Андрей Воронин - Слепой стреляет без промаха
– А мне нравится этот. К тому же мы решили с тобой совершить этой ночью прогулку, за которую нас, если поймают, по головке не погладят.
– Но и сажать нас за нее не посадят – не те времена, – Глеб присел на край лодки и похлопал ладонью по дюралевой обшивке носа.
– Я с этим флагом только по ночам плаваю. А днем у меня, как и положено, российский.
– А абхазский флаг ты не хотел бы повесить?
– Один черт, ночью его не видно. Так что не поможет. И если нас с тобой примут за грузинский десант… – мужчина рассмеялся.
– А что, там до сих пор так напряженно?
– Да нет, война в общем-то замерла, но отучить людей убивать друг друга очень трудно. И поэтому до сих пор оружие из рук никто не выпускает. Так что не удивляйся, приятель, теперь на тебя там будут смотреть немного настороженно.
– А я и не собираюсь попадаться на глаза. Так ты что, один здесь на весь пансионат?
– Вроде бы так, – пожал плечами мужчина. – Да ты не сиди.
Он откинул брезентовый полог, под которым стоял ящик с наклеенными на нем этикетками томатного сока. В нем ровными рядами лежали одинаковые, словно сошедшие с конвейера, рыбьи тушки, вполне аппетитно пахнущие и отливающие золотом.
– Бери, бери, угощайся. Если хочешь, в сумке еще буханка хлеба лежит.
Глеб уселся на носу лодки и принялся чистить рыбу.
«Странная вещь, – подумал Сиверов, – когда слышишь запах рыбы, но не видишь ее саму, она кажется тебе несъедобной. А потом, стоит распробовать, и уже невозможно остановиться, начинаешь жевать, словно семечки, одну за другой».
Мужчина без предупреждения потушил свет в эллинге и распахнул главные ворота. Лодка стояла на рельсовой тележке, словно космический корабль, готовый к запуску.
– Садись, сейчас мы с тобой совершим маленький круиз.
Спасатель с не правдоподобной для его комплекции ловкостью перескочил через борт лодки, придержавшись за него лишь рукой, и принялся распутывать канат, державший тележку на привязи. Легонько скрипнули колеса, а затем лодка вместе с тележкой понеслась по аппарелям к морю. Это было и впрямь захватывающее ощущение. Пиратский флажок на корме затрепетал под ветром, нос лодки, зашитый дюралем, вонзился в набежавшую волну. Глеба обдало брызгами. Но он даже не присел, а стоял, держась руками за ветровое стекло.
Спасатель дернул за тросик, мотор взревел, и лодка, сперва тяжело, а затем перейдя на глиссирование, легко заскользила по изломанной волнами поверхности воды. Прилагая немалые усилия, спасателю удавалось удерживать штурвал в руках.
Лодка, круто накренясь, уходила к еле различимому в темноте мысу.
– Далеко до Абхазии? – беззаботно поинтересовался Глеб.
– Да вот этот мыс минуем, да еще следующий. А там, если повезет, будет и Абхазия. Но только смотри, мы пойдем открытым морем, так до Пицунды ближе. Тебе к какой ее стороне нужно: той, что ближе к Гаграм или к Сухуми?
– А мне все равно, – глядя в размытую линию горизонта, ответил Глеб.
– Так ты что, сам не знаешь, куда едешь?
– Да нужно мне одного дружка увидеть, не знаю, жив он сейчас или нет.
Глеб почувствовал, как плещется вода на дне лодки, ощутил, как промокают его кроссовки.
– Да, сейчас в Абхазии многих можно не отыскать, – задумчиво проговорил спасатель. – Он грузин или абхаз?
– Русский, – безотносительно кого-либо сказал Глеб. – А что, сейчас прожекторами не светят?
– Да меня тут любая собака знает, разве что на новенького нарвешься или захочет командир заставы с тебя дань взять.
Лодка обогнула мыс, и впереди показалась серебряная линия реки, уходящая к самым горам.
– Ну вот она, твоя граница. И знаешь, приятель, что меня всегда удивляло?
– Что?
– Вот прямо по этой реке и проходит граница не только между Россией и Абхазией, но и между субтропиками и средней полосой. Я как приехал сюда, никак не мог привыкнуть: какая же это к черту Россия, если вдоль дорог пальмы растут?
Вот если бы березки – это другое дело. А потом до меня дошло: Россия – это там, где русские. Ведь понимаешь, на том, на абхазском берегу реки цитрусовые растут – мандарины, лимоны, апельсины, а на нашем берегу – хрен.
По тону, каким говорил спасатель, Глеб не мог догадаться, имеет ли он в виду то, что на российском берегу растет хрен, или то, что там хрен растут цитрусовые.
– И что же?
