Владимир Гриньков - Ментовские оборотни
– Встречался, – ответил я. – Разговаривал.
– Так вот, я посоветовала ему навестить Дворжецкого.
– И как? – быстро спросил я.
– Простите, я не поняла, – вопросительно посмотрела на меня женщина.
– Он к Дворжецкому ходил?
– Я этого не знаю. Но координаты Арсения Арсеньевича, которые я дала ему, он записал.
Конечно, он ходил. Конечно, он побывал у Дворжецкого. Теперь я был уверен в этом на все сто.
– У меня к вам одна только просьба, – сказал я. – Если этот человек снова здесь появится, вы не говорите ему о нашем с вами разговоре. И вообще об этом разговоре никому не говорите.
Потому что жизнь человеку дается один раз и прожить ее нужно.
Чтобы получилось как можно дольше. Чтобы не скоропостижно.
Но вслух я ей этого не сказал. Чтобы не пугать.
* * *Я нажал на кнопку уже знакомого мне звонка с надписью «Совнархоз» и услышал за старой деревянной дверью ожидаемый дребезжащий звук. Снова, как в прошлый раз, невидимый человек там, в квартире, приблизился к двери, и я угадал его настороженное присутствие.
– Арсений Арсеньевич! Здравствуйте! – сказал я громко, чтобы он меня услышал. – Я от издательства «Русская старина», – произнес я пароль, который в прошлый раз помог мне проникнуть за эту дверь.
И в этот раз сработало. Дверь открылась. Я увидел Дворжецкого. Он явно меня узнал.
– Я Женя Колодин, – на всякий случай напомнил я ему.
– Евгений Иванович, – извлек из глубин своей памяти мои имя-отчество Дворжецкий. – Прошу вас, проходите.
Все те же канделябры. И абажур лампы. И книги в кожаных переплетах. Кусочек прошлой жизни, чудом сохранившийся на этом ограниченном стенами пятачке.
– Мы в прошлый раз разговаривали с вами, Арсений Арсеньевич, и я сказал вам о том, что видел призрак графини Воронцовой.
Дворжецкий слушал меня с вежливым вниманием человека, который верит всему, что говорит собеседник. Потому что каждого собеседника он считает человеком достойным, и, следовательно, тот не может лгать или попросту нести чушь.
– А вы мне сказали, что если есть графиня, то где-то рядом должен быть Ростопчин, – продолжал я. – И знаете, вы оказались правы. Там действительно обнаружился Ростопчин.
– Простите? – приподнял бровь Арсений Арсеньевич.
– Да, – кивнул я, подтверждая, что он не ослышался, и я готов все в подробностях ему рассказать. – В тех местах, где двести лет назад жила графиня Воронцова, ныне объявился человек по фамилии Ростопчин, и он даже владеет там землями. Я не удивлюсь, если это те же самые земли, которыми двести лет назад владел сам граф. А этот наш Ростопчин – не тот, который жил двести лет назад, а современный, – он ухаживал за женщиной, которая недавно утонула в пруду графини Воронцовой, и что самое удивительное – в момент гибели на несчастной женщине было точно такое платье, как на графине Воронцовой на том портрете, что в вашей книге. Помните?
У Арсения Арсеньевича вытянулось лицо. Он ничего не понимал. Мои слова наверняка казались ему чудовищной абракадаброй. А мне сейчас было все равно – понимает он меня или нет. Я всего лишь готовил его к тому, чтобы перейти к самому главному. Это была моя артподготовка. И когда я отбомбился по полной программе, я выложил на стол перед Дворжецким фотографию.
– Вот эта женщина, – тихо сказал я. – Которая недавно погибла.
На фотографии действительно была Вероника. Но еще там был Андрей Михайлович. И только поэтому я показал фотографию. Такой заход сделал, чтобы поговорить на тему, которая меня сейчас чрезвычайно занимала.
Естественно, Дворжецкий первым делом обратил внимание на Веронику. Всматривался в ее изображение, ища черты сходства с Воронцовой, и не находил, и когда он окончательно убедился в том, что это никакая не графиня, тогда он наконец обнаружил на фотографии другое присутствующее там лицо. Я понял, что Андрея Михайловича он узнал. Потому что он сначала изменился в лице, а потом поднял на меня вопросительный взгляд, будто спрашивая, как это все следует понимать.
– Вы знаете этого человека, – предположил я.
– Да, – растерянно подтвердил Дворжецкий.
– Он приходил к вам, – по-прежнему без вопросительной интонации продолжал я.
– Да.
Вряд ли его так уж поразило присутствие на фотографии Андрея Михайловича. Скорее, он никак не мог взять в толк, как может быть связан с гибелью вот этой молодой женщины человек, который к нему, Арсению Арсеньевичу, приходил в гости не так давно. Я готов был воспользоваться этой его растерянностью, потому что пока он пребывает в таком состоянии, я избавлен от необходимости объяснять ему, что тут к чему и по какому праву вообще я к нему заявился и расспрашиваю его о людях посторонних, о его гостях.
