Юлия Латынина - Охота на изюбря
— Знаем мы, какой ты замначальника! — не без резона ответствовал ему старший в группе, молодой бугай с мордой, совершенно скрытой черной шерстяной маской с тремя дырками для глаз и рта.
После этой реплики Витю Камаза вывели в коридорчик и избили. Избить Витю было нелегкое занятие, даже если учесть, что он вел себя чрезвычайно разумно и не сопротивлялся. Однако совокупными усилиями четырех полицейских, пользовавшихся в основном прикладами АКМ и крепкими шнурованными ботинками, дело было доведено до конца.
Денис, находившийся на территории комбината, примчался в заводоуправление через пятнадцать минут после начала обыска. Двери кабинетов уже были распахнуты, повсюду стояли коробки, в которые кучами вытряхивали документы, из собственного предбанника, как кукушка из часов, высовывался Федякин, уже успевший изумиться, но еще не успевший перепугаться.
В коридоре, на виду у всех, красноречивой кучкой лежал Витя Камаз.
— И за что вы его? — поинтересовался Денис.
— Оказывал сопротивление работникам правоохранительных органов при исполнении обязанностей, — ответили ему.
Денис выглядел очень спокойным. Только слегка побелевшие уголки губ да суженные глаза могли показать внимательному наблюдателю, насколько взбешен ахтарский регент. Он справился о причинах обыска, и ему ответили:
— Лжеэкспорт.
В собственном кабинете Дениса — то есть кабинете Извольского — тоже царил бардак. Дмитрий Чернов и адмирал Колчак в погонах неодобрительно взирали со стен на беспределыциков в камуфляже. Двое налоговиков равнодушно вываливали на пол все содержимое ящиков стола. Вместе с кучей бумаг о ковер глухо стукнулась тринадцатизарядная «беретта-компакт». Извольский держал ее в ящике для пущей важности, а Денис как-то забыл выкинуть.
— Откуда ствол? — повеселел налоговый майор, обращаясь к и.о.гендиректора.
— Подарок губернатора, — без тени смущения соврал Денис.
— Вам?
— Вячеславу Аркадьевичу.
Извольского на больничной койке арестовывать не будут. А вот если за хранение оружия без разрешения в СИЗО залетит сам Денис, то Извольский точно намылит ему холку.
На директорском столе зазвонил белый особливый телефон, и майор, помедлив, взял трубку.
— Вас, — сказал он, протягивая трубку Денису.
— Денис Федорыч, — в трубке раздался хорошо знакомый говорок губернатора, — я, собственно, второй раз по поводу моего предложения. Я обыкновенно второй раз никому не звоню…
— И правильно не звонишь, — сказал Денис, — ни у кого нет охоты второй раз получать по морде…
— Передай-ка трубку, — посуровел губернатор. Майор опять завладел телефоном.
— Да. Да. Ищем. — коротко сказал он. — вон, ствол нашли незарегестрированный. Говорят, ваш подарок. Я так и думал. Разумеется, предъявим.
В кабинете Извольского, помимо бумаг, было довольно много всяких подношений: от копеечных безделушек до вещей вполне дорогих. В шкафу за стеклом стояли старинные японские нэцке и уральский кувшинчик из чистого малахита. Был и красивый подарок от северных коллег: тяжелая платиновая статуэтка изюбря с маркировкой «Норникеля» и надписью: «Вячеславу Извольскому».
Все это теперь, вперемешку с документами, безжалостно сметалось в картонные ящики, безо всякой описи, в связи с чем Денис не удержался и продекламировал бывшим двоюродным коллегам статью 176 У ПК РСФСР, согласно которой «все изымаемые предметы и документы, а равно все описываемое имущество должны быть перечислены в протоколе или приложенной к нему описи с точным указанием количества, меры, веса или индивидуальных признаков и по возможности их стоимости».
— Ишь ты какой образованный, — усмехнулся майор, подхватывая со стола нефритового китайского божка, толстого и очень добродушного.
— Поставь на место, — сказал Черяга.
— Что?
— Поставь безделушку на место. Майор новыми, внимательными глазами оглядел божка.
— Он что, старинный какой, что ли?
— Вряд ли. Но Славка его любит.
— Так значит, не старинный? — уточнил майор.
— Дешевая современная поделка. Стоит не дороже, чем сотрудник налоговой полиции.
Майор выпустил статуэтку. Божок грохнулся о пол. Денис вскочил. Статуэтка упала очень неудачно — у веселого божка обломилось крохотное нефритовое ушко.
— Ох, извините, Денис Федорыч, — сказал майор, подхватывая статуэтку. — Нечаянно вышло. Но вы же сами говорите, что это дешевка.
