Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич
— Зря ты это сделал, парень, — еле слышно процедил сквозь зубы Саша, ни к кому не обращаясь, и добавил: — Что ж, мистер Вайстор, забронируйте для меня место в вашем отеле. — Взглянув себе под ноги и увидев упавший на ковер меч, Александр закончил: — Время собираться в дорогу.
Климова и Ингу (главным образом, конечно, ее) ощупали под предлогом обыска, и Саша, не глядя на свою подругу, почти физически ощутил отвращение, которое испытала она.
В это время Мехмет сказал что-то командиру своих «спецназовцев», и те услужливо подкатили толстяку кресло, в которое тот немедленно и опустился. Смысл следующей команды был понятен без слов. «Солдаты» принялись подносить своему боссу находившиеся в тайнике предметы. Первым был кейс. «Командир» вскрыл его, отстрелив замки, и — Климов видел это лишь краешком глаза — почтительно подал Мехмету, голова которого на несколько секунд скрылась за поднятой крышкой, а потом появилась вновь. На лице его было написано выражение блаженства. Он часто-часто закивал головой и залопотал что-то по-узбекски. Из всей этой тарабарщины Саша разобрал только одно слово, прозвучавшее по-русски, — «таджик». Тут Александр вспомнил — Богданов говорил, что так зовут главного телохранителя Адыла.
Следующей была сумка, набитая все теми же долларами, ее, так же как и перед ней кейс, хозяин, через Таджика передал одному из своих подчиненных. Теперь уже у двоих из двенадцати, если не считать самого Мехметова, руки оказались заняты не оружием, а добычей. Но и такой расклад не оставлял Климову шанса на победу. Интересно, есть ли она и вправду — Валгалла? И примет ли его мистер Вайстор, если он, Александр Климов, погибнет, сражаясь с врагами мечом своего предка?
«Главврач психушки точно примет, — подумал Саша, — если, конечно, жив останусь, во что слабо верится».
Мысль, что при сложившейся ситуации он никак не попадает в дурдом, почему-то страшно обрадовала Климова. А поднесение добычи «хану» продолжалось. Стражам, которым выпала незавидная честь стоять у стены и стеречь Климова и его подругу, тоже безумно хотелось посмотреть на сокровища тайника. Из-за очень слабого освещения им было плоховато видно, а разглядеть хотелось. Потому все трое, двое с автоматами и один, вооруженный «тэтэшкой», вытягивая шеи, смотрели на драгоценности, которые жирные пальцы Адыла выуживали из первой и второй шкатулок, в свою очередь перекочевавших затем в руки «спецназовцев».
Саша никогда и не знал, что у матери было столько драгоценностей. При отце она редко что-нибудь такое надевала. Тот не любил роскоши. Тогда откуда все это? От предков? От красных кавалеристов? Или отец действительно крал по-черному? Очень здорово!
Наступила очередь последней шкатулки. Сумеет ли Инга почувствовать, что, когда последний ларец перекочует в руки «спецназовцев», он, Климов, схватит меч и постарается убить им побольше народу? Потому что, чем больше рук будут заняты добычей, а не оружием, тем больше будет шансов у них, у Климова и его подруги, нет, не победить, а хоть умереть с честью. А может, она предпочтет купить себе жизнь за пару ночей с этой ожиревшей обезьяной?
Климов осторожно посмотрел на свою подругу и едва заметно качнул головой, на секунду смеживая веки. Инга поняла, она видела меч у Сашиных ног. Отлично, значит, одного она постарается взять на себя.
Но что это в руках у Мехмета? Дедовы ордена! Толстяк с брезгливостью доставал и бросал обратно в шкатулку награды покойного отца Сашиной матери, при этом что-то раздраженно говоря Таджику. Мехмет швырнул шкатулочку на пол, и награды высыпались на ковер. Ордена тоже денег стоят, но разве сравнишь Орден Славы с бриллиантовым колье? Нет, это уж слишком! Почему какая-то мразь, приехав из вонючего кишлака, в родной Сашин город, может сверлить маслянистыми глазенками его, Климова, подругу? Почему может диктовать свои уместные при выпасе баранов и овец законы на чужой земле? Почему позволяет себе швырять на пол ордена героев?
Изо всех сил Саша с разворота локтем правой руки ударил ближайшего охранника по его мерзкой физиономии, и тут же, раскрутившись, мгновенно съездил кулаком в переносицу второму.
