Георгий Миронов - Анаконда
Нет, конечно, и муж ее мужик старательный. Только пресно все с одним да с одним. В сексе интересно даже не то, как долго и как изобретательно тебя ублажает любовник, а смена впечатлений. У каждого мужика своя изюминка. Вот был у нее полный импотент, доцент из какого-то института. Мужик складный, но... Не Пифагор, как говорится. В смысле стойкости, хе-хе, характера. Так он такие минетные выкрутасы делал, что ни один суперсамец не придумает. Тихий такой, три языка знал. «Главное, — говорил, — это язык. Если языком владеешь в совершенстве, то уже не важно, что у тебя там ниже пояса». Очень он любил целовать ее с ног до макушки. И главное, кайф до дрожи, а следов никаких. Не то что этот козел Федор: исслюнявил всю, синяков на внутренних частях бедер наставил, а вспомнить нечего. Она лениво протянула левую руку, взяла с ночной тумбочки специальный крем, натерла синяки от засосных поцелуев, сладко потянулась всем своим бело-розовым сдобным телом. «Что с него возьмешь? Муж, он и есть муж. В бизнесе — полное ничтожество, в постели — фифти-фифти. Но по хозяйству... И квартиру уберет, и сготовит. На все руки мастер. И не то чтобы только женские дела делал. Вон лоджию застеклил сам и вагонкой обшил — любо-дорого. Да и на даче все больше сам. Хотя денег у нее сейчас, конечно, просто несчитано. Можно было бы себе позволить. А с другой стороны, если мужик без дела сидит, он с ума начнет сходить. А то еще и бабешку какую помоложе заведет. А ей это обидно. Есть, как-никак, разница между мужем и любовником. Муж изменять не имеет права. На хрена такой муж, который тебе рога наставляет? Так что пусть упражняется. Все при деле.
Вот и сейчас ее хорошенький курносенький носик, чуть приоткрыв возбужденно ноздри, втянул аппетитные запахи, просачивающиеся из кухни.
Муж жарил картошку со шкварками и луком. Ее любимое блюдо. Жирновато, конечно. Но, слава Богу, у нее здоровье позволяет есть что хочется. А с полнотой она никогда не боролась. И неохота, и без толку. Да она еще и в форме. А что пухленькая, так нормальным мужикам даже больше нравится. Сколько их у нее было! И тех, что сама для удовольствия в постель заманила, и всяких «нужняков», особенно из правительства, из органов.
Для занятых мужиков, что при власти, такие бабенки, как она, — самостоятельные, сметливые, богатенькие и еще, как говорится, в соку, — ну, просто хлебом не корми. Тут у нее много побед. В списке и вице-премьер, и министры, и генералы двух- и трехзвездочные. Ее теперь на голой заднице не объедешь.
И картины, и квартира на Малой Бронной, и ювелирка у нее от матери. Ее устраивает. А вот мешки денег, закрытые с несчитанными купюрами в специальной стальной комнате на втором этаже дома, занятого международным консорциумом «Власт энд Лина», — это уже ее. Богатство, можно сказать, ей от матери досталось. А вот власть, которую дает богатство, уже ею заработана. Смешно сказать, начинала с торгово-закупочных кооперативов, потом построила пирамидку. Египетскую. И... И понесли чужие и незнакомые люди ей, как родной, свои кровные. Кто хотел быстро и в рассрочку дом построить, кто машину купить. А у нее везде все схвачено. И на таможне, с растаможиванием иномарок, идущих на адрес ее благотворительного фонда «Мать- одиночка», и в префектуре, милиции, где оперативно решаются вопросы с выдачей прав, оформлением машин и участков под строительство коттеджей, и в стройфирмах. А много денег несчитанных — их и в рост можно отдать, под хорошие проценты. Не надо Плехановский кончать. Хватит, как у нее, института культуры. Арифметика, а не высшая математика. Главное — встретить нужных людей в нужное время в нужном месте.
И все. Дальше только деньги считай. Кто сказал, что они у нее несчитанные? Это те, что в мешках, несчитанные. Людей не хватает. Да и не спешит она в банк сдавать денежки-то. Не спешит перед налоговой инспекцией высовываться. А вот те бабки, что через «Экспресс-кредит» в долг дает, те мало что считанные, так еще и прирастают, прирастают. А что делать? Во всем порядок нужен.
Порядок... В делах она любила порядок. В делах. А не в документации. Бардак у нее в документации, если честно признаться. Ну, ладно, сама она без специального образования, так ведь бухгалтеров этих сраных можно набрать до упора. А все равно бардак. Наверняка же сотрудники ее где-нибудь да обворовывают. Ну, без этого не обойтись. Лишь бы вне ее фирмы все были уверены: кто Мадам обманет, тот, считай, покойник.
