Андрей Воронин - Слепой стреляет без промаха
«И впрямь, этот пансионат готовили для КГБ, – усмехнулся Глеб, – если пирс соорудили такой высоты. Не иначе, собирались принимать возле него океанические лайнеры, а не прогулочные катера».
И тут Сиверова ждало приятное открытие. Прямо посреди пляжа стоял раскрытый полотняный зонтик с надписью «MARLBORO» по периметру и пластиковый лежак, застланный подранной циновкой. Тут же стоял и небольшой раскладной столик. Значит, жизнь продолжается!
Глеб еще пару минут постоял, прислушиваясь к звукам ночи, но ничего, кроме лая собак, разобрать не смог. Пансионат, горевший в ночи зеркальными стеклами своей башни, молчал, не подавая никаких признаков жизни.
«Будет день, будет и пища», – вспомнил пословицу Глеб, усаживаясь на лежак и с блаженством распрямляя ноги.
Он даже не стал нагибаться, чтобы развязать шнурки, сбросил кроссовки на песок и стал смотреть на ночное небо. Вскоре послышалось легкое похрустывание.
К нему семенил, помахивая хвостом, огромный бродячий пес. Его глаза несколько раз блеснули из темноты. Собака, немного постояв в отдалении, осмелела и подобралась к Глебу поближе. При ближайшем рассмотрении пес оказался диковатой помесью колли и немецкой овчарки. Огромная, рыжая, почти как у льва, грива, длинная зубастая морда шотландской овчарки. Собака жадно нюхала рыбу, сложенную в ящик, и слюна капала на разогретые камни. Но притронуться к еде пес не решался.
– Лови! – Глеб подцепил одну рыбину за хвост и кинул собаке.
Та тут же с жадностью набросилась на угощение и проглотила копченую ставридку, не оставив от нее ни хвоста, ни головы. Так повторилось раз десять, пока, наконец, пес не поднялся и, завиляв хвостом, подошел к Глебу и несколько раз ткнулся своим влажным носом ему в ладонь и улегся у самых ног. И только потом, когда Глеб несколько раз провел ладонью по его голове, он нащупал ошейник.
– Ого, так у тебя есть хозяин! Тогда чего же ты бродишь по пляжу и попрошайничаешь?
Собака преданно смотрела в глаза Глебу и виляла хвостом уже просто так, не претендуя на угощение.
– Ну, раз ты не просто бродяжка, тогда посторожи меня. Глеб запустил свои пальцы в длинную собачью шерсть, повернулся на шезлонге и задремал, убаюканный шумом волн.
Глава 8
Спал Глеб спокойно, потому что знал, что собака отреагирует на приближение человека и предупредит лаем или хотя бы движением. Его рука все так же оставалась опущенной на голову собаки. Накатывались и отбегали волны, шумели заросли бамбука. В выброшенных на берег водорослях светились разноцветные искорки морских рачков.
Глеб проснулся оттого, что собака выскользнула у него из-под руки и помчалась, оглашая пляж громким лаем. Он поднял голову и сел, машинально проверив, лежит ли сумка у его ног. Со стороны пансионата к нему шел, прихрамывая, пожилой мужчина, опиравшийся на крючковатую самодельную трость. На плече у него поблескивало вороненым стволом охотничье ружье.
– Джек, тихо! – скомандовал старик и на всякий случай пошел медленнее.
Все-таки Глеб, поднявшийся во весь рост, выглядел довольно внушительно, а ружье у мужчины, скорее всего, не было заряжено и могло служить разве что для устрашения деревенских мальчишек, забравшихся через ограду пансионата. Пес подбежал к хозяину, преданно лизнул его в руку и пошел рядом. Глеб остался стоять на месте, ожидая, что же ему скажет тот, кто, скорее всего, являлся сторожем.
– Доброе утро, – – не очень-то дружелюбно поприветствовал Сиверова старик и покосился на сумку.
– Доброе утро, – Глеб ждал объяснений и не спешил сам давать их.
– Время такое, – как бы извиняясь, произнес мужчина, взглядом указывая на свое ружье. – А вы, собственно, что здесь делаете?
То, что сторож назвал Сиверова на «вы» обнадеживало. Значит, он не собирался конфликтовать.
– Я отдыхающий, – рассмеялся Глеб, присел на корточки и почесал пса за ухом.
– Странно, – проворчал старик, – ни к кому мой Джек не подходит, а тут, наверное, учуял хорошего человека. А насчет отдыхающего… Да кто же теперь сюда отдыхать ездит?
– Что, совсем никого не бывает? – усмехнулся Глеб.
– Да нет, живет там, – старик указал рукой на юг, – колония нудистов, – и он сплюнул на камни. – Только проку от них никакого, одни безобразия.
– И что, ружья вашего не боятся?
