Данил Корецкий - Спасти шпиона
Мачо бежать было некуда, да он и не собирался. С каких-то пор – скорее всего, с тех самых, как навигатор сообщил, что он пересек Яузу, – он чувствовал чье-то присутствие. Не рядом, в темноте, и даже не за ближайшей северной веткой, куда ему, кстати, нужно будет свернуть, чтобы не пересекать снова петляющую здесь Яузу, а заодно обойти русло Москвы-реки, – а где-то далеко впереди. Откуда у него взялась такая уверенность, Мачо и сам точно не знал. Инфракрасные очки, газоанализатор, навигатор, прибор для измерения пустот и прочие ухищрения научно-технической мысли тут были ни при чем. Да и не на них, по большому счету, привык он надеяться.
Вот еле уловимый шлейф едкой вони, которая словно проедает насквозь респиратор и глушит устоявшийся в подземелье «букет». Слабый ток воздуха несет его навстречу Мачо, со стороны северо-западных веток.
Вот на него летит галопом обезумевшее крысиное семейство, не боясь ни его тяжелых ботинок, ни шума шагов. Уже четвертое за последние пятнадцать минут. И все бегут в одном направлении. Точнее сказать, из одного направления.
Несколько раз Мачо слышал далекий звук, похожий на детский плач.
Несколько раз он просто останавливался и стоял минуту-другую, пытаясь понять, какая конкретная причина заставляет его подкорку так настойчиво сигналить об опасности.
И потом двигался дальше.
Не пользуясь фонарем, только на инфракрасной подсветке, он благополучно миновал яузинские петли, почти километр отмахал по старому кирпичному коллектору и вышел в двухметровый канал, выше щиколотки забитый мусором и холодной слизью, по которому он должен пересечь Земляной Вал и попасть внутрь Садового кольца. На этом отрезке заканчивалась «прогулочная» часть маршрута и начинался самый сложный участок.
Мачо сделал остановку, включил «мегалайт» и осмотрелся. Окружающая обстановка стала более четкой и привычной. Где-то шумел высокий перепад, который ему еще предстоит пройти. Яркий свет выхватывал из темноты бурые мокрые спины крыс – с некоторых пор они двигались навстречу Мачо уже непрекращающимся потоком. Грызуны отчаянно работали лапами и задирали вверх острые мордочки, наиболее сообразительные бежали по спинам других, спеша уйти от невидимой опасности… и все это делалось без единого звука, без единого писка – только частое, как дождик, хлюпанье холодной жижи и далекий шум перепадного колодца…
Мачо заметил несколько плывущих бурых тел с оторванными головами. Одна обезглавленная крыса еще дергала лапой, словно отбивая затухающий ритм.
Вот так дела, подумал Мачо. Он проводил труп глазами и перевел фонарь вправо.
Крыс больше не было. Ни одной. Поток внезапно иссяк, будто его отрезали. Зато поперла дикая вонь, от которой у привычного ко всему Мачо перехватило горло. Мокрые крысиные шкуры в фекальном потоке могли сойти теперь за цветущий фруктовый сад.
Мачо развернулся лицом к течению. Не отрывая взгляда от освещенного участка тоннеля, он перехватил фонарь в левую руку, достал пистолет и пошел вперед.
Он успел сделать только несколько шагов, и опасность материализовалась.
Сперва жижа заволновалась, вытолкнув вверх что-то вроде смерча, который стремительно понесся на Мачо. Из глубины тоннеля сверкнули ярко блестящие звериные глаза, а в следующую секунду конус света пересекло в прыжке большое шерстистое тело.
Приглушенный выстрел прозвучал словно сам собой – инстинкт сработал быстрее разума. Взвизгнул рикошет, высекая искру из бетонной стены канала.
За короткое мгновение, что тлела эта искра, Мачо успел получить бешеный толчок в грудь, который не просто опрокинул, а буквально впечатал его в зловонную жижу. Фонарь вылетел из рук, описал короткую дугу и, подняв фонтан брызг, плюхнулся в канализационный поток, бессмысленно уставив яркий луч в грязный щербатый потолок.
Сверху, не давая подняться, тут же взгромоздилось, навалилось тяжестью и вонью нечто бесформенное, сильное, разъяренное. Если бы оно умело убивать, то Мачо вмиг пришел бы конец. Но, к счастью, существо такими навыками не обладало. Оно вдавливало его в мягко пружинящий мусор, беспорядочно молотило конечностями, хватало комбинезон, яростно дергая прочную ткань, визжало на разные лады, норовя нащупать горло. Мачо подтянул, насколько было можно, подбородок к груди, левой рукой уперся в нечто горячее, как едва остывший кусок сваренного прямо в шкуре мяса, попробовал отодрать это от себя. Одновременно изогнул правую руку и, ткнув глушителем в сплетение чужих напряженных мышц, дважды нажал спуск. Пух! Пух! В замкнутом пространстве хлопало гораздо громче, чем обычно.
