Анатолий Гончар - Последняя обойма
Олег рассчитывал добраться к нужному месту не позднее четырнадцати ноль-ноль. Но не пришли они ни к четырнадцати, ни к пятнадцати, ни даже к шестнадцати. Дождь только усиливался, развякшая под дождём почва липла к ногам, выскальзывала из-под ступней. Оказавшийся на пути небольшой, но крутой хребет пришлось преодолевать почти полтора часа. Влажные с утра и за день промокшие насквозь берцы, казалось, наполнились свинцовым грузом. От холода и усталости начали поднывать икры. Кузнецов, на мгновение остановившись, чтобы перевести дух, обвел взглядом растянувшуюся по склону группу: первый боец ядра ещё только-только начал выползать на ещё минут сорок назад осёдланную головняком хребтину, а тыловой дозор всё ещё телепался где-то на середине подъёма.
«Ничего, эти догонят», — сам себя успокоил Кузнецов, в конце концов, не зря он в головной и тыловой дозоры поставил самых сильных, видит бог, не зря.
Единственное о чём старший лейтенант сильно жалел, так это о том, что начал восхождение на этом участке, а не поискал местечка с более пологим склоном. Подъем действительно оказался крут. Чтобы хоть как-то продвигаться вперёд, бойцы буквально вгрызались в раскисшую землю. Каждый метр давался с трудом — удар ноги, чтобы хоть как-то краем подошвы зацепиться за скользкую поверхность, и руками за мелкие деревца, за обдирающие до костей утыканные шипами ветки шиповника, за плетущиеся под ногами стебли ежевики, за напичканную влагой почву и шаг вперёд. Упереться ботинком в корневища растущего на склоне дерева, встать и немного отдышаться, чтобы снова идти. И так метр за метром, к вершине, к ожидающему и, наверное, уже продрогшему головняку. А вот поднимающимся было жарко: промокшая насквозь от дождя и пота одежда валила паром. Не чувствовались ни промозглый, пронизывающий до костей ветер, ни бесконечно шлёпающий по листве и такой же холодный дождь. Сухое, средней величины дерево, вершиной вниз лежавшее почти на самом верху подъёма и воткнувшееся обломанными ветвями в почву несколько ускорило продвижение. Теперь разведчикам только и оставалось, что, хватаясь за его раскорячившиеся во все стороны сучья, добраться до его комля, а там перебираясь от дерева к дереву, (росли они там густо, Олег видел их поднимающиеся ввысь стволы), добраться до вожделенной вершины. Самому же старшему лейтенанту до заветной валежины надо было пройти ещё десятка полтора шагов…
— Чёрт, — слово, сорвавшееся с чьего-то языка, треск переломившейся ветки, и сержант Маркитанов, едва не выпустив из рук пулемёт, заскользил вниз. По пути сбив с ног не сумевшего отпрянуть в сторону Лисицына, но, так и не сумев остановить своего скольжения, он в считанные мгновения оказался напротив группника. Уставший и сам с трудом переставлявший ноги Кузнецов едва успел схватить неудачливого «слаломиста» за ремень пулемёта и, наклонившись вперёд, с трудом удержался, чтобы вместе с ним не полететь дальше.
— Уф, блин, повезло! — то ли выругался, то ли восхитился тяжело дышавший сержант-пулемётчик и, поднявшись на ноги, попробовал отряхнуть налипшие на ноги комья. Серая земляная масса полетела во все стороны, забрызгав собой и поднимающегося на ноги радиста и стоявшего чуть впереди группника.
— Командир, извини, командир! — успокаивающе подняв руку, пробормотал Димарик, и со всей пролетарской любовью попробовал стряхнуть с «горки» Кузнецова налипшие на неё небольшие куски грязи — своей совершенно уляпанной грязью перчаткой.
Не сразу понявший намерения Маркитанова Кузнецов не успел среагировать, и мелкие точки, успешно растёртые Димариком, превратились в обширные глиняные разводы. Олег с тоской посмотрел на это гадство и молча махнул рукой:
— «Продолжаем движение».
«Всё равно дождём смоет», — не желая сильно огорчаться, трезво рассудил он и, пропустив Маркитанова вперёд, шагнул следом. Поднявшийся на ноги Лисицын что-то зло выговорил проходящему мимо Димарику, но тот, вопреки своему обыкновению, не разразился ответной тирадой, а лишь виновато разведя руками, поплёлся дальше. Когда радист случайно повернул голову в сторону Кузнецова, тот сразу всё понял: на носу радиста виднелась широкая царапина, оставленная прикладом пулемета, от него же под правым глазом расплывалось темное пятно синяка…
По нужным координатам они добрались, когда уже начало смеркаться. На этот раз Борисов сам контролировал выбор мест расположения троек. Наконец, когда уже совсем стемнело, он возвратился к занимающемуся устройством днёвки Кузнецову.
