Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом
— Надо успеть вернуться в участок, пока нас никто не уделал, — пробурчал Могильщик, залезая в машину и усаживаясь за руль.
— Просто не надо ехать туда, где бунтуют, — отозвался Гробовщик, усаживаясь рядом с партнером.
Они были в раздевалке, собираясь переодеться, когда в комнату вошел лейтенант Андерсон. Вид у него был самый испуганный.
— Можете ничего не говорить, — махнул рукой Могильщик. — Мы — последние из могикан.
— Присаживайтесь, джентльмены, — сказал Андерсон, улыбнувшись.
— Мы не поломали себе кости, — сказал Могильщик.
— Мы их просто потеряли, — подхватил Гробовщик.
— Ладно, джентльмены. Когда будете в состоянии, загляните ко мне в кабинет.
— Мы сейчас вполне готовы, — сказал Могильщик, — а Гробовщик уточнил:
— Готовы не в смысле умерли, а в смысле можем продолжать жить.
Детективы закончили перекладывать все необходимое для работы из карманов одолженных пиджаков в свои запасные костюмы и двинулись вслед за лейтенантом Андерсоном в кабинет капитана. Могильщик присел на край большого письменного стола, а Гробовщик отошел в темноту и оперся о стену так, словно поддерживал падающее здание.
Андерсон сидел за столом, и зеленый абажур лампы окрашивал его лицо в загадочно призрачный цвет.
— Ну давайте, выкладывайте, — сказал лейтенант. — А то по вашим ухмылкам я вижу: вы что-то такое узнали, о чем мы не подозреваем.
— Узнали, — сказал Могильщик.
— Только сами не понимаем, что это значит, — в тон ему добавил Гробовщик.
Короткий обмен репликами насчет проститутки настроил их мозги на общую волну так точно, что они читали мысли друг друга, словно свои собственные.
Но Андерсон привык к таким репликам.
— Шутки в сторону, — начал было он, но Гробовщик перебил:
— Мы не шутим.
— Тут ничего смешного нет, — ухмыльнулся Могильщик.
— Хорошо, хорошо. Как я понимаю, вы знаете инициатора беспорядков. Кто он?
— Одни называют его так, другие иначе, — сообщил Гробовщик.
— Одни называют его неуважением к закону, — продолжил Могильщик, — другие отсутствием возможностей, третьи библейским учением, четвертые грехами отцов. Кто-то называет его невежеством, кто-то нищетой, кто-то смутьянством. Мы с Эдом считаем, что его надо понять. Все мы его жертвы.
— Жертвы чего? — глупо спросил Андерсон.
— Жертвы вашего цвета кожи, — злобно крикнул Гробовщик, отчего его собственная пересаженная кожа неистово задергалась.
Андерсон побагровел.
— Этот-то сукин сын и куролесит, — сказал Могильщик. — Из-за него-то эти люди и бесчинствуют на улицах.
— Ладно, ладно, не будем о личностях, — забормотал Андерсон.
— Ничего тут личного нет, босс. Мы не имеем вас в виду, босс, — сказал Могильщик. — Просто цвет вашей кожи…
— Причем тут цвет…
— Вы же хотите, чтобы мы нашли зачинщика.
— Хорошо, — сказал Андерсон, вскидывая руки вверх. — Согласен, с вашим народом обходились несправедливо, не по правилам.
— Какие тут правила! Это же не карточная игра, а жизнь, — фыркнул Гробовщик.
— Дело в законе. Если он не накормит нас, так кто. же? — добавил Могильщик.
— Не будет закона, не будет порядка, — сказал Гробовщик.
— Вы что, устраиваете спектакль? — осведомился лейтенант Андерсон.
— Это не спектакль, — возразил Гробовщик. — По крайней мере, не мы его устраивали. Мы даем только факты.
— А один из фактов состоит в том, что первое, что делают цветные при беспорядках, это начинают грабить магазины, — сказал Могильщик. — И виной тут вовсе не отдельные подстрекатели. Это случалось всегда и везде.
— Кому же вы хотите предъявить обвинение в подстрекательстве к грабежам? — спросил лейтенанта Гробовщик.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Гарлемские детективы хорошо знали этого человека. Они посмотрели на него, а он глянул на них своими тусклыми старческими глазами. Никто не сказал ни слова. Все было ясно и так.
Джонас Литтл, он же Толстяк Литтл, приехал в Нью-Йорк из Колумбуса, штат Джорджия, тридцать лет назад, когда ему было двадцать девять. Тогда Гарлем был открытым местом. Белые гурьбой наполняли его — послушать веселый джаз из Нового Орлеана, поглядеть на беззаботных чернокожих, пляшущих смешные танцы. Чернокожие были только рады доставить удовольствие гостям. Сияя улыбками, они работали в домах белых, принимали от хозяев разные милости, в том числе и такие, которые приводили к появлению в черных семьях детей-полукровок. Гарлемцы довольствовались кишащими крысами трущобами, хлопчатобумажными платьями и комбинезонами, рагу из требухи и костей. Они жили в невежестве и надеялись на Иисуса Христа. Казалось, в Гарлеме Толстяк Литтл нашел свой второй дом. Он знал только такую жизнь. Он знал гарлемцев как свои пять пальцев, это были его братья и сестры.
