Федор Зуев - Обреченные на месть
Так думал Алексей, прогуливаясь вдоль стен длинного госпитального коридора. Ранения изменили его, сейчас он чувствовал себя так же, как тогда в Афгане, в плену. Рядом со смертью отчетливо видишь и чувствуешь вечность. Особенно в те минуты, когда «невеста с косой» прошла мимо, обдав холодом могилы. Когда, увернувшись от нее, отступаешь все дальше и дальше от края бездонной пропасти. Перед лицом смерти эти две выпущенные в подворотне пули выглядели «смешными царапинами». Он выжил, но надолго ли?.. Опять же, если в тот момент у него бы не было при себе короткоствольного пятизарядного «бульдога» и не ответь он двумя выстрелами в темноту, наверняка они добили бы его, беззащитного. А так слиняли, поняв, что сами могут получить по маслине. А вот Роман не проскочил над бездной. Наверное, кто-то из них должен был ей достаться. Не удалось брату уйти от судьбы, видимо, грехи не дали, тяжесть, наверное, огромная была…
Ну а дальше что? Они требуют вернуть все деньги, переписать все документы на владение землей. Как только он сделает им этот «подарок», его вместе с десятком свидетелей отправят к праотцам без долгих колебаний. Это не частный бизнес держит его за горло, а государственный спрут, вернее его дочерний выродок-монстр. Круг опять замыкался и уходил по спирали в бездну. Он вспомнил, как отписал часть земли, что по соседству с угодьями Мстислава Ростроповича, Джорданвильскому монастырю на увеличение площади кладбища. Так же поступил тогда и Ростропович. Алексей улыбнулся, вспоминая, как на маленькой двухместной «цессне» прилетал пассажиром в Джорданвильский монастырь, как садились на дороге меж кукурузных полей. А Федор, весело ругаясь, спешил обнять друга. Он теперь там, на кладбище, за главного и так же, как и раньше, ходит на монастырские озера — купается до белых мух, вызывая раздражение монахов и восхищение местных жителей.
Тут Алексей был оторван от своих мыслей молоденькой медсестрой, пригласившей его на очередные процедуры.
Глава VIII
«Проголосовав», я остановил на магистрали первый же дальнобойный грузовик с московскими номерами и без особых проблем договорился с водителем, презентовав ему упаковку «Хенекена». Мы с Линой взобрались в высокую кабину КамАЗа. Водитель был пожилой добродушный дядька. Тут же завязалась обычная в таких случаях непринужденная беседа. Я посетовал на сломавшуюся машину и испорченные напрочь выходные, выслушал его искреннее сочувствие. Он пожаловался мне на плотный график: вот возвращается из Питера и уже завтра, загруженный, снова должен уходить в рейс.
— Ты посуди, — обращался он ко мне, — я уже почти три дня не спавши кручу баранку — напарник-то сбежал. Ясное дело, молодой, на подъем легкий, нашел что полегче, а мне семью тащить надо. У баб какая зарплата — пыль одна, на чулки и пудру не хватает. Дочери у меня две и сын — мальчонка еще, в 7-м классе. Последыш, стало быть. Разобрали бы быстрее девок замуж, так легче стало б. А кто разбирать-то будет? Одних постреляли, другие от наркоты лечатся, третьи за миллионами гоняются, а девкам-то рожать пора. Вот и липнут к ним всякие пришлые, что и по-русски говорить-то толком не умеют. Да хоть бы путевые были, а то так — вахлаки разные, торгаши да батраки поденные.
— Что верно, то верно, — поддакивал ему я.
— Тут еще проститутки почти у каждого столба по МКАДу семечки грызут. По магистралям их, бедолаг, то и дело в целлофане в морги увозят. За рейс, бывает, двух-трех сбитых насмерть встречаю. Никогда раньше такого не видел…
А Ангелина мирно посапывала на моем плече, и дыхание ее было по-детски безмятежное. Словоохотливый водитель, как бы извиняясь, добавил, поглядывая на нас:
— Я ведь другой раз не корысти ради попутчиков беру, а чтобы не уснуть, не дай Бог, на скорости. Это ведь беда страшная для нашего брата. Хотя, конечно, и останавливаешься порой подремать малек, да ведь немного совсем… На хозяев челночим бесперебойно… Хорошо хоть, что работа постоянная есть…
Я ловил себя на том, что сам был готов закемарить. Осторожно опустив до половины стекло на двери, закурил. Сигарета тлела в моей руке на ветру, как бикфордов шнур. Встречный ветер освежал и прогонял дремоту. Трасса была свободная, машины шли в основном из Москвы в питерском направлении. На полдороги от столицы на каком-то разъезде движение остановил гаишник, пропуская две пожарные машины, бешено гудящие почти локомотивной сиреной. За ними вслед проскочила «скорая помощь». Дальше уже без остановок мы домчались по «Ленинградке» до Речного вокзала и, пожелав друг-другу всего доброго, расстались.