Рядом взвизгнул от боли Ингин страж. Что ж, каблучки у девочки остренькие. В следующую секунду Сашины пальцы в одно мгновение выхватили из ножен древний клинок, молнией блеснувший в полумраке гостиной, и рука первого охранника, так и не успевшего нажать на курок автомата, разбрызгивая кровь, под истошный вопль, упала на мягкое покрытие пола.
Лишившийся руки противник скорчился, не думая уже о схватке, а его товарищ рухнул рядом на колени, захлебываясь кровью, хлынувшей из пронзенного острием меча горла. Третьему, очень удачно согнувшемуся после Ингиного удара, отточенное как бритва лезвие срезало половину черепа…
Защелкали затворы. Все!!! Загрохотали выстрелы. Первым на мягкое покрытие пола рухнул Таджик, потом один за другим, точно подкошенные, стали падать те из бандитов, у кого в руках оказалось готовое к бою оружие. И только затем быструю смерть нашли так и не выпустившие из рук добычи хозяина «племянники» Адыла Мехметова. Последним упал наконец, оборвав свой крик, безрукий Сашин охранник.
Саша и Инга словно зачарованные смотрели на ползавшего на коленях Мехметова. В затылок его было направлено дуло пистолета, который сжимал в правой руке, неизвестно куда девшийся и неизвестно откуда появившийся старичок в старенькой олимпийке и мятых засаленных мешковатых брюках. В левой руке Ивана Ивановича полыхнул огнем второй пистолет, и пошевелившийся было Таджик затих навсегда. Мехметов зажмурился.
— Этот твой, — с брезгливостью произнес старик и дулом пистолета подтолкнул к Климову толстяка. — Дарю.
— Нэ убывай, нэ убывай, — сложив ладони, умолял Мехмет, подползая к Александру, — нэ убывай. Дэнгы бэри, всэ бэри, машина бэри, всо атдам! Всо, всо, всо! Толка нэ убывай!
Климов посмотрел в слезящиеся глаза грозного Мехмета. Деньги? У Мехмета много денег, а жизнь одна, как и у него, Климова, как и у Инги, как и у любого зверя, которого ведут на бойню. А сколько слез и крови пролито, чтобы Мехмет наслаждался своими деньгами? Чужих слез, чужой крови. Сколько чужих жизней оборвано?
Кого видел в последнюю секунду своей жизни моливший Климова о пощаде Адыл Мехметов? Высокого широкоплечего парня в черных джинсах и рубашке, сжимавшего в руке окровавленный меч? Палача в красном колпаке с прорезями для глаз? Жестокое лицо и закованную в кольчугу могучую фигуру сына самого Одина, норманна Эйрика, прозванного врагами Бесстрашным? Пощадить? Не убивать? Нет, не для пощады сковал Габриэлю де Шатуану этот меч пирейский кузнец-колдун. Жалость? Она неведома Вотану и потомкам его…
Может быть, и не рука Александра Климова, силою обстоятельств загнанного в угол на излете самого кровопролитного в истории человеческой века, а не знавшая жалости рука древнего почти легендарного предка, Анслена, младшего сына Генриха Совы, в широком размахе взметнула меч крестоносца, обрушивая его на шею врага?
Нет! Зачем лгать себе? Здесь в этой комнате принимал решение человек с окровавленным мечом. Он сам, Александр Климов, а не предки его. Именно его рука в широком размахе взметнула меч крестоносца, обрушивая клинок на толстую шею врага. И… бритая голова Адыла Мехметова покатилась по полу. Саша разжал пальцы, выпуская из рук свое оружие.
— Ну вот, — сквозь пелену услышал Саша голос Ивана Ивановича. — Теперь тебе легче будет понять, почему я убил всех этих людей. Если бы твоя подруга не растерзала вот в этой самой комнате твоего отчима, возможно, ничего бы и не случилось. Я выполнил бы контракт, получил бы с Носкова причитавшееся мне вознаграждение, и все… — Климову показалось, что в голосе старика слышится сожаление. — А потом? Прошло бы несколько лет, и я бы умер… Я ведь старик. Но дело в том, что я уже умер однажды. Мои коллеги решили, что тормоза в моей машине — вещь излишняя. А я любил ездить быстро, как ты. И я сгорел в салоне служебной «волги». Мои соратники опознали мой обгоревший труп, прочли речи над моей могилой и забыли…