И тут же раздался яростный звериный крик. А-а-а-й-я-я-я! Хватка, как ни странно, не ослабла, даже напротив: огромные лапы добрались до горла, смяли жесткий воротник, затрещали хрящи, а перед глазами разбегались яркие окружности. Мачо выстрелил еще – раз, второй, третий, разряжая восемнадцатизарядный магазин до тех пор, пока не перебил какой-то силовой канат, держащий в напряжении все мышцы нападавшего. Навалившееся на него тело вмиг размякло, ослабло и даже как будто стало легче. Мачо брезгливо скинул его с себя.
Потом он какое-то время лежал, собираясь с силами. Плотно набитый рюкзак поддерживал его голову над потоком. В нескольких метрах послышались какие-то неясные звуки, и Мачо встал. Поднял и отряхнул свой «мегалайт», посветил на звук. Нечто было еще живо и успело отползти вверх по течению, оно напоминало кучу слабо шевелящейся ветоши. Мачо подошел поближе.
«Обезьяна», – подумал он с удивившим его самого безразличием, будто за время своих скитаний по московской канализации он только и делал, что встречался здесь с экзотическими представителями фауны.
Но когда существо медленно повернуло к нему свою безобразную, приросшую к груди морду, Мачо вынужден был признать, что ошибался. Это не обезьяна. Этот зверь гораздо опасней. В нем сидело не меньше пяти пуль, но он все еще цеплялся за жизнь. И взгляд… Взгляд похож на человеческий!
Мачо встряхнул головой. Сейчас не время для вопросов «почему» и «как такое возможно». Он не спит, не бредит, он выполняет задание, – а если все-таки спит, то попробует ответить на них, когда проснется.
Сквозь лохмотья окровавленной шерсти просвечивало голое и отталкивающе белое, словно гигантская личинка, тело. И слышалось тихое бормотание, в котором Мачо изредка улавливал смутно знакомые звукосочетания.
«Словенский, что ли? – рассеянно подумал он. – Болгарский?» Существо опять завыло, но Мачо перешагнул через него и пошел дальше. Его не интересовало ни происхождение этого странного существа, ни его дальнейшая судьба.
У него было свое дело и своя цель. Он шел домой и готов был на этом пути выдержать еще много подобных испытаний. Потому что далеко-далеко от темных, смрадных и опасных московских подземелий, в другом полушарии, в солнечной Дайтона-Бич, его ждала любимая жена, очаровательная и преданная. И он шел к ней, совершая подвиги, как Одиссей шел к своей Пенелопе.
Глава 13
Пир аллигаторов
Дайтона-Бич, США
– Что у вас, мэм?
Оксана молча подала в окошко рецепт. Антибиотики, витамины, свечи. Ей показалось, что женщина-аптекарь презрительно скривилась.
– Эти препараты не охватываются медицинской страховкой, – сказала она, рассматривая Оксану поверх старомодных очков. – Вам придется заплатить двести пятьдесят шесть долларов и четырнадцать центов.
Черт, это почти все ее деньги!
– Да, конечно, я заплачу, – пробормотала Оксана, мысленно кастрируя проклятого Мигеля.
Выкладывая на прилавок глянцевые коробочки, аптекарша осуждающе поджала губы. И на улице Оксана ловила осуждающие взгляды. Она шла, втянув голову в плечи. Центральная часть Дайтона-Бич, и без того истерично шумная, сейчас будто вскипела пестрой пеной. Столики кафе под навесами были заполнены яркими молодыми людьми, которые все знали про идущую по оживленной улице девушку. Они переглядывались, шептались и смеялись ей вслед.
На Белвью стояла огромная пробка. В дорогом серебристом кабриолете ревмя ревел перепачканный шоколадом карапуз, а молодая мамаша, сидевшая за рулем, пыталась вытереть ему лицо салфеткой. Малыш не давался, остервенело колотил ее руку, швырял салфетки и драл глотку что есть мочи. Мамаша реагировала на удивление спокойно, даже улыбалась и, в конце концов, прекратила свои попытки. Карапуз сразу утих.
Оксана почему-то расстроилась. Ей хотелось, чтобы он орал, чтобы мамаша била его и ругалась грязными словами и чтобы все показывали на них пальцем и говорили: ах, какая же она дрянь! Да она не мать, она просто шлюха!.. Тогда все осуждающе смотрели бы на нерадивую мамашу, а не на Оксану. И в городе, как минимум, были бы две шлюхи, а не одна. Ей бы стало легче, наверное. По крайней мере она бы знала, что еще кому-то в Дайтона-Бич так же несладко, как и ей.
