Андрей Дышев - Сладкий привкус яда
Водителю ничего не надо было объяснять. Он все понял и отказывался в это верить.
– Может быть, слово «шутка» здесь не совсем уместно, – сказала Татьяна. – Скорее это был психологический тест. Перед вами смодулировали ситуацию: Родиона как будто не стало, а его место занял двойник, убийца и мошенник.
– Ну-ну, полегче, девушка, полегче! – высказал недовольство Хрустальский. – Мы сразу обо всем догадались! Думаете, вы смогли нас обмануть? Лично я сразу понял, что это розыгрыш. И к Родиону Святославовичу относился с неизменной симпатией и доверием.
– И я сразу догадался! – приклеился к Хрустальскому водитель, который интуитивно понял, что это единственно спасительный путь.
– Конечно же, мы догадались! – с неестественной веселостью сказал начальник охраны. – Друзья! Это была не совсем хорошая шутка, и в ответ на нее мы тоже нехорошо пошутили про нашего дорогого Святослава Николаевича. Так ведь?
Зал оживился. Водитель, вскочив с места, подошел к Родиону и, склонившись перед ним, стал что-то горячо доказывать. Это вызвало лавину. Боясь опоздать, Родиона вмиг обступили охранники и строители. Хрустальский принялся петухом расхаживать посреди зала. Поглядывая на меня, он щурил глазки и качал головой:
– Ну зачем вы так плохо про нас думаете?
Начальник охраны принялся исполнять свои обязанности и прорвал живое кольцо.
– Все по своим местам! – орал он. – Родион Святославович, внесите же вы ясность! Скажите, что никакой обиды на нас не держите!
Садовница безучастно смотрела на спектакль, который для нее был суетливой пантомимой. Следователь подошел ко мне.
– Орлов плохо себя чувствует, поэтому заявление напишешь ты.
– Какое заявление?
– О том, что отказываешься от своих прежних убеждений в мошенничестве, снимаешь все обвинения в адрес Родиона… Глубоко раскаиваешься… Просишь прощения.
– Хорошо.
– И сворачивай весь этот базар. Смотреть противно.
Тут и Родион не выдержал. Он встал с кресла и поднял руку.
– Что орете? – неузнаваемым глухим голосом произнес он и грубо добавил: – Вы вели себя как свиньи!.. Вы радовались моей смерти…
– Господь с вами! – прошептал водитель. – Родион Святославович, я так не думал… Вот присутствующие не дадут соврать…
– Я предлагаю устроить на природе пикник, – возвестил Хрустальский, – и забыть все взаимные обиды! Шашлык беру на себя!
– Я не сказал вам главного, – произнес я, когда в зале снова стало тихо. – Пришло время назвать имя человека, который дважды пытался убить Родиона, отравил конюха и сегодня ночью пытался убить князя.
Татьяна метнула на меня взгляд и отрицательно покачала головой. Может быть, я отбирал у нее хлеб, но не поставить точку во всех гнусных делах Филиппа не мог. Меня ничуть не смущало, что твердых доказательств у меня нет. Я их представлю в ближайшее время. Обязательно представлю.
Филя с легкой улыбкой смотрел на меня. Он здорово владел собой, я не мог не признать у него завидного самообладания. Я обвел взглядом присутствующих. Какие глаза! Сколько жажды услышать имя супостата и обрушить на него лавину злости, мести и ненависти и тем самым искупить свои собственные грехи.
– Это Филипп Гонза.
Раздался приглушенный возглас удивления. Все одновременно посмотрели на кассира.
– У тебя есть доказательства? – мягко спросил он.
– В тюрьме ты проведешь свои лучшие годы, – заверил я.
– Должен заметить, что это личное мнение Стаса Ворохтина, – уточнил следователь.
– Тебе придется отвечать за клевету, – грустным голосом произнес Филя. – Господа, я уже начинаю сомневаться в здравости рассудка этого человека.
– В самом деле! – поддержал его начальник охраны, очень довольный, что сменилась неприятная тема. – У тебя есть доказательства?
– Все свои преступления, кроме одного, Гонза совершал чужими руками, – ответил я. – В конце февраля в Родиона из собственного охотничьего ружья стрелял наш конюх, отрабатывая деньги, которые ему заплатил кассир.
– Когда я ему платил, ты стоял рядом? – усмехнулся Филя.
По залу прошелся смешок. Черт подери, я медленно начинал терять позиции. И, как назло, Родион словно воды в рот набрал! Странный он был сегодня, очень странный!
– Если бы князь был бы сейчас здоров, – продолжал я, – он бы рассказал, как его едва не удушил подельник Гонзы врач Герасимов из первой горбольницы.
– Скажите пожалуйста! – покачал головой Филя. – А кто, интересно бы узнать, передал Святослава Николаевича в руки этого ужасного врача?
– Да, это сделал я. Но по твоей просьбе!