Вот Дима Эфесский ее нагнул. На него уже лицензия выписана. Только кому ее дать, Мадам еще не решила. То ли Ринке-блонде, то ли Ленке-королеве. Ну, да Диме все равно, какая бабенка его пришьет в далеких Салониках. Козел! А ведь она ему хорошо платила: за каждого жмурика не десять тысяч, как другим, пятнадцать штук баксов. Из зоны помогла «прикинуться». А он, козел, на ее бабки уплыл за бугор, да еще в ее бизнес с девочками в Греции влез, перебивать караваны стал.
— Все, козел, прощайся с жизнью! — озлобленно скривив красивые, бантиком, ярко накрашенные губки, процедила Мадам.
Она встала, скинула шелковый ночной халат с большими желтыми хризантемами, прошлась по мягкому иранскому ковру, потягиваясь. Ее пышная грудь, не скованная одеждой, при потягушечках круто поднималась вверх, образуя приятные на глаз бело-розовые холмики, отражающиеся в трех зеркалах: двух зеркалах-дверцах старинных карельской березы шкафов, и третьем — роскошном трюмо орехового дерева с позолотой, причудливом по форме, в стиле модерн начала века.
Сняв с шеи золотой ключик на золотой цепочке, открыла секретер, тоже карельской березы, с бронзой позолоченной и ощерившимися мордами львов по углам. Выдвинула стальной пенал, из тайничка в секретере достала еще один ключик, открыла пенал, доверху набитый драгоценностями. Тут были старинные табакерки с брилльянтами, нежно переливающиеся серебристыми бочками нити жемчуга, кольца и перстни с камнями-изумрудами, рубинами, аметистами. Очень хороша была коллекция украшений из старинного серебра и малахита. Отдельно лежали пять золотых крестов, сплошь покрытых крупными брильянтами. В общей куче была и неприметная с виду золотая булавка с лошадиными головами, чья ценность повыше иных вещиц, усыпанных брильянтами. Ее нашли на раскопках скифских курганов, относили к третьему, что ли, веку до нашей эры и оценивали в сумасшедшие бабки.
А эта вещица, на первый взгляд аляповатая и формы не изящной, и камни такие крупные, что казались стеклами. Но в центре восьмиугольной броши — желтый огромный брильянт, чистейшей воды, очень нежный по оттенку, вокруг и в подвесках — тоже камни очень большие, неправильной огранки, как тогда было принято. Вещичка XVII века. Царицына брошка. Сейчас на презентацию такую не наденешь. А приспичит, можно Мытищи на нее купить. А уже обычных женских ювелирных украшений, особенно работы мастеров XIX — начала XX века, в пенале видимо-невидимо!
Так и то понять можно. Они чаще попадались в запечатанных квартирах в конце 30-х годов, когда ее отчим служил в НКВД, а мать дружила с всесильным генералом, впоследствии министром, и его супругой. Особенно много старинных немецких украшений, вроде этой брильянтовой диадемы, появилось у них после войны. Узнавали «шестерки» абакумовские, что какой-нибудь крупный военачальник, вернувшийся из Германии с эшелоном трофеев, владеет особенными ювелирными украшениями, и начинали «шить дело». А дальше — арест, обыск, квартира опечатана. Ближайший «соратник» Абакумова, старший майор госбезопасности Юрьев Михаил Митрофанович, не поленится сам осмотреть квартиру, его помощник — между делом снять оттиски с ключей. Потом, на голубом глазу, ключи начальству. Тот — жене. Жена с подружкой, мамашкой будущей Мадам, на квартиру, как говорится, налет организуют. Белые полоски, наклеенные на дверь, с печатями и подписями, ужас на соседей наводящие, сорвут без страха, дверь вскроют и порезвятся. Что надо было оставить, то и оставлено в квартире после обыска и ни в один список изъятых вещей не попало. А попало в коллекции двух дам, хе-хе.
Мадам вынула из пенала большую брильянтовую диадему, колье с брильянтами и изумрудом, два кольца с брильянтами и перстень с изумрудом, сережки с длинными капельками изумрудов.
На обнаженном теле драгоценности сияли и переливались неземным блеском, наполняя комнату неким мистическим свечением.
Дверь приоткрылась. В дверях, не в силах отвести восхищенный взор от ее искрящегося тела, застыл муж.
— Завтрак готов, — сиплым от волнения голосом произнес он.
19 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО
— Марток — надевай десять порток, — улыбнулся прокурор города Рудный Смоленской области младший советник юстиции Александр Петрович Мищенко, глядя на обильно выпавший за ночь снег. — Ишь, навалило. Больше, чем за всю зиму.
А я уж и зимнюю шапку убрал, — сокрушенно покачал головой. — Придется доставать. А то затылок от холода заломит.
