Александр Бушков - Возвращение пираньи
– Так, – сказал Мазур, приняв у Кацубы автомат, закидывая на плечо подсумок. – Ты озаботишься теми, что в машинах, как только я начну...
– Подожди, – тихонько сказал Кацуба, подойдя вплотную. – Ты что, собрался ее освобождать?
– А что?
– Нужно уходить. Ты сейчас не человек – инструмент. Приставка к аквалангу. Любая рана или вывих... не говоря уж... Берем машину – и в джунгли. Они не успеют сообразить... У нас задание, ты не забыл?
– Считай, я не слышал, – сказал Мазур.
– Мать твою, мы обязаны...
– Заткнись.
– Полковник...
– Заткнись, мать твою! – бешеным шепотом прикрикнул Мазур. Видя, как у Кацубы рука невольно стиснула приклад, усмехнулся уголком рта: – Ну, не дури, я и под дулом не уйду, ты ж не станешь с т р у м е н т портить, а? Пошел!
Дверь приоткрылась... и Кацуба нос к носу столкнулся с типом в пятнистом комбинезоне, очевидно, решившим-таки проверить, как обстоят дела. В следующий миг тип головой вперед полетел в комнату, торец приклада опустился ему прямехонько на основание черепа, отправив в непознаваемые дали. Выглянув в коридор, Кацуба махнул рукой. Мазур подтолкнул перед собой бородатого, обеими руками державшего комбинезон у талии, задравшего голову и как можно шире разинувшего рот, из коего торчал цоколь лампочки.
– Ну, показывай пальчиком... – распорядился Мазур. – И шагай на цыпочках, а то...
Процессия двинулась в конец коридора. Широкая лестница. Тишина. Площадка. Жестом Мазур велел Кацубе оставаться здесь – самая подходящая позиция для стрельбы по грузовику. И повел пленного дальше. Тот вдруг притормозил, тыча пальцем вперед и вправо. В сплошной стене виднелось горизонтальное узкое окошко. Ага... Заглянув туда краем глаза, Мазур мгновенно оценил ситуацию – и, полуобернувшись, без замаха, нанес удар, вырубив бесполезного отныне языка. Тот сполз по стене – лампочка, вот чудо, не разбилась. Лады...
Снова заглянул. Никаких сомнений, здесь в старые времена и располагался командный пункт: обширный зал, одна стена сплошь стеклянная, вдоль остальных протянулись накрытые чехлами пульты, на чехлах наросла многолетняя пылища, с палец толщиной... Два, три, шестеро...
Сразу можно было определить, что собравшиеся в зале не ждут неожиданностей со стороны, искренне полагая, что контролируют ситуацию. Ни у кого нет оружия в руках, пистолеты в кобурах, автоматы за спиной, к тому же с автоматами только двое...
Четверо старательно трудились, пытаясь привязать распятую на широком столе Ольгу так, чтобы не могла пошевелиться. Она не сопротивлялась – во рту торчит смятая тряпка, глаза закрыты, но работа все равно шла не особенно удачно, стол отнюдь не приспособлен для таких игрищ, обычный конторский стол какого-то начальника...
Двое, как и положено главарям, трудом себя не утруждали – Виктория Барриос, черноволосая красотка, вживе еще очаровательнее, чем на полицейских плакатах, сидела на низком подоконнике, положив ногу на ногу, безмятежно и умело выпуская дым. Пабло Эскамилья, моментально опознанный Мазуром по тем же плакатам, стоял рядом, держа обеими руками охапку сверкающих, жутких приспособлений, определенно смахивавших на инструменты дантиста. Что ж, не лишено смысла – зачем изобретать что-то и придумывать подручные средства, если достаточно обшмонать зубоврачебный кабинет? Чему-то подобному и нас учили, ребята, если откровенно. Но нас еще и многому другому учили, а вот вы, сразу видно, в жизни не видели хорошего инструктора, любители вы, сявки неуклюжие...
Он сгруппировался. Предстояло превзойти самого себя – в то время как тело похныкивало и паникерски напоминало, что он уже не молод, он не прежний, не сможет вертеться, как черт с раскаленным шампуром в заднице, как бы не сплоховать...
Нельзя сплоховать. Никак нельзя.
Ольгу наконец привязали, она дернула головой, открыла глаза, послышался чей-то хохоток. Виктория встала с подоконника, потушила о него сигарету, подошла и, чуть наклонившись к Ольге, произнесла несколько длинных фраз – Мазур, разумеется, не понял ни словечка – не глядя, протянула руку назад. Пабло торопливо вложил ей в руку изогнутые под прямым углом никелированные щипцы, Виктория медленно провела ими над лицом Ольги, что-то сказала, уже короче. Общий хохот.
