Георгий Миронов - Анаконда
— Может, и вызывали. Про все не упомнишь, — раздраженно ответила старший администратор клуба Елена Твертакова. — Вы проходите дальше по коридору, там в конце вход в душевые. Которые свободные, те и осматривайте. Да там все, кажется, сейчас свободные. Вот через пятнадцать минут наши дамы закончат занятия на тренажерах, пойдут душ принимать, так уж чтоб вас там не было. У них у каждой свой душевой кабинет, и за свои деньги они любят, чтобы он не был занят.
Елена Твертакова, показав дорогу чернявому парню с усиками, посмотрела ему в спину, думая о своем. Может, если бы повнимательнее посмотрела, что-то необычное, подозрительное и заметила бы. А так у нее своих забот полон рот. Во-первых, в прямом смысле: зуб под коронкой болел уже третий день, а решиться идти к зубному она сил все не находила. Как представишь себе, вот снимает врач коронку, вот долго копается в зубе. Посылает на рентген. Потом на лечение. Другой врач удаляет нерв. Она точно помнила, коронку эту ей ставили лет пятнадцать-двадцать назад; левый мастер, все пугался чего-то; быстро примерил и насадил. А нерв не удалял. И вот теперь его будут из уже состарившегося зуба тянуть, тянуть, тянуть! Потом надо будет долго держать во рту железную лопатку с замазкой, пока не получится форма. А не получится, так и второй раз. Фу, гадость какая! И потом этот старый козел будет долго и со вкусом, опираясь на ее пружинистую грудь, примерять, примерять, примерять коронку.
Идти в стоматологическую поликлинику жуть как не хотелось.
Кроме того, сын стал покуривать «травку», начал грубить, поздно приходить домой. Двадцать четыре года, а ни специальности, ни ума, ни умения зарабатывать деньги. И муж на ее шее, и сын. Муж стыдливо отводит глаза в дни получки — опять не дали ни хрена, все обещают. И, получив у нее десятку на пиво, будет торопиться поскорее уйти из дома. Сын вообще дома только ночует, а то и не ночует. И все на ней: и деньги зарабатывай, и дом веди. Всякие там магазины, готовки, стирки. А она тоже, между прочим, не менеджером «клаба» для богатых сук родилась. У нее, может, тоже задатки были. Музыкальную школу кончила. Факультет физико-математический в педвузе. И никому это не надо. А надо от нее только, чтобы кормила двух бездельников и делала вид, что счастлива.
А тут еще зуб этот!..
Разве упомнишь, вызывали они слесаря-сантехника или нет.
Не вызывали. Но она об этом так и не вспомнила. Потому что надо было проследить за поступлением продуктов на кухню ресторана и чтоб поставили новые бра с большими абажурами в холл, как хотела владелица клуба, жена крупного чиновника из администрации президента. Она баба влиятельная, гонористая. Все надо сделать так, как наказала. Все упомнить.
Про душ она сразу же забыла. И вспомнила, только когда...
Ну, да это уже потом было.
А пока Елена Твертакова проверяла привезенные бра, чтобы, усмехнулась невольно родившемуся каламбуру, брака в них не было, молодой парнишка-сантехник с гибкой спиной и размашистой «морской» походкой прошел в душевую кабинку номер шесть, закрыл за собой дверь, вынул из большой, натуральной толстой кожи сумки складной стульчик, встал на него, достал из сумки новую душевую насадку и, выкрутив старую, вкрутил новую.
Старая головка тоже была еще вполне хорошей. Так что слесарь аккуратно завернул ее в полиэтиленовый мешочек и сунул в сумку. Пригодится. Глянул удовлетворенно на новую: точно такая же снаружи.
Зато внутри...
Внутри новой головки был насыпан толстый слой сухого Порошка, который, коснувшись слегка смазанной жидкостью поверхности, тут же закупорил дырочки душа. Но стоит пустить сильную струю, вода пробьет тонкий слой образовавшейся пленки и, смешиваясь с порошкообразной массой, хлынет на обнаженное тело уже в виде насыщенной кислоты.
На испытаниях в Бибирево даже у видавших виды пехотинцев «группы силовой защиты» нервы не выдерживали. Многих рвало.
Слесарь вышел в коридор, подошел к двери, ведущей в зал тренажеров, прислушался. Судя по звукам, доносившимся из зала, силовые занятия еще не закончились — слышался скрип тренажеров-скифов, звон штанг, скрежет велосипедов, женские возгласы.
Задерживаться тут ему было не резон: дело сделано, задание выполнено. Клиент будет наказан. А ему, вне зависимости от избранного на этот раз способа устранения должника Мадам, причитаются его законные десять тысяч баксов.
