Саймон Тойн - Санктус. Священная тайна
— Нет, — послышался охрипший от рыданий голос.
Катрина подняла голову и посмотрела на Аркадиана.
— Яблочные зернышки, которые проглотил монах! — произнесла она. — Вы должны уберечь их любой ценой.
Инспектор нахмурился. Никто не должен был узнать о зернышках.
— Мы думаем, что они и есть Таинство, — почувствовав его замешательство, объяснила Катрина.
Аркадиан отрицательно покачал головой.
— Это обычные зерна, — сказал он. — Мы уже обследовали их в лаборатории.
Повисла гнетущая тишина. Никто не шевелился. Аркадиан видел, что Габриель и Катрина пытаются сопоставить услышанное с тем, что они уже знали. Наконец Габриель нежно поцеловал мать в макушку и поднялся на ноги.
— Значит, зернышки ни при чем, — пройдя мимо инспектора, произнес он. — Дело в девушке. Она — ключ ко всему. Я ее верну.
Габриель подобрал черную спортивную сумку и поставил ее на ближайший стол.
— Позвольте мне уладить это дело, — глядя на мобильный телефон, предложил Аркадиан.
На экране появилась одна полоска. Полицейский нажал кнопку повторного набора. Надо дозвониться до центральной диспетчерской.
— Если девушку похитили и отвезли в Цитадель, то монахи не смогут долго отрицать это. Мы подключим к делу комиссара, используем политическое давление, заставим их сотрудничать со следствием.
— Они станут все отрицать, — расстегивая сумку, сказал Габриель. — Официальное расследование займет много времени. Девушка умрет прежде, чем в дело вмешается какой-нибудь политик. Вы говорите, машина еще ехала, когда вы разговаривали с диспетчером. Это значит, что они опережают нас всего на двадцать минут. Мы должны как можно быстрее добраться туда и спасти Лив.
— И как мы это сделаем?
Габриель резко повернулся. Аркадиан почувствовал сильный шлепок по руке.
— Сделаем, но без тебя, — сказал Габриель.
Полицейский опустил глаза и увидел, что из места шлепка торчит одноразовый шприц. Он в изумлении уставился на Габриеля. Отшатнувшись, Аркадиан выдернул иглу из руки. Его тело налилось тяжестью. Натолкнувшись на стену, инспектор почувствовал, что его колени подгибаются. Подскочив к Аркадиану, Габриель поймал его и помог опуститься на пол. Инспектор хотел заговорить, но не смог.
— Извините, — проник в засыпающее сознание полицейского едва слышный голос Габриеля.
Последнее, о чем, теряя сознание, подумал Аркадиан: «Рана больше не болит».
127
Корнелиус никогда не бывал в этой части горы. Узкие каменные ступени, неуклонно вздымающиеся вверх, казались очень древними. Из-за нечастого использования на них лежал слой пыли. Святой возглавлял шествие. Отбрасываемые факелом языки оранжевого пламени танцевали на грубо отесанных стенах. Тело девушки, словно куль, свешивалось с его плеча. Корнелиус не слышал ни голосов, ни доносящегося издалека шума большого города. Единственными звуками, нарушающими тишину, были их шаги по крутой лестнице.
Подъем занял почти двадцать минут. К тому времени когда Корнелиус взошел на последнюю ступеньку и очутился в маленькой сводчатой пещерке, его новая зеленая сутана была насквозь пропитана потом. В слабом свете расставленных в нишах свечей были видны несколько ведущих из пещеры узких, грубо прорубленных в горе ходов. Слабый свет дрожал в конце среднего туннеля. Святой, не замедляя шага, направился прямо туда.
Казалось, что подъем на вершину горы с бесчувственной девушкой на плече совершенно его не утомил. Корнелиус шел за монахом. Шествие замыкал аббат. Им приходилось нагибаться: этот туннель был построен тысячелетия назад людьми, чей средний рост редко превышал высоту дикой травы, которая когда-то покрывала равнины вокруг горы. Корнелиус шел, склонив голову в молчаливом почтении к тому, что ожидает его впереди, к Capelli Deus Specialis — часовне Божественного Таинства.
