Керен Певзнер - Смерть пилигрима
Обзор книги Керен Певзнер - Смерть пилигрима
Певзнер Керен
Смерть пилигрима
СТРАННОЕ все же место – приемная зубного врача. Там сидят люди, которых привела острая необходимость или невыносимая боль – в общем, мотивы самые разные, но ни одного среди них веселого. И только переступив порог, они начинают мучиться сомнениями: боль внезапно пропадает, словно ее и вовсе не было, страх перед конечной цифрой гонорара за услуги проникает за заднюю стенку сердца, и несчастный клиент готов терпеть все благоглупости соседей, лишь бы не прислушиваться к противному звуку бормашины, ноющей на одной ноте, и к глухому лязганью пыточных инструментов.
В приемной доктора Иннокентия Райса мы с Дарьей оказались после того, как моя дочь всю ночь простонала, держась за щеку. Заваривая ей ромашку с шалфеем, я гадала, на сколько платежей по кредитной карточке можно будет разбить плату за ее лечение и покроет ли дополнительная страховка, которую я неукоснительно вношу в больничную кассу, хотя бы часть расходов.
– Да уж… – сказал старичок, сидящий рядом с нами в приемной, – эти стоматологи умеют зарабатывать деньги. Настоящие а идише коп.
– Мам, – тянула меня дочь, – ну пойдем, у меня уже ничего не болит. Пойдем.
– Сиди! – одернула я ее. – Не хочу еще одной ночи с ариями Кармен.
– Их мамы знали, куда устроить своих детей. Хотя мне тоже довелось хорошо пожить в той жизни, – продолжил старичок свои рассуждения о способах зарабатывания денег на доисторической родине. – Вы знаете, что такое молдавская свадьба?
Все ясно. Дед был кишиневским евреем.
– Нет, не знаю, – ответила я, только чтобы не препираться с Дарьей. Вроде бы взрослая девица, пятнадцать лет, а ведет себя, как маленькая. Воистину, это очень странное место – приемная зубного врача.
– У меня даже был помощник! – торжественно поднял дед вверх палец правой руки.
– Для чего?
– Как для чего? Мы фотографировали свадьбы, – Старик задумался, пожевал губами, вспоминая то золотое время, и продолжил. – Мы приезжали с Семеном. Столы уже накрыты во дворе, все пьяные с утра. Бабы носятся с пирогами, поросята на столах, зажаренные целиком. И платки… Платки дарят дюжинами! Деньги на подносы швыряют не глядя. Кум дал, а я – вдвое…
Старик, видимо, был горд за славный молдавский народ, умеющий гулять с таким размахом.
– И мы с Семеном начинаем фотографировать. Носимся, как угорелые. Снимаем и невесту с женихом, и свояков, и маму с кумами.
– Что? – переспросила Дашка. Она уже не ныла, а с интересом прислушивалась к рассказу. Я перевела ей на иврит слово «кум» и объяснила, что это значит.
– Все надо делать быстро… Мы щелкали две ленты, неслись домой, проявляли, потом обратно, и они заказывали – этих десять, а этих двадцать. Жок хорошо шел.
– Даша, жок – это национальный молдавский танец, наподобие хоры.
– Мам, откуда ты это знаешь? Ты же не была в Молдавии? – удивилась дочь.
– Книжки читай! – я щелкнула ее по носу и, обернувшись к деду, спросила. – А как потом с вами расплачивались?
– Как-как, с трудом. Мы всю неделю с Семеном печатали карточки. Потом в деревню везли. А за неделю там все уже протрезвели и никому платить неохота было. Но все обходилось.
Я с недоверием оглядела тщедушного старика. Видимо, он понял мои сомнения.
– Так у меня Семен был мастер по вольной борьбе. Голова и шея одного объема.
Из кабинета вышла бледная дама и старичок поднялся с места.
– Моя очередь, – с сожалением произнес он и исчез за дверьми.
– Он совершенно прав, – вдруг произнес молчавший до того интеллигентного вида человек лет сорока, в темных очках, – свадебный бизнес – очень доходное дело.
– Вы тоже фотографировали на молдаванских свадьбах? – спросила моя неуемная дочь.
– Нет, на свадьбах я не фотографировал, не пришлось, но когда моя супруга наконец решила выйти за меня замуж, ей отсюда прислали великолепное платье. Она была в нем как принцесса!
– Отсюда – это из Израиля? – уточнила Дарья.
– Да, – кивнул интеллигент, – мы тогда жили в Петрозаводске. И когда свадьба прошла, жена решила платье продать. Я сказал: «Семьсот рублей, и ни копейкой меньше!» Тогда это была зарплата за полгода.
– И что, нашлись покупатели? – спросила я.
– Давали пятьсот, пятьсот пятьдесят, но не семьсот. Жена уже хотела продать, но я стоял на своем. И тогда пришла подруга жены и попросила его напрокат за двести рублей. Она выходила замуж.
– Вы отдали?