– Этот человек расспрашивал вас о графине Воронцовой, – сказал я понимающе.
– Совершенно верно.
– А что именно он спрашивал?
– Я прочитал целую лекцию, – ответил Дворжецкий задумчиво.
– То есть вы видели в нем искренний интерес?
– Да.
– Он искал своих родственников там, в прошлом?
– Простите? – непонимающе посмотрел на меня Арсений Арсеньевич.
– Для чего ему нужна была информация о жизни графини Воронцовой? Он искал корни своего дворянского происхождения?
– Нет-нет! – уверенно ответил Дворжецкий.
– А ведь внешне он похож на отпрыска дворянского рода, – осенило меня. – Вам так не показалось?
Дворжецкий скользнул взглядом по фотографии, будто вспоминая своего гостя.
– Трудно сказать, – ответил он неуверенно. – Я об этом не думал, если честно, пока вы сейчас сами мне об этом не сказали. А тогда мне просто показалось, что это некий общеобразовательный интерес, потому что его интересовало не что-то конкретное, а буквально все подряд. Он будто напитывался атмосферой той эпохи. Ему было интересно буквально все. Много вопросов задавали. И он, и его спутник.
– Какой спутник? – встрепенулся я.
– Их было двое. Отец и сын. Молодой красивый человек. Хотя вы правы, я теперь думаю. Возможно, в них действительно течет дворянская кровь. Его сын такой роскошный красавец, – Дворжецкий посмотрел куда-то в стену, уносясь мыслями далеко-далеко из этой комнаты, где сейчас царил полумрак. – Его действительно можно представить себе дерущимся на дуэли. Белая рубаха, шляпа… Скорее не из нашей жизни даже. Мушкетер, – предположил он.
Меня будто сильно ударили. Приложили так, что я просто обомлел.
Я выложил на стол еще одну фотографию. Там был Ростопчин. Я не верил в успех, а сделал это от растерянности.
И тут Арсений Арсеньевич сказал:
– Да, это он.
Буднично сказал. Как о чем-то само собой разумеющемся. Потому что он не знал, не представлял себе даже, что этого просто не может быть. Я, по крайней мере, в подобное не верил. Прежде мне такое даже в голову не могло прийти, и сейчас я не мог поверить.
– Вот эти двое – отец и сын? – уточнил я.
– Да.
– Этот молодой человек, – ткнул я пальцем в фотографию, – носит фамилию Ростопчин.
– Вы не шутите? – растерялся Арсений Арсеньевич.
Если бы я шутил!
* * *А вечером того же дня мне позвонил подполковник Кузубов. Он вежливо осведомился, как мои дела, спросил, не занят ли я на съемках очередного розыгрыша, и только после этого сказал о том, ради чего он, собственно, и позвонил.
– Мне нужна ваша помощь, Евгений Иванович, – сказал он.
– Всегда готов! – ответил я.
– Завтра утром сможете к нам подъехать?
– Разумеется. А что случилось?
– Ничего, – поспешил он меня успокоить. – Это касается одного из жителей Воронцова, он живет как раз по соседству с вашей сотрудницей. Андрей Михайлович его зовут. Вам это имя знакомо?
Мое сердце взбесилось и решило, кажется, выпрыгнуть из моей груди.
– Да, – с усилием выдавил я из себя.
– Вот и хорошо, – оценил подполковник, ничего не уловив в моих интонациях. – Так я завтра вас жду.
До завтрашнего дня я сойду с ума.
– Я могу приехать сегодня.
– Такая спешка ни к чему, – сказал Борис Никифорович.
Кажется, мой энтузиазм несколько его озадачил.
– Я сегодня свободен, – упорствовал я. – И с удовольствием с вами встречусь.
Он явно затруднялся с ответом. Я помог ему определиться.
– А завтра у меня весь день забит, – сказал я, почти не покривив душой, потому что наша работа – это настоящий сумасшедший дом.
Кто работает на телевидении, тот это знает.
– Хорошо, приезжайте, – решился Кузубов. – Я буду вас ждать.
И я помчался к нему.
Я въехал в этот тихий городок, когда вечерние сумерки уже поглотили очертания домов и улицы казались пустынными. Мало где горели фонари. Сонное царство, не иначе.
Первые проявления здешней общественной жизни я обнаружил только в местном отделе милиции. Там оформляли протоколы на двух пьяных мужичков. Один из них был пьян настолько, что засыпал и ронял голову на грудь, от этого движения просыпался, вскидывал голову, таращился секунду в пространство перед собой, где явно ничего не видел, и тут же снова засыпал. А второй попался буйный, он громко кричал на составлявшего протокол младшего лейтенанта:
