Данил Корецкий - Спасти шпиона
18.34.
Воздух свеж и чист, даже вроде пахнет хвоей. Вполне может быть – тут много елей. Интересно, их удобряют чем-нибудь?
18.35.
Дальше откладывать нельзя.
– Ну что, малышка, пойдем?
– Я чувствую себя, как маленькая девочка в сочельник, – сказала Анна, разглядывая поток веселых нарядных людей, огибающий их и вливающийся в главный вход дворца. Пара наблюдателей остановилась на нижних ступеньках, делая вид, будто поджидает кого-то.
– Вот сейчас откроются двери в гостиной – а там елка с подарками!..
– Елка – это ладно. А неожиданных подарков я не люблю, – буркнул Лернер.
Они вошли в мраморный вестибюль, спустились на цокольный этаж и сдали одежду в гардероб. Потом вышли в фойе и по обычаю московской публики подошли к огромному зеркалу, чтобы привести в порядок одежду и прически. А заодно убедиться, на месте ли «хвосты».
Наблюдатели были на месте; избавившись от верхней одежды, они оказались гораздо старше, чем показались вначале. Однако и кавалер в неновом синем костюме, и потертая жизнью женщина в балахонистом платье с вышитым лифом – Анна со своей улыбочкой тут же окрестила их «Ромео» и «Джульеттой» – имели явно парадный вид, а дама даже туфлями запаслась и переобулась, – значит, о походе «объектов» в театр знали заранее. Ну да никто и не делал из этого особого секрета.
– У тебя вид, будто бросишься сейчас на кого-нибудь, – сказала Анна, не переставая улыбаться. – Рассказывай мне что-нибудь, не молчи.
Лернер просеивал глазами вползающую в фойе толпу. Он нервничал все сильнее. Хондерс и Ковальски к этому времени должны были находиться здесь. Они путешествуют в составе большой туристической группы, а все группы во избежание случайностей доставляют на место за тридцать пять—сорок минут до начала представления, не позже. Чаще даже раньше. К тому же они – единственная пара, у которой не должно быть персональных наблюдателей. Если бы они вдруг появились, для Лернера это был бы знак, что произошла утечка информации и операция под угрозой. Но Хондерс и Ковальски попросту не пришли в назначенное время – черт-те что! Может, по каким-то причинам задержалась вся группа? Или что-то случилось? Например, автобус перевернулся на скользкой дороге… Или застрял в пробке. Или… Можно ломать голову, выдвигать разные предположения, но толку в этом не было никакого.
Их не было. Не Мэри Бинтли, заметьте, не та Бинтли, которая умудряется опаздывать всегда и всюду, – опаздывали самые организованные – Иза и Роберт…
– О чем бы тебе хотелось услышать, дорогая? – произнес Лернер самым светским тоном.
– Ну-у… Ты же у нас эксперт по всякой классике. Расскажи мне про этот балет. Представь, что я простая деревенская девушка, спустившаяся с гор Колорадо.
– Ты не похожа на деревенскую девушку. Для этого у тебя слишком нежная кожа на руках и ногах.
– Не заигрывай. Сейчас не время для комплиментов.
– Ладно. Ты на чьей стороне – Монтекки или Капулетти?
– А Ромео кто?
– Монтекки.
– Тогда я за Капулетти.
В этот момент Лернер заметил Зенита. Нет, сперва его супругу. Так или иначе, Мигуновы сразу обращали на себя внимание: беличье манто Светланы с мастерски выложенным из кусочков меха рисунком птицы, апельсинового оттенка сапожки оленьей кожи, блестящие темно-каштановые волосы под сдвинутым набок рыжим беличьим беретом… а в качестве дополнения – элегантнейшее пальто Мигунова цвета маренго, черно-белый шарф, эпатирующая черная фуражка «капитанского» фасона и каплевидные очки со стеклами «хамелеон». Наряды балансировали между тонкими изысками Кристиана Диора и разухабистостью стиля купцов Демидовых; лишь холодная красота Светланы и светская небрежность Сергея удерживали их на этой грани. Но это охватывалось замыслом Дирижера. Лернер улыбнулся. Инструкция выполнена четко: не заметить эту пару было невозможно. Они прошли сквозь толпу, легко и естественно, как скользит расческа по мокрым волосам. Многие мужчины и женщины оборачивались вслед экстравагантной паре.
В нескольких метрах от Зенитов, даже не изображая конспиративности, неотступно следовали двое мужчин – один поплотнее, пошире в плечах, другой помельче. Лернер, не особо задумываясь, присвоил им клички Сало и Шпинат.
Мигуновы направились к лестнице, ведущей вниз, в гардероб. Грант и Анна стали на эскалатор и поднялись на второй ярус, чтобы иметь возможность наблюдать за фойе сверху.
– На входе, – негромко предупредила Анна.