– Вы знаете, чем была корова в крестьянской семье? – оживился он. Кормилицей!.. Я не давал жене дотронуться до этого платья. Сам его стирал и штопал. Люди дату свадьбы переносили, только чтобы платье было не занято. Выйти в нем замуж считалось и престижно, и хорошей приметой – значит брак будет крепким и обеспеченным. Его возили даже в Симферополь! А когда количество вырученных денег перевалило за пять тысяч, я перестал считать…
– Вот здорово! – восхитилась Дарья. – А где оно сейчас?
– В Петрозаводске, – пожал плечами наш собеседник, – когда мы уезжали в Израиль, я той же подруге и продал его за семьсот рублей. Теперь она его напрокат сдает.
Старичок вышел из кабинета и мы поднялись с мягкого диванчика.
Доктор Райс смотрелся в своем кабинете, переполненном разными хромированными штучками, как штурман космического корабля. Зубоврачебное кресло, раскрытое как лежанка, только дополняло впечатление. Хотя мне не встречались штурманы маленького роста, с черепом неправильной формы и небольшим брюшком, выпиравшим из белого халата.
– Садитесь, девушки, – обратился он к нам, – ну-с, кого будем пользовать?
– Ее, – я подтолкнула дочь к креслу и она нехотя на него взобралась. Всю ночь колобродила, за щеку хваталась.
– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал доктор и застегнул на Дарье одноразовый нагрудник. Дашка послушно разинула рот.
Далее последовали манипуляции с рентгеном.
– Пульпит, – изрек доктор, вглядываясь в черную пластинку, – нужно лечить корень.
– Нужно, так нужно, – вздохнула я. – Только сначала посмотрите, пожалуйста, что еще нужно и составьте смету. А потом будем лечить.
Иннокентий Райс глянул на меня:
– Где вы работаете…
– Валерия, – подсказала я.
– Где вы работаете, Валерия?
– У меня небольшое бюро по переводам документов на улице Соколова, плюс сопровождение…
– Что?
– Успокойтесь, доктор, – остановила я его, так как была готова к такой реакции. – Слово «сопровождение» испохабили в наше время, предлагая дешевых проституток, будто богатенькие бизнесмены не могут пойти на пьянку одни. В мои обязанности входит за определенную почасовую плату сопровождать по разным общественным и государственным организациям людей, которые только что приехали в Израиль, не говорят на иврите и не знакомы с реалиями нашей бюрократии.
– Понятно, – кивнул он, высчитывая на бумажке свой приговор. – Вашей дочери понадобится пластинка на зубы для исправления прикуса и несколько пломб. Минус тридцать три процента страховки, это получается…
Договорить ему не удалось. Дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел бомж. За собой он тащил все свои пожитки – скатку спального мешка, рюкзак и связанную вместе пару тяжелых ботинок.
– Илюша, в чем дело? – нахмурился доктор. – Я же просил…
Вид у Илюши был устрашающий: седые волосы длинными прядями падали на плечи, безумные голубые глаза блуждали, не фокусируясь ни на каком определенном предмете, в неухоженной бороде застряли крошки. Одет он был в какую-ту хламиду неопределенного цвета и в порванные на коленках джинсы.
– Я нашел, Кеша, нашел!
– Эврика, – сказала моя дочь, с интересом разглядывая пришельца. Его присутствие отдаляло мучительный миг знакомства с бормашиной.
– Илюша, дорогой, успокойся, – доктор Райс говорил тихим спокойным голосом, смотря в глаза вошедшему. – Отправляйся домой, не видишь, я работаю, у меня клиенты. Скоро обеденный перерыв, я закрою кабинет и приду поесть. Там ты все мне расскажешь. А сейчас выйди и подожди меня внизу. Ладно?
Бомж ничего не сказал, понурил голову и вышел из кабинета, волоча за собой пожитки.
Мы вернулись к нашим баранам.
– Простите, Валерия, – сказал он, – я надеюсь, это досадное недоразумение больше не повторится. Итак, общее лечение плюс пластинка стоит…
Он назвал четырехзначную сумму, достаточно большую для моего бюджета, но не смертельную. Мы договорились на шесть равных платежей, я выписала чеки, и доктор Иннокентий Райс включил бормашину.
В перерыве, когда он перекладывал инструменты, я не удержалась и спросила:
– Простите мне мое любопытство, но кто он вам, этот Илюша? Очень колоритный тип, между прочим.
Видимо, Райсу самому захотелось снять тягостное впечатление от визита и он охотно ответил:
– Илья Долгин – муж моей сестры, Анжелики. Когда-то он был научным работником, окончил Московский университет, факультет электроники, написал несколько программ, получивших признание во всем мире. С сестрой они познакомились около пятнадцати лет назад и через полгода поженились. Мы все были за этот брак. Преуспевающий молодой программист, поездки за границу, участие в конференциях. Все это уже после перестройки, с выездом было проще. Его приглашали на стажировку в Мичиганский университет – давали грант на научную работу – он написал программу «Шампольон» – слыхали о такой?