Ему или, точнее, ей. Потому что слесарь-сантехник, выйдя из занимающего два первых этажа обычного жилого здания клуба «Фемина», сел в стоявший в тридцати метрах ниже по улице старый «Москвич», внимательно оглядев улицу и убедившись, что прохожих нет, снял застиранную спортивную шапочку вместе с черным локоном, приклеенным к ее краю; по плечам киллера рассыпались белые, натуральной милой светлости волосы; снять приклеенные усики и вовсе было делом минуты.
Она скинула куртку из дешевой отечественной «джинсы» и оказалась в облегающей замшевой курточке. Повернув ключ зажигания, еще раз оглядела улицу: никто ее не видел. А менеджер в клубе если и вспомнит слесаря-сантехника, то в образе чернявого молодого парня с матросской походкой и небольшими усиками. И все. Больше ее в костюме слесаря никто не видел.
Когда «Москвич» уже заворачивал за угол, из помещения клуба раздался жуткий, душераздирающий крик. Но девушка- киллер его уже не слышала. Она не могла рисковать, проверяя свою работу в качестве чистильщика. Если на этот раз она, скажем, случайно убила не ту «клиентку». Ну, что ж, и у выдающихся хирургов бывают творческие неудачи. Значит, за те же деньги придется готовить еще одну акцию. Только и всего.
Но ей повезло.
Она убила ту, которую заказали. На которую выдала лицензию Мадам.
Фатима Ибрагимовна Саидова владела крупной фирмой по торговле девочками из Средней Азии. Там скупала дочерей бедняков за бесценок и перепродавала здесь, в Москве, Мадам, уже за приличные деньги. А уж какие деньги имела Мадам, переправляя девчушек, оформленных как «национальный хореографический коллектив, едущий на гастроли», в Объединенные Арабские Эмираты, лучше и не спрашивать.
Но в любом деле бывают проколы.
За качество товара отвечала Фатима. Проверки девочек у врачей-гинекологов осуществлялись прямо в Душанбе, Алма- Аты, Бишкеке, Бухаре, Самарканде, Ташкенте. И деньги, затрачиваемые на такие спецосмотры, входили в стоимость товара.
Ну сэкономила она. Всего раз. Сильно спешила с «караваном». Вот двух девчонок и не проверила. Решила, из глухих кишлаков, какие там могут быть, при патриархальных нравах, проблемы? Наверняка девицы.
Девицы-то они оказались девицами, да только одна с гепатитом, а другая аж с сифилисом. К чести покойных, надо скатать, что заразились они не половым путем: инфекцию внесли в бедной районной больничке. Да Фатиме от этого ни жарко, ни холодно. Отвечать за товар ей.
Девчушек среди других таких ж отмыли, приодели и через Страсбург отправили в Эмираты.
А там они заразили богатеньких шейхов, которые привыкли верить качеству товара, поставляемого вот уже шесть лет Мадам.
Мадам пришлось выложить, спасаясь от скандала, триста тысяч долларов. Да и неизвестно, спасет ли это. Конечно, шейхов вылечат. Но репутация. Репутация если и не погибла навсегда в этом выгоднейшем регионе, во всяком случае, сильно утрачена.
Наказание должно было последовать незамедлительно.
20 марта пришла рекламация из Эмиратов. Утром. Вечером была выдана лицензия.
21 марта произошло возмездие.
Фатима, даже не предчувствуя недоброго, «качалась» в зале на тренажерах, напрягалась со скакалкой, проверила давление у дежурной медсестры и, набросив на крепко сбитую фигуру махровый халат, прошла в свою душевую кабинку.
В крохотной раздевалке, отделенной от душа покрытой розовыми плитками стенкой, она сняла спортивное трико, с удовольствием оглядела себя в зеркале.
Для сорока пяти лет — очень и очень: крепко сбитое тело, небольшая, но округлая грудь, Фатима вполне могла обходиться без бюстгальтера; втянутый, плоский живот, тонкая шея. Из зеркала на нее смотрели искрящиеся удовольствием от мышечной нагрузки черные, как маслины, глаза. Бровки без всякой краски, натурально черные, густые. Она так и не привыкла к европейской манере подбривать брови. Тонкий небольшой нос с нервными ноздрями. Алые, тоже без помады, натуральные губы...
— Хороша Маша, да не наша, как говорится... — усмехнулась Фатима.
Она нравилась себе. Ее бы воля, сама б себя только и любила.
Но приходится позволять делать это неблагодарным мужикам.
Она подержала минуту-другую каждую грудь ладонями, похлопала себя по ляжкам, по животу, помассировала шею и шагнула в душевую кабинку.
Сейчас она повернет вентиль и не взвизгнет то под горячей, то под холодной водой.
Фатима любила контрасты.