Пора. Мазур со своего места видел в противоположной стене двойную дверь – высокую, застекленную. Мысленно представил зал под другим ракурсом, прикинул, как он будет выглядеть от двери. И на цыпочках побежал в ту сторону. Ничто так не ошеломляет противника, как смерть командира – в особенности внезапная, грянувшая, как гром с ясного неба. Если бы еще кто прикрыл спину... Но не стоит выпрашивать у Всевышнего вовсе уж тепличных условий для работы.
Какой-то миг он стоял по другую сторону стеклянной двери, не замеченный никем – последний раз примерялся к местности, усилием воли заставил заткнуться тело, нывшее что-то заигранное о проклятом возрасте...
И нажал на спуск. Второй раз. Третий.
Пробитое его пулями стекло еще оседало потоком осколков с оглушительным звенящим грохотом, еще заваливалась с пробитой головой Виктория, еще никак не мог упасть согнувшийся пополам Пабло, а он уже ворвался в зал. Расчетно-наводящая приставка к тяжелому «браунингу» работала хватко, как встарь, тявкающе хлопал глушитель, разбрасывая смерть, в нелепых позах дергались немые фигуры, Мазур ушел вправо, разжал пальцы, выпустив разряженный пистолет, рывком перебросил из-за плеча автомат и прошелся двумя короткими очередями, внося последнюю правку. Новый стеклянный грохот – это, рассыпаясь на длинные куски, рухнула стеклянная стена.
Тухло, нестерпимо душно воняла пороховая гарь, кровь тяжко колотилась в висках, не сразу и удалось подавить нестерпимую тягу убивать, убивать, убивать, внушить себе – некого, некого, некого...
Снаружи затарахтел пулемет, вылетели стекла где-то правее. Конечно, видели, как разлетелась стеклянная стена диспетчерской, всполошились... Вырвав мачете из ножен, Мазур четырьмя точными ударами перерубил веревки, рывком поднял Ольгу со стола и вовсе уж бесцеремонно вырвал изо рта тряпку.
Она мотала головой, что-то пискнула, закатила глаза. Без раздумий Мазур угостил ее двумя оглушительными оплеухами, сдернул со стола и поставил на ноги. Еще раз окинул взглядом распластанные тела – нет, никто не дергается, не готовится из последних сил пальнуть в спину...
– Ну? – рявкнул он нетерпеливо. – Ты как?
Ольга помотала головой – щеки горели от качественных пощечин, волосы растрепались:
– Н-нормально... – и кинулась куда-то в угол.
– Некогда блевать! – рявкнул Мазур, косясь в коридор, откуда мог появиться последний остававшийся в здании партизан. Черт, кто бы сказал лет пятнадцать назад, что придется класть штабелями левых партизан, – Л е в ы х! П а р т и з а н! Борцов с империализмом! – принял бы того за шизофреника...
Нет, она вовсе не собиралась блевать – схватила с запыленного стола кобуру со своей «береттой», принялась продевать кончик ремня в широкие петли пятнистых брюк. Ну, тем лучше, без соплей обошлись...
Снаружи захлебывался пулемет, его поддержала парочка автоматов – подполковник воюет вовсю, надо помочь...
– Это засада! – выпалила Ольга. – Луис... – и отпустила несколько понятных без перевода словечек.
– Вот именно, – сказал Мазур. – Пошли!
Он повернул влево. Отыскав подходящее окно, откуда и джип, и грузовик были как на ладони, прижался к стене и выпустил длинную очередь по зеленому брезенту, слегка провисавшему на стойках. Не оборачиваясь, крикнул Ольге:
– Спину мне держи! – прикинул, где примерно могут располагаться стрелявшие, прошил брезент еще одной аккуратной строчкой.
Подействовало, да и Кацуба поддавал жару – огонь из кузова прекратился. Брезент дрогнул, взметнулся, но отнюдь не от ударов пуль: между капотом и углом диспетчерской мелькнула сгорбленная фигурка бегущего. Короткая очередь Мазура опоздала. Он опустил автомат, смахнул со лба пот: оказалось, чело мокрехонько, волосы слиплись, соленые струйки заползали в глаза. «Стареем», – пришла беспощадная мысль.
Ольга смотрела на него с непонятным выражением – то ли смеяться собралась, то ли в обморок падать. Внезапно без единого слова повернулась и пошла назад, в коридор, где уже слабо ворочался тип с лампочкой во рту. Мимоходом добавив ему еще – для очередной четверти часа доброго беспамятства, – Мазур кинулся за девушкой. Она, упершись подошвой тяжелого солдатского ботинка, перевернула тело Виктории на спину – открывшееся зрелище уже мало напоминало холеное личико немало почудившей доченьки миллионера.
– Пресвятая Дева, – сказала Ольга тихо. – Полтора года эту суку искала вся полиция, спецназ, а ты ее – так просто... – Ее голос сорвался. – Сука...
Мазур обхватил ее сзади, на миг прижал к себе и тут же отпустил – некогда было утешать мягко и нежно.
