Александр Бушков - Второе восстание Спартака
Комсомолец замолчал. Остальные тоже молчали. Только курили, глядя в стороны. Спартаку было горько и хреново. Он понимал, что Комсомолец уходит из его жизни навсегда, и не мог найти слов – еще и оттого, что обстановка вокруг мирная, вполне будничная, словно они сюда приехали на лыжах кататься или рыбачить на зимнем озере, а не ждет в скором времени одних бой, других марш-бросок с неизвестным финалом.
– Ну вот и все, – сказал Комсомолец, выбрасывая выкуренную до мундштука папиросу. – Пора по машинам.
Как-то само собой получилось, что они обнялись.
– А ведь мы никогда не дружили раньше, – сказал Марсель.
– Стареем, – усмехнулся Комсомолец.
Вместе с ним ушли Голуб и еще несколько завсегдатаев «клуба».
* * *Более всего Спартака удивило равнодушие, с которым встретили люди в деревне их появление.
Вот представьте себе, выходят из лесу вооруженные мужики не самой добродушной наружности, все, как один, небритые, с «сидорами» за плечами. Ну ладно, наколок на руках издали можно и не разглядеть, если специально не вглядываться, так ведь одеты кто во что! Словом, вылитые партизаны. А поскольку война уже полгода как закончилась (да и во время войны не водилось в этих краях партизан, если не считать таковыми вражеских финских лазутчиков), значит, любой местный житель, завидев эдакую процессию, должен немедленно бросаться в дом и закрываться на все замки. Или – ежели особо сознательный – бежать со всех ног в сельсовет. Ну, на худой конец, падать в обморок.
Не происходило ни того, ни другого, ни третьего.
Мало кто вообще попался по дороге к сельсовету, а кто попадался, лишь провожали взглядами и возвращались к своим занятиям. Да и после, когда повстанцы разбрелись по деревне, вселились в избы, когда стали, называя вещи своими именами, мародерничать, изымая самогон и еду – тоже все это воспринималось людьми с каким-то пугающим безразличием.
Уже потом, вечером, почти перед самым сном, Спартак догадался, откуда такое безразличие. И удивился сам себе – как же раньше он не смог понять столь очевидную вещь. Видимо потому, что слишком очевидная.
Деревня эта перемещенная, и в ней (впрочем, как почти во всех деревнях страны) почти нет мужиков. Да просто-напросто этим бабам так досталось за войну, и после войны досталось, да и сейчас живется тяжело, а слово «радость» забыто напрочь, что теперь такой ерундой, как вышедшие из лесу вооруженные небритые мужики, их не испугаешь. Какие-то другие страхи появились теперь у этих людей. А уж когда небритые лесные мужики с ходу не стали жечь избы, грабить и насиловать, то и последние страхи улеглись...
Один же из немногих деревенских мужиков чуть было не учинил перестрелку. Деревенский милиционер. Когда в сельсовет, при котором ему была выделена комната для работы, ворвались люди с винтовками и автоматами, он машинально схватился за кобуру. Но тут же руку с кобуры убрал – наведенные на него автоматные стволы заставили одуматься.
В этом же сельсовете нашелся и вовсе лихой мужик, которого вид оружия не напугал нисколько. Председатель колхоза, мужик лет шестидесяти, в солдатской гимнастерке и штанах, без одной ноги. Его уже держали двое за плечи, перед ним стояло пятеро с оружием, а он все вырывался, матерился на чем свет стоит и пытался заехать протезом. Успокоил ситуацию фронтовик с погонялом Лесовик:
– А ну молчать, земеля! Ты где ногу оставил? Отвечать!
– А твое какое дело? – продолжал ершиться председатель.
– А никакого. Я протопал на своих двоих от Орла до Варшавы, может, ногу твою видел, подскажу, где валяется.
Как ни странно, эта грубая с точки зрения любого штатского шутка вызвала у председателя улыбку.
– А ты чего, все ноги разглядывал? Слышь, а чего ты столько протопал и целехонек?
– Два легких и одна контузия. На месяц оглох. Теперь жалею, что снова слышать стал. Потому как слышу в основном чушь всякую. Ну чего, успокоился? Давай так договоримся, как фронтовик с фронтовиком. Мы ни колхозу твоему, ни тебе лично плохого не сделаем. А ты от себя не станешь нам вредить. Будешь тихо сидеть под замком. Это и для тебя отмазка на потом.
– А кто вы такие, беглые, что ли? Дезертирами быть не можете, война вроде кончилась...
– А тебе не все равно, драгоценный? Главное, как можно меньше друг другу навредить...
В общем, успокоили председателя.
