродила, за щеку хваталась.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал доктор и застегнул на Дарье одноразовый нагрудник. Дашка послушно разинула рот.
Далее последовали манипуляции с рентгеном.
— Пульпит, — изрек доктор, вглядываясь в черную пластинку, — нужно лечить корень.
— Нужно, так нужно, — вздохнула я. — Только сначала посмотрите, пожалуйста, что еще нужно и составьте смету. А потом будем лечить.
Иннокентий Райс глянул на меня:
— Где вы работаете…
— Валерия, — подсказала я.
— Где вы работаете, Валерия?
— У меня небольшое бюро по переводам документов на улице Соколова, плюс сопровождение…
— Что?
— Успокойтесь, доктор, — остановила я его, так как была готова к такой реакции. — Слово «сопровождение» испохабили в наше время, предлагая дешевых проституток, будто богатенькие бизнесмены не могут пойти на пьянку одни. В мои обязанности входит за определенную почасовую плату сопровождать по разным общественным и государственным организациям людей, которые только что приехали в Израиль, не говорят на иврите и не знакомы с реалиями нашей бюрократии.
— Понятно, — кивнул он, высчитывая на бумажке свой приговор. — Вашей дочери понадобится пластинка на зубы для исправления прикуса и несколько пломб. Минус тридцать три процента страховки, это получается…
Договорить ему не удалось. Дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел бомж. За собой он тащил все свои пожитки — скатку спального мешка, рюкзак и связанную вместе пару тяжелых ботинок.
— Илюша, в чем дело? — нахмурился доктор. — Я же просил…
Вид у Илюши был устрашающий: седые волосы длинными прядями падали на плечи, безумные голубые глаза блуждали, не фокусируясь ни на каком определенном предмете, в неухоженной бороде застряли крошки. Одет он был в какую-ту хламиду неопределенного цвета и в порванные на коленках джинсы.
— Я нашел, Кеша, нашел!
— Эврика, — сказала моя дочь, с интересом разглядывая пришельца. Его присутствие отдаляло мучительный миг знакомства с бормашиной.
— Илюша, дорогой, успокойся, — доктор Райс говорил тихим спокойным голосом, смотря в глаза вошедшему. — Отправляйся домой, не видишь, я работаю, у меня клиенты. Скоро обеденный перерыв, я закрою кабинет и приду поесть. Там ты все мне расскажешь. А сейчас выйди и подожди меня внизу. Ладно?
Бомж ничего не сказал, понурил голову и вышел из кабинета, волоча за собой пожитки.
Мы вернулись к нашим баранам.
— Простите, Валерия, — сказал он, — я надеюсь, это досадное недоразумение больше не повторится. Итак, общее лечение плюс пластинка стоит…
Он назвал четырехзначную сумму, достаточно большую для моего бюджета, но не смертельную. Мы договорились на шесть равных платежей, я выписала чеки, и доктор Иннокентий Райс включил бормашину.
В перерыве, когда он перекладывал инструменты, я не удержалась и спросила:
— Простите мне мое любопытство, но кто он вам, этот Илюша? Очень колоритный тип, между прочим.
Видимо, Райсу самому захотелось снять тягостное впечатление от визита и он охотно ответил: