Ингрид Нолль - Мертвый петух
Обзор книги Ингрид Нолль - Мертвый петух
Ингрид НОЛЛЬ
МЕРТВЫЙ ПЕТУХ
Бабье лето
Сентябрь — вино молодое.
Иметь я хотела бы сердце из камня,
Но сердце мое — золотое.
Октябрь — цвет алый, яркий и зрелый.
На зайцев охотиться любо!
Любовь — мертва. Бездыханное тело.
И злость утратили губы…
Ноябрь — это серый туман над крышей,
Мертвым — спокойно, глухо.
Седеют волосы, — я их крашу
В цвет голубой, как старуха…[1]
Глава 1
В школе у меня были две учительницы — типичные старые девы, которые уверяли, что их женихи погибли на войне. Сегодня, как и в те далекие дни, если женщина, как я, не замужем, не вдова, не разведена и не имеет спутника жизни или поклонника, не говоря уже о детях, если она не может похвастаться даже краткими знакомствами с представителями противоположного пола, на нее наклеивают этот жуткий ярлык. Но я не во всем похожа на моих учительниц. Некоторые даже считают, что мне повезло. Замужние коллеги часто завидуют моей независимости, моим путешествиям и карьерному росту. Они подозревают, что отпуск у меня не обходится без романтических приключений, и я многозначительно улыбаюсь в ответ на их вопросы.
Я хорошо зарабатываю, слежу за собой и в свои пятьдесят два года выгляжу лучше, чем в молодости. Господи, мне даже страшно смотреть на свои старые фотографии! Лишних килограммов десять, нелепые очки, дурацкие ботинки на шнурках и кошмарная широкая юбка. В то время мне больше всего подходило выражение «рубаха-парень». На женщину я действительно была мало похожа. Ума не приложу, почему мне тогда никто не сказал, что можно жить по-другому! Косметику я презирала, но при этом моя естественность ни на кого впечатления не производила. У меня была куча комплексов. Теперь я подтянута и ухожена, покупаю дорогие духи, одежду и обувь. Но какой от этого толк?
Да, когда-то я носила широкую юбку с оборками и училась на юридическом факультете… Почему именно там? Возможно, потому, что у меня не было особого таланта к изучению иностранных языков, да и ко всему остальному тоже. Я наивно полагала, что хорошо устроилась, поступив на этот нейтральный факультет. Много лет я дружила с Хартмутом. Мы познакомились еще на первом курсе. Это нельзя было назвать пламенной страстью — с утра до ночи мы вместе зубрили, и однажды засиделись так, что было слишком поздно возвращаться домой. Мы начали встречаться, и все шло к свадьбе, рождению двоих детей и открытию совместной юридической практики. Незадолго до выпускных экзаменов, когда в голове у меня были только статьи и параграфы, Хартмут написал, что скоро женится. За крахом моей личной жизни последовал провал на экзаменах. Хартмут экзамены выдержал и вскоре после этого стал отцом. Время от времени я могла наблюдать, как он с женой и коляской гуляет по нашему парку.
Тогда мне было очень плохо, я резко прибавила в весе, а потом опять похудела. Я ни за что не хотела пересдавать экзамены. В то время умерла мать, а отца уже давно не было в живых. Братьев и сестер у меня нет, и я была очень одинока.
На каникулах я часто подрабатывала в одной страховой компании — там мне предложили место делопроизводителя. Не могу сказать, чтобы работа была потрясающе интересной, да и платили мало. Но все-таки я согласилась, потому что пора было, наконец, самой зарабатывать деньги, хотя от матери и досталось небольшое наследство. Так обстояли мои дела двадцать семь лет назад.
Я прожила в Берлине восемь лет и даже сделала карьеру в своей страховой компании; я трудилась, как пчелка, мое честолюбие не уступало честолюбию людей с законченным высшим образованием, но кроме работы, в моей жизни ничего не было. Карьерный рост пошел мне на пользу, я даже похорошела, стала более уверенной в себе, начала посещать парикмахера и косметолога, покупать дорогие английские костюмы. В последние годы жизни в Берлине один из начальников обратил на меня внимание и помог моему продвижению.