– Да я и ходил-то к ним всего лишь один раз. Девки голые, мужики… Никого не стесняются… Да и покупать почти ничего не хотят, разве что помидоры да фрукты.
– А деньги тут у вас какие ходят? Старик развел руками.
– Да всякие. Любые идут. Можно русские, можно грузинские, а то и американские с турецкими.
– А пансионат «Самшитовая роща» работает?
– Он-то работает, да отдыхать в нем некому. Как заладилась война да война, вот все и разбежались. А какая тут война? Один раз только вертолет по зданию выстрелил, – и старик показал Глебу на несколько окон верхнего этажа. Розовый туф, которым было облицовано здание, почернел от пожара. – А так все в порядке, даже мебель на месте.
– А персонал?
– Да так, ходит иногда на работу. Делать-то нечего, а тут с людьми поговоришь, делом каким-то займешься. Я вот уже второй год сторожу, а считай, денег никаких и не получаю. Так, изредка кто-нибудь приедет, продам что-нибудь со своего огорода, сада… Вот тебе и весь доход.
Джек, словно желая подтвердить слова своего хозяина, усиленно завилял хвостом. Старик молчал. Спрашивать вновь прибывших, каким они путем сюда добрались, явно считалось в здешних местах дурным тоном, потому что попасть сюда из России законным путем было практически невозможно. Старик верил и не верил Сиверову, когда тот говорил, что приехал отдыхать. Для отдыхающего у него не было приличного багажа. Не считать же багажом сумку?
– А тут, в «Самшитовой роще», можно остановиться?
– На сколько?
– Месяц-полтора. У меня отпуск два месяца. Старик задумался.
– Вообще-то можно, если вы, конечно, не очень требовательны к пище.
– А кто тут у вас теперь главный?
– Главный, как и раньше, – директор. Только приедет он через неделю, а пока и я могу вас устроить. Пошли.
Старик, а за ним и Глеб, двинулись по вымощенной бетонными плитами дорожке. В стыках давно уже не выпалывали траву, и она разрослась чуть выше колена. Здание, оконченное перед самой войной, поражало своим великолепием.
Зеркальные стекла, облицованные мрамором стены, чаши бассейнов, бар, увитый виноградом. За стойкой блестел золотом большой купол кофейного аппарата, увенчанный орлом с расправленными крыльями.
– Раньше у нас тут людно было, – говорил сторож, открывая перед Глебом огромную стеклянную дверь, обрамленную рамой из нержавеющей стали, а теперь одно название – пансионат… Тараканы и те вывелись.
Ковры, раньше покрывавшие коридоры, оказались теперь аккуратно свернутыми в трубки и отдыхали вдоль стен.
– Вам повыше или пониже? – старик остановился перед лестницей, проигнорировав отключенный лифт.
– Мне все равно.
– Тогда давайте на четвертый. Оттуда хоть море видно. Сторож проводил Глеба к двери его номера и пообещал вскоре принести ключ. Самое странное, разговор о деньгах пока не заходил, и Глеб не спешил выяснять подробности. Пансионат ему понравился с первого же взгляда. Он был одним из последних, возведенных за время существования СССР, явно не местными строителями. Мебель тоже оказалась заграничного производства – югославской. Чешская сантехника.
Короче, сплошной СЭВ в турецком интерьере.
Старик не обманул. Море и впрямь было видно с балкона. Его отделяли от Глеба небольшой парк, теннисные корты и площадка, на которой стояли два вынутых из воды катера. Отсюда отлично просматривался и пирс, заканчивавшийся вышкой для ныряния в море.
Глеб едва только успел осмотреться да спрятать свою сумку в шкаф, как вновь появился сторож. Он нес в руках небольшой ключик, прикованный цепью к огромной деревянной груше с приклеенным номером. Ключ напомнил Сиверову арестантов в царской России, которым к ногам приковывали пушечные ядра, чтобы можно было ходить, но нельзя убежать.
– Раз вы на месяц, – улыбнулся сторож, – то приедет директор, с ним и расплатитесь. Я не хочу лезть в его денежные дела. А вот насчет еды, то я уже попросил. Моя жена, она на кухне работает, будет приходить и готовить вам обед и ужин. Вы только время назначьте. А на завтрак, если хотите, она будет оставлять вам с вечера что-нибудь в термосе.
– Меня зовут Федор, – представился Глеб.
– А меня – Саак.
Глеб удивился. Мужчина мало походил на армянина, хоть и носил явно армянское имя. Во всяком случае, Саак было для него всего лишь вариантом древнееврейского Исаака. Да, виделось в лице этого старика что-то древнее и первозданное: седые волосы, глубокие морщины, бесконечное спокойствие, исходящее от его темно-карих глаз. Особенно запоминалась сучковатая палка, которую он использовал во время ходьбы.