Первые слухи о том, что на завод пришла беда, образовались сразу же после приезда налоговиков, когда кто-то из инженеров поинтересовался назначением инкассаторского броневичка у проходной. Через полчаса после начала обыска к заводоуправлению приехало городское телевидение, получило по морде от группы силовой поддержки и обжаловало эти действия в прямом эфире.
Еще через полчаса после передачи перед заводоуправлением начала скапливаться толпа. Люди — в основном рабочие завода, отдыхавшие после смены, — приходили пешком и приезжали на машинах. Спустя два часа после начала обыска не только вся площадь была забита народом, но и дальние подступы к ней были наглухо перегорожены сотнями «жигулей», «москвичей» и потрепанных иномарок.
Неутомимый гендиректор Конгарского вертолетного товарищ Сенчяков, с самого утра пребывавший в городе, прибыл на демонстрацию одним из первых, в окружении кучки анпиловцев с портретом Извольского и с большим красным знаменем, на котором было написано: «бей буржуев!» Тот факт, что генеральный директор Вячеслав Извольский, владелец контрольного пакета пятого по величине в мире металлургического комбината, является главным в области буржуем, приверженцев радикальной идеологии, видимо, не смущал.
С той стороны проходной к заводоуправлению тоже подходили, но там людей было меньше, потому что не все могли покинуть рабочее место, и многие, простояв пятнадцать минут, возвращались в цеха.
Налоговая полиция была слишком занята внутри, чтобы обратить внимание на то, что происходит снаружи, а когда испуганный лейтенантик из группы силовой поддержки прибежал наверх и сказал майору, командовавшему всем парадом, что толпа вот-вот ворвется в здание, тот только засмеялся. Майор был ушлый и наглый, он привык, что перед налоговой полицией все разбегается, а позади ее все рыдает, и слова лейтенантика воспринял примерно как рассказ о курице, готовящейся вот-вот заклевать коршуна. Впрочем, подняв жалюзи в директорском кабинете и оглядев толпу, он немного посерьезнел.
— Что-то там много на улице кричат, — заметил ему Денис, — вам бы лучше уезжать побыстрей.
Майор заколебался. Еще не все документы были изъяты и положены в броневичок. А изымать следовало именно все. Главная особенность обысков налоговой полиции в том и состоит, что налоговики имеют обыкновение подметать все подчистую, вовсе не разбирая, нужно оно обвинению или нет. И даже если впоследствии в документах ничего не находилось (а это маловероятно, учитывая, что при наличии заказа можно найти все что угодно, даже маленьких зеленых крокодильчиков), то один факт изъятия бумаг мог парализовать работу предприятия.
И хотя следовало учитывать, что завод наверняка думал о возможности обыска и документацию дублировал, все равно ему после сегодняшнего дня придется несладко.
— Боитесь, что мы еще не все интересное нарыли? — осклабился начальник, — обойдемся без ваших советов, Денис Федорыч.
Денис ничего не ответил.
Майор налоговой полиции был человек тупой и въедливый, и прошло еще часа полтора, прежде чем он вернулся в директорский кабинет.
— Собирайтесь. Поехали с нами.
— Основания? — поинтересовался Денис. Майор махнул рукой, два бугая очень ловко завернули Денису руки за спину, нацепили наручники и в таком виде поволокли к выходу. Наручники особенно обрадовали Дениса. Наручники изготавливали в соседнем Новосибирске из ахтарской же стали. Денис узнал их потому, что новосибирцы расплатились за поставленную сталь именно наручниками. Денис прекрасно помнил этот эпизод. Дело было около трех месяцев назад, и Извольский еще орал по телефону: «На хрена мне десять тысяч браслетов? Кому я их впарю? Бандитам по сходной цене продам?» В конце концов наручники пристроили в областной бюджет по очень выгодному для АМК курсу — и вот теперь эти самые браслеты и сидели на запястьях Дениса.
Дениса провели по коридору в сопровождении автоматчиков. Рядом шел Камаз, в кожаной порванной куртке и с синяком под глазом, и еще сбоку вели двоих: зама по финансам Федякина и главного бухгалтера завода — толстую, смешливую Машу Дольникову, больше известную как «баба Маша». Баба Маша была без наручников, в строгой черной юбке и пиджаке, из-под которого виднелось ослепительно белое кружевного жабо, и с накрашенных ресниц на все еще гладкое лицо стекали черные ручейки туши.
Нижний этаж заводоуправления был огромный и пустой, со стеклянными дверьми, выходившими на площадь, и как только налоговики спустились вниз, то даже самым тупым стало ясно, что дело плохо. Толпа стояла на площади плотной стеной, поглотив и броневичок налоговиков, и два джипа. Над толпой колыхались красные знамена и белые плакаты. На самом крупнотелом было начертано: «Позор сионистам и МВФ!»