После пятилетнего перерыва у меня появился второй мужчина. Возможно, я даже немного влюбилась, но главным было то, что он признался мне в любви. Этот человек находил меня умной, элегантной, милой и даже хорошенькой, и я по-настоящему расцвела. Меня совершенно не волновал тот факт, что он был женат. Когда через два года все, включая самого последнего курьера в офисе, уже знали о наших отношениях, слухи наконец-то дошли и до его жены. Этот роман уже начинал сходить на нет, когда разразилась буря. По ночам я вскакивала от телефонных звонков, а днем находила в почтовом ящике анонимные письма с угрозами и соскребала с машины прилипшую жвачку. А однажды она выдавила в замочные скважины в дверях моей машины целый тюбик универсального клея. В том, что это сделала она, не было никаких сомнений. У меня он больше не ночевал, и я не могла понять одного — как она ухитрялась тайком от мужа звонить из дома в четыре часа утра? Но вскоре все стало ясно: он уже завел себе новую любовницу, у которой и оставался на ночь. Жене, которая лежала в постели в полном одиночестве, хотелось помешать ему хотя бы звонками. Она ведь была уверена, что он спит со мной.
В те дни я искала работу одновременно в нескольких страховых фирмах в разных городах, но устроиться удалось только через год. Мне было безразлично куда ехать, лишь бы оказаться подальше от Берлина и начать все заново.
В тридцать с небольшим я переехала в Мангейм. Я не знала ни города, ни людей. Правда, через полгода мне пришло в голову, что моя школьная подруга Беата должна жить где-то поблизости, в маленьком городке в Бергштрассе[2]. С тех пор как я окончила школу и переехала в Берлин, мы больше не общались и только однажды виделись на встрече одноклассников.
Когда мы учились в школе в Касселе, Беата жила в конце моей улицы. Трудно сказать, стали бы мы подругами, живи она где-нибудь еще. Дорога в школу пролегала мимо ее дома. Там я останавливалась и свистела. Я всегда была очень пунктуальна, чего нельзя было сказать о Беате. Иногда мне казалось, что я будила ее своим свистом. Приходилось долго ждать, прежде чем она наконец появлялась, и нередко я из-за нее опаздывала. Но я никогда не уходила одна и терпеливо стояла перед ее домом. У Беаты была одна близкая подруга, другая просто хорошая, а еще — много приятельниц, к числу которых я и принадлежала. У меня же с трудом нашлась бы парочка приятельниц, а близких подруг не было вовсе.
Беата вышла замуж за архитектора, больше о ее судьбе я ничего не знала. Связавшись с ней по телефону, я получила приглашение зайти через несколько дней. Я пришла и увидела настоящую семейную идиллию: трое прелестных детей, красивый, обаятельный муж, чудесный дом и счастливая Беата, которая приготовила превосходный ужин. Все как на картинке. Даже противно стало от такой слащавости. Я уехала от них в отвратительном настроении, самая черная зависть обуревала меня. Но несмотря ни на что, я тоже пригласила Беату к себе в гости. Когда она приезжала в Мангейм за покупками, то время от времени заходила ко мне вечером, после закрытия магазинов. Впрочем, это случалось нечасто.
Наши не особенно близкие отношения неожиданно обрели иную форму после того, как десять лет спустя счастливый мирок Беаты рухнул. Прелестные дети стали непослушными и упрямыми. Они оставались на второй год, курили гашиш, воровали и не появлялись дома. Обаятельный муж стал встречаться с сотрудницей, которая была намного моложе его. Как и тогда, в моем давнишнем романе, девушка в конце концов забеременела. Супруг Беаты завел новую семью. Моя подруга впала в депрессию и неделями плакалась мне по телефону и при встрече. Она чувствовала, что ее понимают, а мне вдруг понравилось утешать и помогать. Вот тогда мы по-настоящему и сблизились.
Но Беата не долго оставалась такой тряпкой, это было не в ее природе. Она не озлобилась и не отвернулась от окружающих, а продолжала бороться. Когда дети уехали получать высшее образование, ей пришлось продать дом. Бывший муж купил ей трехкомнатную квартиру и платил хорошие алименты. Но она хотела зарабатывать сама и в сорок четыре года впервые в жизни пошла работать. Конечно, до этого она тоже не сидела сложа руки, ведь для того, чтобы справляться с большим хозяйством, домашней бухгалтерией и вечно занятым мужем, нужно иметь работоспособность и организаторский талант. Впрочем, с мужем ей справиться все-таки не удалось. Беата устроилась на неполный день секретарем в народную высшую школу[3]. Вначале ее вызывали, только когда требовалась ее помощь, но через два года она полностью освоилась и с головой ушла в новую работу. Беата увлеклась всевозможными курсами, где можно было заниматься бесплатно. Она начала с гончарного дела и росписи по шелку, затем на смену им пришли танец живота и трансцендентальная медитация, она стала учить итальянский и участвовать в дискуссиях о социальном положении женщины.