По мере приближения свет в конце туннеля становился все ярче. Теперь Корнелиус видел, что его стены и потолок украшены сотнями барельефов. Глаза монаха то и дело останавливались на отдельных изображениях: змея, обвивающая дерево, увешанное плодами; дерево, формой напоминающее знак Тау; мужчина, стоящий под его сенью… Кроме того, Корнелиус увидел серию грубо выполненных барельефов, изображающих пытки женщин: одну подвесили на дыбе, другую сжигали на костре, третью мужчины рубили мечами и топорами. Все женщины на барельефах были чем-то похожи. Для Корнелиуса они были одной и той же роковой женщиной. Вид ее мучений принес ему душевное успокоение. Корнелиусу вспомнился день незадолго до гибели его взвода. Направляясь в Кабул, они наткнулись на затерянный в пустыне древний храм. Там тоже были барельефы, изображающие кровавые, давно забытые ритуалы. Время и ветер сгладили грубые линии.
Ближе к концу туннеля изображения на стенах стали едва заметными. Тысячелетия стерли с камня барельефы подобно тому, как стерлись из памяти человечества давние события. Наконец вообще ничего невозможно было различить. Проход расширился, и Корнелиус, расправив плечи, вошел в пещеру, являющуюся преддверием часовни.
На мгновение красный свет, исходящий от жарко горящих в небольшом камине дров, ослепил монаха. Он моргнул, прищурил глаза и осмотрел пещеру. Здесь было теплее, чем в коридоре. Возле сложенного у дальней стены камина стояли в ряд четыре круглых точильных камня, установленные на деревянные рамы. За ними, чуть в стороне, виднелся еще один круглый камень, но большего размера. Он был привален к стене. Его диаметр был немного меньше среднего человеческого роста. Камень легко можно было бы принять за древний мельничный жернов, если бы не четыре жерди, вставленные, по-видимому, в отверстия, просверленные у его краев, и знак Тау, вытесанный в центре. Сначала Корнелиус подумал, что странный камень и есть Таинство. Он не понимал, в чем может быть его предназначение, но затем увидел глубокие прямые канавки, вытесанные в скальной породе внизу и вверху. Стена рядом была отполирована.
Монах понял — это дверь.
Таинство, должно быть, за нею.
На нижнем уровне горы библиотека замерцала столбами света возвращающихся читателей. Один из столбов светился вокруг Афанасиуса.
Осмотр библиотечных пещер и проверка оборудования заняли у стражников около часа. Только после этого было объявлено, что произошел технический сбой, и двери снова открылись для желающих.
Передний зал показался Афанасиусу непривычно ярко освещенным множеством световых аур. Монахи толпились, обмениваясь соображениями о случившемся.
Афанасиус увидел, как отец Томас выходит из аппаратной. На лице — выражение крайней сосредоточенности. Ему на пятки наступал отец Малахия, похожий на взволнованного гуся. Афанасиус быстренько отвернулся, боясь встретиться с другом взглядом и выдать себя. Вместо этого он крепче прижал папки к груди и, напустив на себя решительный вид, уставился во тьму. Сводчатый проход вел в главную часть библиотеки, где управляющий спрятал запретное знание.
128
Скрежет стальной канистры с горючим разнесся эхом по ангару. Катрина поставила последнюю канистру на пол возле распахнутых задних дверей белого автофургона. Она вспотела от сильного напряжения. Мышцы рук и ног жгло огнем, но женщина была благодарна этой боли. Она помогала отвлечься от ее горя.
Габриель выпрыгнул из фургона, схватил канистру с горючим и, подняв, положил ее возле большой кучи вещей, собранных отовсюду. Здесь были мешки с сахарным песком, свернутые одеяла, кипы полипропиленовых водопроводных труб и полимерной пленки — все, что взрывоопасно и огнеопасно, все, что при горении испускает много дыма. В центре этой аккуратно сложенной кучи виднелись нейлоновые мешки с надписью KN03. В них находился нитрат калия — удобрение, часть которого уже была на пути в Судан. Теперь удобрение послужит другому делу.
Засунув последнюю канистру, Габриель посмотрел на измученное лицо матери. Она выглядела точно так же, как после смерти отца — горе смешалось с гневом и ужасом.
— Ты не обязана этого делать, — сказал Габриель.
Катрина взглянула на сына.
— Ты тоже не обязан, но делаешь.
Он посмотрел ей в глаза и понял, что боль в них вызвана не столько тем, что случилось, сколько тем, что может случиться. Габриель спрыгнул вниз.
— Мы не можем ее оставить. Если пророчество истинно, то она является крестом и, значит, в ее силах все изменить. Если мы ничего не сделаем, то ничего не изменится и все жертвы напрасны. Остаток жизни мы проведем, ежечасно оглядываясь. Они будут ее пытать и узнают обо всех, с кем она разговаривала. Затем кармины убьют ее и отправятся охотиться за нами. Я не хочу до конца своих дней скрываться. Надо закончить все здесь и сейчас.