В зале поднимался шум. Филя приложил руку к груди и стал кривляться на публике:
– Люди добрые! Что ж это происходит? Стоит только мне кого-нибудь попросить, как человек тотчас кидается убивать Святослава Николаевича или Родиона Святославовича! Вот ведь какая власть у меня!
Нарастал хохот. Я уже сам себе казался смешным. Следователь хлопнул меня по плечу и вполголоса произнес:
– Зря ты это делаешь. Замолчи, прошу тебя!
– Послушайте! – вопил Хрустальский, вытирая платком мнимые слезы. – Да господин Марохтин просто какой-то маньяк!
– Родион! – крикнул я. – Тогда, может быть, ты расскажешь о вчерашнем выстреле?
И снова тишина.
– Да, в меня действительно кто-то стрелял, – неуверенно произнес Родион. Что с его голосом, черт возьми?! И какими страшными глазами смотрит на него Татьяна!
– Ты не заметил, кто это был?
Родион неуверенно пожал плечами.
– Я? Не помню… Может быть… Но стреляли из твоей комнаты… Может быть, это ты? – И Родион глупо захихикал.
Мне показалось, что я ослышался. Все удивленно загудели и посмотрели на меня. Теперь у Фили на руках были только козыри, и мне с ним играть было бессмысленно.
– Вот видите, – сказал Филя. – Стреляют из его комнаты, а виноват почему-то я.
– Товарищ следователь! – рычащим голосом сказал начальник охраны. – Мне кажется, есть все основания взять Ворохтина под арест. Если вы дадите мне на это санкцию…
– Он пытался поссорить нас с Родионом Святославовичем! – истерично заголосил водитель. – Чтобы денег побольше хапнуть!
Терпение разорвалось во мне с такой силой, что я даже ослеп на мгновение от ненависти. «Сейчас здесь будет море трупов!» – подумал я и кинулся на водителя.
Я целил ему в челюсть, но промазал и едва не расквасил нос охраннику, который молниеносно втиснулся между мной и водителем. Кто-то схватил меня сзади за руки, кто-то за волосы, но я не сдавался и продолжал рычать и лягаться ногами.
– Мерзавец! Негодяй! – клеймил меня народ, выставляя из зала. – Под суд его! В тюрьму его!
Я оказался в коридоре. Дверь за мной захлопнулась. «Что с Родионом? Он выглядит так, словно принял изрядную дозу героина, – думал я, заправляя рубашку в джинсы. – Стадо взбесилось! А я, наивный, ожидал раскаяния».
Из зеркала на меня глянуло раскрасневшееся существо с расширенными зрачками. Несколько пуговиц на рубашке были вырваны «с мясом», волосы стояли дыбом. Я даже не заметил, как рядом со мной оказалась Татьяна.
– Не надо было говорить про Филиппа, – сказала она.
– Опять! – закричал я, поворачиваясь к девушке. – Еще одна, кто мне рот затыкает, указывает, что говорить, а что нет! Чего ты хотела? Чтобы мы молча стояли перед этими обезьянами, как банановые пальмы? Почему Родион не заступился за меня? Что за пургу он нес? Почему ты, частный детектив, не рассказала, как конюх спустил на меня табун? Один красивый и немногословный, как Иисус, вторая скромная и молчаливая, как Дева Мария… Конечно, это тебе не телом мужиков прикрывать! Дай расческу!
Вместо расчески Татьяна влепила мне пощечину. Потом подождала несколько секунд, чтобы в моем ухе затих звон, и спокойно сказала:
– Иди на улицу и остынь. У тебя истерика.
Я так и сделал. Вышел через парадный вход, сел на плетень и уставился на обрезанные садовницей черенки розы.
Татьяна подошла ко мне. Я не поднимал голову, смотрел на ее ноги.
– Плохо дело, Стас, – сказала она тихо и ласково. – Филя не имеет никакого отношения к последнему выстрелу. Когда это произошло, мы стояли с ним у проходной.
Я поднял на нее многотонные глаза.
– Как я тебе завидую, – произнес я. – У тебя послезавтра заканчивается договор.
Глава 43
МОГИЛА В ОВРАГЕ
– Заявление принес? – спросил Мухин.
Он сидел за столом и, пригнув голову, кусал бутерброд. Колбасный слой в нем был очень тонкий, почти прозрачный, но следователь выедал в основном его, игнорируя хлеб. Крошки сыпались на картонный скоросшиватель, на котором было написано: «Дело №…».
Я положил перед ним заявление.
Кое-как справившись с бутербродом, он сдунул крошки на пол и стал читать мое раскаяние.
– «…невозможностью отобрать сотрудников по морально-деловым качествам… м-м-м… вынуждены были тестировать… искусственная ситуация вынудила сотрудников проявить скрытые, негативные качества…» Хорошо! Годится! Все будет чики-чики!
