Михаил Ишков - Супердвое. Версия Шееля
Как в воду смотрел главный контрразведчик страны.
« … я вышел из кабинета начальника на негнущихся ногах.
Что ожидало меня в…»
* * *
Далее страница была оторвана. Как раз на самом интересном месте. Меня уже было трудно удивить – таких горбатых, как Трущев, никакая могила не исправит. Они даже с того света ухитряются вырывать из собственных воспоминаний самые захватывающие куски.
Я перелистал оставшиеся часть мемуаров. Ниже в папке лежали копии шифротелеграмм, в которых фиксировались этапы операции «Ответный ход», короткие весточки от Шеелей, долетавшие до Лубянки из Швейцарии, Испании, Португалии и наконец из Аргентины, а также черновик справки с конечными выводами, к которым пришла партийная комиссия, расследовавшая причины неудачи с похищением Гесса. Все материалы были подколоты скрепкой в одну подборку. Под верхним обрезом первого листа крупно выделялась надпись чернильной ручкой – «АНЕКДОТЫ».
Что это – название какой‑то операции или шифрованное сообщение, которое следовало читать наоборот или, может, использовать перестановку букв?
Сказать трудно.
Кто их разберет, горбатых?
Глава 3
Из воспоминаний Н. М. Трущева, объединенных под общим названием «АНЕКДОТЫ»:
« …Если учесть, что, помимо провала с Геленом, как раз в эти дни что‑то пронюхавшие англичане взорвали над наполовину прорытым туннелем несколько десятков килограммов взрывчатки и всех, кто в тот момент находился под землей, завалило насмерть, в Москве решили, что наступил момент внести необходимые коррективы в оперативное руководство «близнецами». С этой целью в Берлин была послана комиссия ЦК, которой было поручено расследовать причины провала.
Возглавлял ее генерал–майор Анисимов из МГБ, оказавшийся старым знакомым Густава Крайзе. Еще в бытность подполковником Анисимов активно вербовал Оборотня послужить «делу освобождения рабочего класса Германии от оков фашистского режима».
Его умению за пару лет обзавестись генеральскими погонами можно было только позавидовать. По–видимому, непоколебимая верность идеалам марксизма–ленинизма, острейший политический нюх, позволивший ему вовремя сменить Судоплатова на Абакумова, и незаурядная пробивная сила получили у нового начальства самую высокую оценку.
На допросе старый знакомый напомнил обер–гренадеру, как в сорок четвертом, в лагере военнопленных в Красногорске, решительный выбор в пользу мирового пролетариата помог ему не только сохранить жизнь, но и занять достойное место в рядах борцов за «светлое будущее».
— Надеюсь, вам понятно, товарищ Крайзе, что лично вас никто не обвиняет в случившемся. Мы с товарищами надеемся, что вы не откажетесь помочь нам отыскать причины провала. Будьте предельно искренни, постарайтесь вспомнить, какие приказы отдавали ваши начальники и не было ли в них каких‑либо несуразностей, свидетельствующих о невнимательном, если не сказать халатном, отношении к порученному делу?»
« …от меня и вызванного следом за мной на ковер Закруткина потребовали более обстоятельных объяснений. Мои оправдания, мол, никто не застрахован от ошибок и что у нас нет информаторов в английской военной контрразведке, члены комиссии во внимание не приняли.
— Так, товарищ Трущев, – заявил Анисимов, – можно объяснить любой промах. А не было ли с вашей стороны элементарной недоработки, а может, и чего похуже?
— Чего похуже?
— Здесь вопросы задаю я! – отрезал Анисимов. – Мы приехали в Берлин не для того, чтобы выслушивать всякого рода отговорки. Не надо юлить перед партией, товарищ Трущев! Нас послали выяснить, по какой причине провалился «Ответный ход», и, будьте уверены, мы выясним, почему вам до сих пор не удалось проникнуть на внутреннюю территорию тюрьмы. Попрошу дать письменный ответ по существу заданных вопросов, а также предоставить тексты всех шифровок, которые вы послали в Центр.
— У меня приказ не оставлять никаких письменных свидетельств, касающихся проведения операции «Ответный ход», а оперативную переписку я могу представить только по распоряжению особой группы.
— Вы упомянули о приказе. Чей это приказ?
— Бывшего народного комиссара НКВД, Берии Лаврентия Павловича, а также бывшего министра МГБ Меркулова Всеволода Николаевича. Его подтвердил и первый заместитель Комитета информации Федотов Петр Васильевич.