Верно. Мэри Бинтли и Фил Монроуз. Мэри не опоздала – видно, ей это стоило невероятных усилий. Черное пальто до пят, скромная шляпка из черного бархата. На голове Фила красуется необычайно популярное среди московских джентльменов кепи, вокруг шеи – шарф «Миссони» в узкую продольную полоску различных оттенков коричневого цвета. Неплохо, если учесть, что до сих пор любимой одеждой Монроуза были брезентовые джинсы и куртки-«косухи».
Эта пара тоже отправилась в гардероб. Их старший наблюдатель – невысокий щекастый мужчина в ондатровой шапке, покрутился у зеркала и пошел следом. Конечно, через несколько минут он снимет и шапку, и пальто, но для Лернера он так и останется Грызуном. Второй наблюдатель – моложавый, худой, с нервным лицом – конечно, Мальчик.
– Поразительно, до чего они любят наряжаться.
Анна задумчиво смотрела вниз, опираясь локтями на перила.
– Я имею в виду русских. На улице они все какие-то одинаковые, будто казенная мебель в чехлах. А приходят сюда, снимают свои жутко дорогие шубы – и такое впечатление, будто ты на балу в честь английской королевы. Сплошные Гогенцоллерны, Стюарты и Бурбоны. В самом деле – сказка… Слушай, я смотрю вон на ту красотку в зеленом – как ты думаешь, эти побрякушки на шее и в ушах – это все настоящее?
Лернер нехотя повернул голову в ту сторону.
– Да, – коротко ответил он. – У них это называется «богатый внутренний мир».
В поле зрения снова появились Мигуновы. Сергей в темном, почти черном костюме, где едва проблескивает тонкая серая нить. Белая сорочка, яркий красный галстук. На Светлане черное с серебром короткое платье и кофточка-безрукавка в тон. На шее – золотое, с камнями, ожерелье, подчеркивающее безукоризненный рисунок шеи. Через плечо – изящная сумочка на длинном ремешке. Она закрывается на «молнию», вдобавок сверху перехватывается кожаным язычком, который может быть заперт на висящий здесь же небольшой замочек. Если верить приметам московского полусвета, сумочка характеризует свою хозяйку, как даму исключительно добродетельную и недоступную. Но Лернер не знал этих примет.
«Удивительная женщина, – подумал Грант. – Есть в ней какая-то изюминка… Ради такой Зенит мог продаться хоть ЦРУ, хоть самому черту!» Слабость, конечно, но такие слабости тысячи лет успешно используют и дьявол, и все разведки мира… А ведь в случае провала операции уже через несколько часов супруга Зенита, вместе со своей прекрасной шеей и всем остальным, может оказаться в глухой камере лефортовской тюрьмы. Или у нее в ожерелье имеется тайник с дозой цианистого калия?
В нескольких шагах за Мигуновыми неторопливо двигалась их замена. Монроуз был облачен в синий блейзер с золотыми пуговицами, который никоим образом не подходил к лаковым черным туфлям и черным брюкам в легкую серую полоску. Расстегнутый ворот белой сорочки дополнял облик разгильдяя, окончательно придавая ему расхристанный вид. Бинтли, в отличие от Изабеллы Хондерс, одета очень строго: длинное черно-серебристое шелковое платье и черная кофточка. Кокетливую шляпку из черного бархата она оставила на голове, что придавало ей некоторую пикантность. Специально перекрашенные темно-каштановые волосы были собраны ракушкой на затылке, открывая белую, словно мраморную шею.
Не хватало еще одной пары. А, вот и они!
– Ну, наконец-то… – с облегчением произнес Лернер.
В фойе ввалилась большая группа галдящих американцев. Хотя их средний возраст переваливал за пятьдесят, они были в обсыпанных снегом ярких, подростковых расцветок, пуховиках и шарфах, в легкомысленных джинсах, в каких-то дурацких кепочках и купленных на Черкизовском экзотических шапках ushanka. Лернеру необязательно было слышать их речь, чтобы догадаться, что перед ним дорогие соотечественники.
Изу и Роберта он заметил сразу – они были одеты более строго, по-европейски, к тому же женщина выглядела очень бледной – ей явно нездоровилось. Когда Иза разделась, на ней оказалось черное вечернее платье, открывающее плечи и спину. В руке она несла пластиковый пакет с надписью «Отель „Космос“». Роберт одет в строгий темный костюм с едва заметной серой полоской – точно такой, как у Мигунова, и из той же ткани, что брюки Монроуза. В руке он тоже держал пакет из бутика «Армани».
Конечно, трудно представить посетителей Венской оперы, парижской «Опера Гарнье» или лондонского «Ковент Гарден» с набитыми пакетами. Но суматошный московский образ жизни и безалаберный московский стиль такие вольности вполне допускали, а гости русской столицы этим пользовались и быстро перенимали дурные привычки.