Остаток дня для Спартака прошел в каком-то тумане. То ли усталость виновата, то ли вообще накопилось нечто, с чем сознание уже не могло справиться, и оно предпочло окутать себя туманом и тем спасаться. Вроде бы Спартак делал, что необходимо – расставлял караулы, назначал смены, ходил по домам, с кем-то говорил, на кого-то орал за дело, почистил свое оружие, заставил других чистить, распорядился насчет кормежки, но – все на автомате.
Спартак не пошел на богослужение, которое в местной церквушке служил их лагерный поп – за упокой погибших и во здравие оставшихся в живых. Он знал, что позже пожалеет об этом, но также и знал, что не сможет выстоять эту службу. Устал он.
Как же он все-таки устал, как он смертельно устал, Спартак понял только тогда, когда опустился на застеленную для него какой-то бабушкой в какой-то избе постель на сдвинутых деревянных лавках.
Перед самым уходом в сон, на грани яви и забытья Спартаку вдруг подумалось: «А название у деревни неблагозвучное: Кривые Кресты»...
* * *...Спартака сильно, настойчиво трясли за плечо. Он подскочил на лавке, тряхнул головой, отгоняя сонливость.
– Плохо дело, – разбудивший его Геолог сел на стул, свесил руки между колен. С его валенок на крашеные половые доски натекала лужа от быстро тающего в натопленной избе снега. – Влипли по самое не могу.
Нетвердой походкой Спартак подошел к столу, залпом допил оставшийся со вчерашнего холодный смородиновый чай.
– Рассказывай, не тяни.
– Ухо, падла вонючая, ночью свинтил. Сгоношил с собой пятерых блатных, они угнали одну машину из колхозного стойла и на ней умотали.
– А как же...
– Часовых, что были на выезде из деревни, перебили. Еще Ухо завалил Лупеня, тот, видимо, что-то заподозрил и хотел помешать. Ну, это еще полбеды...
Да, это было полбеды. А то и всего лишь четверть с небольшим от той большой непрухи, что обрушилась на них из-за предательства Уха. Когда Геолог рано утром обнаружил убитых часовых, заметил пропажу машины и Уха, он послал двух хлопцев прогуляться на всякий случай по дороге – обстановку разведать. Через километр хлопцы увидели едущие по дороге к деревне грузовики, битком набитые солдатами. Солдаты тоже заметили их, открыли огонь, но хлопцы успели нырнуть в лес и по лесу вернулись в деревню. Грузовики на въезде в деревню так и не показались. Видимо, солдат выгрузили и рассредоточили по лесу, чтобы взять населенный пункт в кольцо.
В бинокль, отобранный у деревенского мента, Геолог разглядел на той стороне реки перемещающиеся фигуры в шинелях, с автоматами. Для окончательной проверки он послал людей проверить другие направления, а сам метнулся будить Спартака. Раньше это сделать было некогда. Да, собственно говоря, проверка других направлений – просто для очистки совести. Шансы, что где-то оставлена лазейка, нулевые.
– Ухо их сюда привел. Другого объяснения не вижу, почему так быстро на нас вышли и так уверенно окружают деревню.
– Наверное, так и есть, – согласился Спартак. И устало потер лоб. – Может, они и рассчитывали взять нас тепленькими, решить дело удалым наскоком, но твои парни спутали им планы. Когда они поняли, что обнаружены, то планы поменяли. Их командиры решили прибегнуть к тактике позиционной войны. Так я себе это все объясняю.
– Ну и чего нам ждать?
– Ждать будут они. Подкрепления. Окружили – теперь ждут подхода основных сил, – Спартак мерил шагами горницу. – Ждать, когда подвезут пулеметы, минометы, чтобы под прикрытием шквального огня войти в деревню и занимать дом за домом. Не хотелось бы думать, но не исключаю, что могут подойти и танки.
– Твою мать! – Геолог уронил голову в огромные ладони.
– Уж от тебя панических настроений я никак не ждал, – поморщился Спартак. – Значит, о танках больше никому ни слова. Если нас уже здесь не будет, то пусть подходит хоть танковая дивизия.
– Ты намерен прорываться?
– Об этом после. Сейчас меня больше интересуют намерения противника. Наверное, до подхода подкрепления они попытаются нас пощупать. Будут предпринимать вылазки то там то сям. А вдруг найдут брешь, а вдруг удастся в эту брешь просочиться и самим покончить с мятежниками... или как они нас там про себя называют.
– А нам что делать?
– Дел у нас будет полно. Сперва пошли еще людей в караулы и позови сюда всех наших... – Спартак невесело усмехнулся, – ротных и взводных. В общем, сам знаешь, кого звать...
Спартаку было чем заняться до прихода «ротных и взводных». Так, где же он вчера заметил тетрадь? А, вот она, на полке со слониками. Так, а карандаши вроде он видел на комоде, в стаканчике. Ага, точно.