– А дело в том, что абхазы работать умеют, в отличие от нас. Я как посмотрел, так они же каждый день весь свой огород с мотыгой в руках переворачивают, а иначе от солнца земля каменной станет. Вот и растут у них апельсины с лимонами. Они землю с гор на плечах в свои огороды носят. А меня хоть убей – не заставишь. Раньше жена была, так она все помидоры сажала. Так тоже странная закономерность: на той стороне, где субтропики, они по два урожая снимают. Октябрь приходит, а они рассаду сажают. А на нашем только раз в год помидоры снять можно.
Полное отсутствие патриотизма у местного жителя, плавающего по ночам с пиратским флагом, немного позабавило Глеба Сиверова.
– А что ж они тогда такие бедные, если работать умеют?
– Ты что, бедные… Сколько денег у них на войну ушло, а все равно в домах барахла… Да и сами дома – не чета нашим.
– Ты знаешь, в космос они все-таки не летают.
– Наверное, потому такие и богатые.
Подобный поворот разговора озадачил Глеба, и он какое-то время молча всматривался в абхазский берег, вдоль которого они уже плыли добрых минут десять. Горы, резко уходящие вверх почти от самой воды, редкие коробки пансионатов на берегу с погасшими окнами… Глебу даже показалось, что все побережье вымерло.
И он прошептал:
– Как после нейтронной бомбы…
– Что? – не поняв, спросил спасатель.
– Говорю, как после взрыва нейтронной бомбы – людей нет, а дома остались.
– Ничего, скоро увидишь и дома разбомбленные, – решил утешить его сочинский антипатриот.
Но то ли описание разрушений в газетах были из разряда фантастики, то ли война не прошлась по здешнему побережью, только вид оно имело вполне мирный, во всяком случае, ночью.
– Главное, наше появление никого не интересует, –, негромко сказал Глеб.
Спасатель опасливо осмотрелся.
– Да на кой черт кому сюда ездить! Все равно граница с Грузией закрыта. А если что и тащат, то только из России сюда.
Глеб узнавал знакомые пейзажи, но в душе у него возникло такое чувство, словно бы он вернулся в гости, когда все друзья уже разошлись, и перед ним стоит еще не убранный, но уже никому не нужный стол с остатками вина, грязными тарелками.
– Ну, вот и Гагры проплыли, – сказал спасатель, кивая Сиверову через плечо. – Так что давай, смотри, где тебе там надо выйти в Пицунде.
Впереди уже вырисовывались белые корпуса международного корпуса. И тут в ночном неверном свете заблестели зеркальные стекла круглой башни. Глеб вспомнил, что когда в последний раз был здесь, то югославы и турки вели какую-то грандиозную стройку, о которой шепотом поговаривали, что это санаторий КГБ.
– А это пансионат «Самшитовая роща», – не без гордости сообщил спасатель.
– А в нем хоть одна живая душа есть? – поинтересовался Глеб.
Мужчина пожал плечами.
– Черт его знает. Я сам на берег никогда не схожу. Завезу человека – и назад.
– А хоть кого-нибудь назад ты отсюда привозил?
– Нет. Как-то все своими путями выбирались. У нас разделение труда, – усмехнулся спасатель, – я вожу сюда, а местные возят отсюда. И незачем нам портить друг другу бизнес.
– Поворачивай! – резко скомандовал Глеб. Спасатель замешкался, и Сиверов сам вывернул штурвал. Лодка легла в галс, берег стал приближаться.
– Здесь так здесь, – согласился спасатель, немного сбрасывая скорость, а затем и вовсе заглушая мотор.
По инерции лодка дошла до самого берега и, подхваченная волной, ткнулась носом в гальку пляжа. Глеб соскочил на шуршащие под ногами камни. Следующая волна тут же накатилась на него, замочив джинсы до самых колен. Схватив лодку за бушприт, Глеб немного протащил ее вперед и остановился, чтобы отдышаться.
Спасатель протянул руку за ветровое стекло.
– Мы с тобой еще до конца не расплатились.
– Держи, – Глеб без всякого сожаления протянул ему полтинник, а спасатель посчитал за лишнее проверять, подлинный он или поддельный. – Ну что, – Глеб пожал протянутую руку, – остается пожелать счастливого возвращения.
– Рыбы возьми, – предложил, расчувствовавшись, сочинец.
Глеб не стал отказываться, подхватил плоский ящик и зашагал по пляжу.
Лодка вскоре скрылась за мысом, и Глеб остался совсем один.
Казалось, мыс обезлюдел. Пляж, раньше поражавший Глеба своей чистотой, теперь был завален отточенными волнами обломками дерева, пустыми пластиковыми бутылками, флаконами из-под косметики.
Глеб опустил ящик на гальку и втянул воздух. Пахло эвкалиптами, кипарисами и совсем немного прелыми водорослями. Короткий пирс на высоких сваях недалеко уходил в море.