— Нормально, — закрепив крайний угол плащ-палатки, старший лейтенант довольно потёр руки. Двухместная «хижина дяди Тома» была готова. Допустив такое сравнение, Олег невольно усмехнулся: «Мавр» в хибаре американского негра…
— Коврики слегка внахлёст клади, чтобы не расползлись, — посоветовал майор, нагнувшись к сидевшему на корточках Олегу. — Спина к спине прижмёмся и моей плащ-палаткой накроемся. А я пока пончо сверху твоего шалаша кину, — он зашуршал в своём рюкзаке, отыскивая позаимствованное у старшины пончо и, несмотря на вновь усилившийся ветер, одним движением накинул его поверх плащ-палатки Кузнецова.
— Ну, вот и всё, — пришпилив затрепыхавшееся углы заранее заготовленными штырьками к земле, майор оглядел дело рук своих и, кажется, остался доволен.
— Переодеваться будешь? — спросил он закончившего укладывать коврики и выглянувшего из дневки группника.
— Пока нет, — отрицательно помотал головой тот, — мне ещё охранение проверять.
— Переодевайся, — посоветовал Борисов, — хоть немного согреешься. А проверять… — казалось, он задумался, — всё равно долго ходить не будешь. Свитер не успеет промокнуть, а горка — хоть так, хоть так всё равно насквозь. Так что я тебе говорю, переодевайся.
— Да в принципе… — старлей махнул рукой, что, по-видимому, должно было означать согласие и, нырнув в дневку, принялся рыться в своём рюкзаке, выискивая сухие, тщательно сложенные в пакеты вещи, а заодно вытаскивая из кармашков хлебцы и консервы, приготовленные для ужина. Взяв свитер и тельняшку, он выбрался наружу и принялся переодеваться.
Остывшая кожа почти не ощутила падения холодных капель, когда Олег, расстегнул и скинул разгрузку, поспешно сбросил с себя горку и резким движением стащил через голову липнувший к телу тельник. Надеть сухую тельняшку оказалось гораздо сложнее: нижний край скатывался, никак не желая сползать по мокрой, липкой от дождя и пота спине.
— Помоги, — попросил Кузнецов сидевшего под брезентовым навесом старшего радиста рядового Кошкина. Второй радист или радист N2, свернувшись калачиком, лежал тут же, на расстеленных под навесом ковриках и, кажется, уже спал.
Кошкин нехотя приподнялся, выпростал спрятанную на груди под плащ-палатку руку и, ухватившись за нижний край командирского тельника, потянул его вниз.
— Спасибо, — старлей скорее подумал, чем произнёс это слово прыгающими от холода губами и, поспешно взяв свитер, одним движением натянул его на вздрагивающий торс. Затем облачился в мокрую горку и лишь тогда, скинув обувь, быстро стащил штаны, надел зимние офицерские подштанники, а поверх вновь во всё те же штаны от горки. Разгрузку он надевал и застегивал уже сидя в импровизированной палатке. Дрожь сотрясала всё тело. Рядом ворочался уже полностью одевшийся и снарядившийся Борисов. Олег слегка распустил лямки разгрузочного жилета, натянул на голову сухую шерстяную шапочку и, прижавшись спиной к замкомбата, накрылся брезентовой плащ-палаткой.
Более массивный, а значит и более холодоустойчивый Борисов уже спал. Его спокойное, изредка всхрапывающее дыхание было едва слышно. Но, тем не менее, заполняя внутреннее пространство дневки, оно не давало чувствующему, как холод начинает забираться всё глубже и глубже, Олегу, сосредоточиться на чем-то, как ему казалось, важном, на чем-то, что непременно нужно было вспомнить и сделать. Он приподнялся на локтях и неожиданно для самого себя увидел чёрнокожую девушку. «Странно, — подумал он, — откуда здесь могла взяться негритянка?» Девушка стояла у ближайшего дерева и тянула к нему свои руки. Неожиданно он заметил, что она совершенно нагая. Даже сквозь темноту окружающей ночи он видел, как лоснится под дождём её кожа, как блестят двумя маленькими звездочками её острые соски. Олег, приподнявшись, сел и только хотел подняться, что бы шагнуть ей навстречу, как в её черных ладонях сверкнул узкий, остро оточенный нож. «Наемница» — мысль холодом прошла по спине и заставила вздрогнуть всё тело. Стальной клинок, рассекая воздух, устремился к его груди. Старлей попытался отпрянуть в сторону и внезапно понял, что это сон, никакой девушки, никакого ножа нет, и не было. Олег окончательно проснулся. Тело сотрясалось от дрожи, а по натянутому над головой брезенту били порывы налетающего ветра. Олег взглянул на часы. От момента соприкосновения его головы с ковриком прошло минут сорок. Страшно хотелось есть. Группник протянул руку и коснулся пальцами приготовленной для ужина банки с рисовой кашей. Чуть сместившись, нащупал ложку и пачку галет. Положив всё это перед собой, он достал из разгрузки нож и двумя уверенными движениями вскрыл крышку. В холодном воздухе распространился запах жира и специй. По-прежнему стуча зубами, Кузнецов устроился поудобнее и начал есть. Когда с кашей было покончено, он отложил пустую банку в сторону, вытер о приготовленную салфетку нож и ложку и, осторожно выбравшись из дневки, встал на ноги.