Трудовую деятельность в Нью-Йорке он начал чистильщиком обуви у парикмахерской на станции метро «Таймс-сквер». Но его соседи по меблированным комнатам на 117-ой улице очень полюбил домашнюю колбасу, которую он делал для своей хозяйки, тетушки Синди Лу. Он доставал свиные обрезки от торговцев свининой с западных сороковых улиц (возле товарной железнодорожной станции). Они снабжали его свининой по субботам, прежде чем закрыться на уик-энд. Другие домовладельцы и владельцы закусочных прослышали про чудо-колбасу. Она была полна специй и прямо-таки таяла во рту. Его домохозяйка предоставила капитал, мясорубку, кухню и они основали фирму «Домашняя колбаса Синди Лу».
Они упаковывали колбасы в коричневые бумажные пакеты и продавали их ресторанчикам, магазинам и организаторам семейных обедов. Вскоре он прославился и стал разъезжать по Гарлему в лимузине с гербом в виде свиных голов на обеих передних дверцах. На его пальце красовался крупный бриллиант в массивной золотой оправе. Гарлемцы стали называть его Колбасный Король. Все это было задолго до бунтов, борьбы за гражданские права и движения «Власть черным». Человек в лимузине и с белой женщиной и так обладал достаточной властью. Впрочем, Толстяк Литтл не интересовался белыми женщинами. Он любил мальчиков.
Не было ничего удивительного в том, что он проявил интерес к подпольной лотерее. Когда был убит Голландец Шульц, то любой гарлемец, кто мог наскрести две монеты по двадцать пять центов, завел лотерейный бизнес. В отличие от большинства, Толстяк Литтл нс разорился, в основном потому что не переставал делать колбасу. Он расширил дело, взял в аренду угольно-дровяной склад в верхней части Парк авеню у железнодорожного моста. Когда тетушка Синди Лу скончалась, Толстяк Литтл стал единственным владельцем колбасной фабрики. Он выдержал дольше конкурентов, потому что сразу же договорился с Синдикатом и платил его представителям сорок процентов дохода, что позволило ему жить-поживать. Толстяк Литтл преуспел лучше своих самолюбивых собратьев потому что не питал никаких иллюзий на свой счет. Но Синдикат выжимал из него соки, и скоро Толстяк понял, что колбаса приносит ему больше прибыли, чем подпольная лотерея. Но Синдикат не хотел терять хорошего человека, который знал свое место и не создавал проблем, поэтому Литтла сделали главным в Гарлеме по торговле героином. Тогда-то он и женился на высокой шоколадной лесбиянке, работавшей хористкой в ресторане отеля «Рай». Она и теперь оставалась его супругой. Дел у него было немало: разбираться со своими мальчиками и девочками жены., руководить производством и продажей колбасы, а также распределением героина между гарлемскими сбытчиками. Последнее означало постоянный риск. Он еле-еле успел отделаться от месячной партии героина, отправив ее в мясорубки вместе с колбасным фаршем. Толстяк понимал, что его сердце вряд ли выдержит подобные приключения, и потому с горя он занялся торговлей ЛСД. Теперь он если что себе и позволял, то загул с очередным мальчиком с ЛСД на десерт.
Он держался как респектабельный, достопочтенный гражданин, но никогда не переступал порог полицейского участка без своего адвоката. Его адвокат Джеймс Каллендер, был бел, бодр и деловит. Он протянул лейтенанту предписание об освобождении из-под стражи. Толстяк сказал: «Пошли, Кэти», взял высокую шоколадную, пылкую, но невозмутимую секс-бомбу в мини-юбке за локоть и повел ее к выходу. Они вдвоем походили на Красавицу и Чудовище из сказки.
Детективы Гробовщик и Могильщик показали, что привезли покойного в центр, надеясь, что он поможет им отыскать преступника по кличке Детка Иисус. Но, как признал Могильщик, говоривший от имени их двоих, они не нашли, кого искали, а кроме того, понятия не имеют, почему их спутник был отправлен на тот свет. Они не имели информации о том, что их спутник и его убийца знают друг друга. Он отрицал факт знакомства, да и она ничем не выказала это, лишь мельком на него взглянув. Они нс заметили, как она вышла из клуба, потому что их внимание отвлекла женщина по имени миссис Кэтрин Литтл, исполнявшая стриптиз. Теперь-то ясно, что она сделала это, чтобы прикрыть выход своей подруги, но как это доказать? Они также затруднялись предположить, знала ли она о планах своей подруги или просто догадалась. Одно было ясно: Джон Бабсон умер, был зарезан женщиной по имени Патриция Боулз. Сейчас невозможно было сказать со всей определенностью: что это: умышленное убийство или самозащита. Приходилось ждать, пока самочувствие Патриции Боулз позволит полиции ее допросить.
