Георгий Миронов - Анаконда
— А вот на это я советовал бы обратить особое внимание, — заметил, докуривая сигарету, областной прокурор-криминалист, указав пожелтевшим от никотина пальцем на пальцы жертвы. — Вычистите подногтевое содержимое, там могут быть частицы кожи убийцы.
Однако следов не было. Во всяком случае, тех, что искали.
Но надежда умирает последней. Татьяна Ивановна и областной криминалист срезали ногти, изъяли кости и хрящи, поврежденные орудием убийства. Изъяли также образцы волос потерпевшей, крови, сделали мазки из половых органов трупа для исследования на предмет наличия спермы.
Сперма была.
Предположение о предварительном изнасиловании до убийства, казалось, подтвердилось.
Однако уже в лаборатории областной криминалист, после тщательного изучения, пришел к неожиданному выводу:
— А жертву-то, Татьяна Ивановна, изнасиловали после убийства...
— Ой, Господи! Такого и вовсе у нас никогда не было. Это ж вурдалак какой-то! Маньяк.
— Маньяками, извините за каламбур, не рождаются. Или, точнее, рождаются, но не всегда становятся. Тут еще и социальная среда нужна соответствующая, обстановка дома и на работе.
— Это вы насчет того, что у нас рабочим и служащим зарплату по нескольку месяцев не платят?
— И это надо учитывать. Преступник может оказаться натурой неуравновешенной, с дурной наследственностью. Надеюсь, анализ спермы даст нам пищу для размышлений, но... Но обострение болезни действительно могло произойти под влиянием нервных срывов, скандалов в семье, сексуальной неудовлетворенности в связи с прекращением постоянных половых контактов с женой и т.д. Так что тут работы следователям много. А мы с вами лишь свои оценки фактов можем предложить. Социальные комментарии обычно остаются за рамками судебно-медицинской экспертизы.
Тем временем, пользуясь версиями криминалистов, сыскари капитана Петруничева предпринимали срочные оперативные меры. Были созданы мобильные патрульные группы, установлено наблюдение за железнодорожным вокзалом, автостанцией и т. д.
Выяснили, что в ночь убийства на проходящий через город поезд Киев — Москва в 23.06 сели: старик-учитель, пенсионер, отправлявшийся навестить внуков в Калугу, рост 1 м 90 с, страдающий радикулитом; санитарный врач города Раиса Сметанина, отправлявшаяся в Москву на семинар в Минздрав; и три монашенки, паломницы из расположенного на окраине города женского монастыря.
Оставалось предположить, что убийца и насильник в городе. Хотя, конечно, он мог выехать из города на автомобиле и остаться незамеченным. Так что версии, связанные с окрестными селами, также прорабатывались.
— В городе эта падла, в городе, — басил Петруничев, с силой сжимая мундштук из плексигласа и засовывая в него очередную сигаретку «Прима». — Чует мое сердце.
Лишь поздно ночью удалось установить личность потерпевшей. Ею оказалась местная жительница, двадцатилетняя Людмила Багучева, работница городской типографии.
Подруга потерпевшей, Татьяна Ревина, подробно описала два перстня, которые всегда носила убитая. Перстни достались ей по наследству от бабки. Перстни, по словам Ревиной, были золотые, массивные, изящной работы, с большими «стеклышками»: одним — желтеньким, другим — зелененьким. Точнее, что это за камни, определить не удалось. Но перстни — уже след.
20 МАРТА 1997 Г. МОСКВА.
ПРОФЕССОР ПО КЛИЧКЕ БУГОР. ЧЕРНАЯ МАГИЯ
Закончив совещание по прогнозам социокультурного развития Сибири и Дальнего Востока, Ирина Юрьевна Бугрова отпустила всех, кроме ведущего научного сотрудника отдела регионального культурного развития Сибири и Дальнего Востока Виктора Ильича Касатонова.
— А вы, Касатонов, останьтесь, — голосом Мюллера из «Семнадцати мгновений весны» бросила Бугрова.
Если Штирлицу его коллеги по СД и кивали на прощание с сочувствием, покидая кабинет всесильного бригаденфюрера, то коллеги Вити Касатонова сочувствовали ему с изрядной долей злорадства.
— Ни фига не делает, ни одной самостоятельной статьи за два года, все в соавторстве. Вот пусть и отработает свою зарплату.
— Да разве у нас зарплата? Слезы одни.
— У других и такой нет. А нам наша мымра не мытьем, так катаньем, всякими там субарендами и субподрядами ежемесячно по шестьсот тысяч на кандидата и по восемьсот на доктора наук выдает. Конечно, трудно на это жить. Но у других и того нет!
— Опять же, два присутственных дня.
— Или три «библиотечных», как считать.
— Да, грех жаловаться...
— А Витька все равно пускай «отрабатывает».
— Жалко парня, заездит она его.
— Человек сам выбирает свое счастье.
— Да уж, счастье. Бр-р-р! Она ж, как лягушка, холодная.
— Ну, не скажи, баба она красивая. А что года...
— Да я не про возраст. Холодная, говорю. Как жаба.
— Ничего, Витька зато горячий, вечно взмокший бегает, и потом от него разит.
— Она его сейчас перед употреблением дезодорантом обрызгает.
— Ладно вам злословить-то. Их дело. В киоске на первом этаже дешевые мыльные порошки. Мужикам без разницы, а нам, бабам, интерес.
Ирина Юрьевна нервно втянула воздух. Ощутила неприятное покалывание в нёбе от запаха табачного дыхания, оставленного в ее кабинете сотрудницами, накурившимися перед совещанием «про запас». «Гадость какая, — и снова повела ноздрями чуткого носа по комнате, как биноклем, высматривая раздражающие ее запахи. Почувствовала амбре женского пота, смешанного с духами и дезодорантами. — Никак не поймут, идиотки, что духи и дезодорант нужно накладывать на чисто вымытое тело». Уловила и запах начавшихся месячных у кого-то из сотрудниц. Но все запахи постепенно перебил терпкий дух молодого сильного мужского тела.
— Ты душ сегодня утром принимал? — сурово нахмурилась.
— Естестно, Ирина Юрьевна! — широко, в тридцать три зуба, залыбился Касатонов.
— Опять от тебя потом разит.
Так у них было заведено: она его на «ты», он ее на «вы» и по имени-отчеству. Даже в постели. Привыкли. И им это казалось нормальным.
Она достала из ящика большого письменного стола французский дорогой дезодорант с горьким, чистым ароматом.
— Иди сюда. Подними руки, задери рубашку.
Обильно прыснула на грудь и под мышки пахучей жидкостью.
— Дверь-то запер?
— А как же, Ирина Юрьевна.
Она криво усмехнулась. В зеленых глазах мелькнули искорки, тут же спрятались за приспущенными веками.
— И брюки снимай!
Он послушно спустил брюки.
Она побрызгала на черную курчавую копну волос на лобке, оценивающе осмотрела «орудие производства» ведущего научного сотрудника.
— Что-то ты не в форме сегодня? — сочувственно проговорила она.
— Щас, щас, войду. Это от холода.
— Может, это тебя простимулирует? — с холодной усмешкой протянула любовнику толстый конверт.
— Что это? — наигранно-наивно осклабился он.
— Премия. За разработку и внедрение новых анкет для социологического исследования культурных потребностей населения в регионах.
— А... Помню, помню...
— Да ничего ты не помнишь и помнить не можешь. Анкеты разработал Семен Маркович Арендт. А тебя я в ведомость включила за «компанию».
— За компанию и жид удавится, — неудачно и не вовремя пошутил он.
— Неблагодарный ты, мерзавец. Хоть бы спасибо сказал Семену, что он тебя в группе своей держит, бездельника.
— Так он меня не за красивые глаза...
— Это точно. За красивые глаза я, старая дура, тебя держу.
— Ну, не такая уж вы и старая...
— Пошути мне. Лучше о другом бы подумал, у меня до отъезда в Госдуму осталось пятнадцать минут, а ты еще не готов.
— Щас, щас, я соберусь, Ирина Юрьевна.
Она небрежно смахнула с огромного стола пачки папок и рукописи диссертаций, переплетенные в противно пахучий коленкор, освободила пространство, тяжело опершись на спинку кресла, влезла на стол, стянула трусы и широко раздвинула ноги...
— Надо бы премию у тебя обратно взять. Не хорош ты сегодня. Ой, не хорош! Ну, да ладно, вылезай из меня. Ишь, пригрелся. Опаздываю.
Оделась, глянула в зеркало, обновляя помаду. Все нормально.
— Смотри, если узнаю, что у тебя какая-нибудь бабенка завелась, убью.
— Да вы что, Ирина Юрьевна? Как можно?!
Поверил, убьет она его. Жутко сдрейфил.
Однако убивать она его не собиралась. Но решила проверить, нет ли тут сглаза? Ненавистников у нее хватало...
Под утро ей опять приснилось мужское бородатое лицо. Узкие губы кривились в глумливой усмешке, хитрые глаза смеялись, в лунном свете маслено переливалась соболиной спинкой высокая боярская шапка. Ставшее даже знакомым за последние полгода мужское лицо могло появиться в любой момент, в любой час ночи, в начале, середине или конце сна. Обычные сны для нее кончились. А кошмар был всегда один и тот же. «Змея, змея... — повторял мужик в боярской шапке, дробно смеялся и добавлял: — Но вашим костылем не служу я...»