— Меркулов и Берия давно уже не министры и ссылаться на их распоряжения не имеет смысла. Это же касается и Федотова. Перед партией все равны. Партия поручила нам провести проверку и мы проведем ее.
— Это чей приказ, товарищ генерал–майор?
— Министра государственной безопасности товарища Абакумова.
— Предъявите его!
Анисимов хмыкнул.
— Приказ был отдан в устной форме. И какая собственно разница, Трущев?! Вы что, не доверяете нашей комиссии? В ЦК нам доверяют, а вы, значит…
И пошло–поехало: «…не позволим игнорировать волю партии…», «…развели тут, понимаешь, нелегальщину», «в тот самый момент, когда мировой пролетариат поднимается на борьбу за свои священные права», «…выведем на чистую воду».
Я слушал этого фуфло, стоя на вытяжку, и все не мог понять – зачем эта комиссия? Обычно в таких случаях следовал вызов в Москву, где мне не только втыкали по полной, но и помогали исправить ошибку».
« …В конце предварительного разговора Анисимов заявил.
— Смело ведете себя, полковник. Впрочем, мы и не таких ставили на место. Даю вам два дня на написание объяснительной, в которой необходимо точно, по датам, расписать все отданные вами приказания, а также как осуществлялся контроль за их исполнением.
— Только после предъявления письменного распоряжения, товарищ генерал–майор.
— Будет тебе распоряжение! Обязательно будет!..
После паузы Анисимов неожиданно перешел на доверительный тон.
— Скрытно ведешь себя, Николай Михайлович!.. Вместо того, чтобы помочь разобраться, в чем был допущен промах, попробовать совместно отыскать ошибку, ссылаешься на давным–давно отмененные приказы.
— Кем отмененные? – поинтересовался я.
— Жизнью, – не моргнув глазом ответил Анисимов. – Нам, например, многое известно о твоих шашнях с врагами – например с заядлым реакционером и американским наймитом Геленом, его подручным Штромбахом, с военным преступником, штурмбанфюрером Ротте, которого ты персонально доставил в Союз…»
« …Я едва не потерял дар речи.
Что творится в Москве?
Из какого источника этот прощелыга мог узнать о моих «шашнях» с Геленом и Штромбахом? По какой причине Анисимов получил такие права, которых не было даже у заместителей министров? Как я мог ответить на вопрос о «шашнях», не раскрывая Шееля?! В наличии у нас двух взаимозаменяемых квалифицированных специалистов состоял главный секрет «близнецов»! Почему, наконец, в комиссии ЦК нет представителя Комитета информации? Почему молчит Федотов?
Приказ Берии, точнее, Петробыча о строжайшем сохранении тайны в отношении похищения Гесса, тоже был отдан в устной форме, но до этого момента это распоряжение ни разу не подводило меня. Одно только упоминание о запрете на информацию по этим разработкам охлаждающе действовало на любого ревнителя партийной чистоты, пытавшегося прибрать к рукам судьбы проверенных профессионалов, а таких было немало.
Какую промашку я допустил?
Может, ветры в Москве подули с другой стороны?
Времена сменились, и ту информацию, которую раньше добывали с помощью ударов в ухо, теперь извлекают посредством комиссий, свято блюдущих «идейную чистоту» и «верность идеалам»?
Эту версию как единственно приемлемую, не противоречащую здравому смыслу, поставила под сомнение внезапно мелькнувшая догадка – причем здесь Ротте?
Тут меня стукнуло – может, здесь и собака зарыта? Кто в последний раз упоминал о Ротте?
Абакумов!
В какой связи?.. Во время разговора обмолвился: « …о Ротте мы поговорим в следующий раз».
Неужели «этот раз» уже настал? Но зачем Абакумову какой‑то Ротте?.. Неужели ему неизвестно устное распоряжение Петробыча сузить круг лиц, допущенных к тайне «близнецов»?
– …о недопустимом разгильдяйстве и беспечности, проявленной твоими подчиненными.
— Кем именно?
— Капитаном Закруткиным. С ним мы побеседуем отдельно».
« … мне даже не дали перекинуться с Толиком парой слов. Развели в приемной и, когда я вышел в коридор, Закруткина сразу пригласили в кабинет. С него тоже потребовали объяснительную, однако Анатолий был уже не тот безрассудный комсомолец и пламенный активист каким был в сорок первом. Ему хватило соображалки понять, оставлять письменные свидетельства ни к чему.