Взяв у метро такси, решили сразу же ехать к Алексу, но тут раздался его звонок.
— Слава, — сказал он, — с Ангелиной сегодня ко мне не приезжайте, это опасно. Пусть она пока побудет у родственников, а завтра я определюсь, что и как.
Я передал телефон Лине, стараясь не прислушиваться, о чем она говорит с отцом.
Далее по пути у нас была ремонтная мастерская, где я оставил свой «жигуленок». Там меня ожидала приятная неожиданность. Моя перекрашенная шестерка выглядела как новая, сверкая темно-шоколадными боками.
— Ну как машина, нравится? — спросил мастер.
— Высший класс! — только и нашел я, что ответить. — Сколько?
— Не переживай, у нас кредит. Дай мастерам «премию» от души за старание и качество — вот и все.
Я достал тысячу рублей, приплюсовав к ним чуть начатую трехлитровую «Пауло Росси» и, донельзя довольный, распрощался.
Вначале мы решили заехать ко мне, перекусить и собраться с мыслями. Машина будто соскучилась без хозяина — летела по Третьему кольцу как ласточка. И менее чем через полчаса я парковал свою «новенькую» красавицу в гараж-ракушку напротив своего подъезда.
Мой бело-серый, из силикатного кирпича четырехэтажный дом хрущевской постройки в виде дурацкой буквы «Г», казалось, с радостью встречает нас с Ангелиной. Пока поднимались на третий этаж, я извинялся за свою однокомнатную берлогу и холостяцкий «порядок» в ней. Голос предательски подрагивал и напряжение минувшего дня концентрировалось в одном, подавляющем всё желании. Как только мы закрыли за собой дверь, я рывком привлек к себе Ангелину, и мы застыли в долгом поцелуе. И сразу исчез страх — страх того, что этой ночью не повторится невероятно счастливое и трагическое утро, страх потерять еще не найденное. Мягко отстранившись, Лина спросила:
— Ты меня хотя бы покормишь?
— Не только. Я с тебя пылинки буду сдувать всю оставшуюся жизнь. Только ты пожелай этого.
— А не обманешь? — засмеялась она.
— Нет, не смогу…
Из всего того, что я захватил, мы сделали шикарный ужин. Полбутылки начатого утром коньяка завершили этот, как оказалось, прекрасный вечер. А впереди была великолепная ночь. Никакие телефонные звонки нам больше не помешали.
А утром оказалось, что телефон отключился — мы забыли поставить его на подзарядку, но это нас совершенно не удручало. Подключив телефон к сети, я выскочил из дома, чтобы купить в ближайшей булочной что-нибудь к чаю. Во дворе встретил своего напарника по работе — мы жили по соседству.
— Ты что это, — спросил меня Николай, — пропал и не объявляешься совсем? Случилось что?
— Да, случилось. Я до конца недели, а может и двух, работать не смогу. Беру отпуск за свой счет.
— Что-то серьезное? — допытывался он.
— Личное, — ответил я.
— Давно бы так! Пора заканчивать жизнь холостяцкую, — подначивал он меня, пока я не скрылся в подъезде.
Кофе по-турецки уже был готов, его крепкий ароматный запах волновал чувства. Заметив во мне состояние гончей, идущей по следу, Лина сообщила:
— Только что звонил папа и просил приехать к нему незамедлительно.
Ну вот, обрушилось у меня все внутри, теперь и папа в курсе наших отношений… Впрочем, так даже лучше — не надо что-то изобретать и скрываться, как школьникам… Правда, разница в четырнадцать лет будет всегда давить на подсознание… И тут же я оборвал себя: какая там разница, если, может быть, завтра какой-нибудь отморозок за пакетик героина выстрелит в спину!.. Ладно, как-нибудь прорвемся, решил я, выходя с Линой из подъезда. Пусть будет, что будет!
Алексей встретил нас в холле госпиталя. Утром у него, оказывается, уже вынули дренажную стеклянную трубку из легкого и зашили отверстие. Раны пока беспокоят, но он надеется дней через пять покинуть это заведение. На похороны Романа, а вернее, на кремацию, он поедет, но затем придется вернуться в госпиталь. С телом будут прощаться при закрытом гробе, так советовали в похоронном бюро, и последняя жена Романа с этим согласилась. Две предыдущие участвовать в похоронах отказались.
— Слава, ты утром заедешь за мной сюда к десяти часам, договорились?
— Йес, о`кей, — ответил я, как мне показалось, почти по-американски.
