Сергей Зверев - Забей стрелку в аду
Эшелон стоял как вкопанный, утонув в тумане и предутренней тишине, когда все живое беспробудно спит. Не подозревая того, природа создала идеальный временной отрезок для проведения спецопераций: налетов, захватов, ошеломительных штурмов, нападений без объявления войны.
Часто для бывшего спецназовца время с половины четвертого до пяти утра становилось пиком рабочего дня, когда следовало успеть провести операцию и раствориться в начинающей таять с первыми солнечными лучами туманной мгле.
«Хорошего понемногу. Скоро твари проснутся и начнется обычный балаган с чавканьем, галдежом и хождением. Надо покемарить в спокойной обстановке», – решил Святой, принимая удобную позу для отдыха.
Он подложил руки под голову вместо подушки и выпрямил ноги. Скрежет, похожий на шелест, заставил его насторожиться. Звуки проникали снаружи.
Святой приподнял голову, опершись затылком о шершавую стену. Теперь он мог наблюдать за дверью, откуда доносились шум и едва различимый возбужденный шепот:
– Бля, перекусывай, Васек. Чего вошкаешься?
– Не гони! Пока у семафора очко красное, успеем… – вторил хриплый басок с нотами всезнающего лидера.
Промышляющие грабежом на железных дорогах потрошители товарняков медлили, по миллиметру разрезая проволочный скруток. Недавно на перегоне команда вневедомственной охраны, объединившись с транспортной милицией, устроила грандиозный шмон, арестовав несколько любителей поживиться чужим добром. Но настоящие асы, опустошавшие контейнеры не один год, ушли от облавы.
Сегодняшним утром потрошители решили пополнить персональную кассу, опустевшую из-за вынужденного простоя. Обычно они тщательно выбирали вагоны, отдавая предпочтение контейнерам с яркими логотипами западных транспортных фирм на стенах из гофрированного железа. Но стоявший на отшибе эшелон, занимающий крайнюю ветку разветвленных железнодорожных путей, привлекал своей незащищенностью и доступностью.
Налетчики действовали по принципу махновских банд – молниеносный бросок, скоростное вскрытие, быстрое изъятие товара и стремительный отход. Даже потрепанный пикап «Москвич», на котором вывозили краденое, напоминал тачанку, раздолбанную по степному бездорожью. Оставив напарника возле машины, укрытой в неглубоком овраге, Василий по прозвищу Болт и его младший брат, заслуживший за невероятную худобу кличку Комса, отправились за добычей.
Выбрав наобум вагон, потрошители смазали маслом направляющие дверей, по желобку которых двигались колесики. Скрежет мог привлечь охранников, а ребята уже успели отмотать срок: Болт в лагере общего режима, а брат на зоне для малолеток. Сняв свинцовую пломбу, они в несколько приемов расчленили проволочный скруток, подняли штабу замка и отвели дверь.
Скорчив брезгливую физиономию, Комса зажал нос пальцами:
– Едрить твою… Вонизм!
Волна миазмов человеческих испражнений и прогорклого, замешенного на поте и застоявшемся табачном дыме воздуха походила на газовую атаку, под которую попали потрошители. Моргая и еле сдерживая кашель, они запрыгнули в вагон. Под подошвами изношенных китайских кроссовок братьев не шелохнулся ни один камешек гравийной насыпи.
Святой видел все. Он притворялся спящим, наблюдая за вторжением сквозь полузакрытые глаза. Сердце пленника бешено заколотилось. В руках худого, точно узник нацистского концлагеря налетчика находился ключ к свободе – мощные кусачки с широким лезвием и длинными рычагами-рукоятками.
Потрошители постояли секунду, привыкая к темноте. Скупой утренний свет не мог справиться с мраком, царившим в вагоне. Оглядевшись, Болт, бывший атаманом семейной банды, отшатнулся назад, схватив брата за рукав.
– Ты чего? – положив кусачки на плечо, спросил Комса, давно мечтавший приобрести контактные линзы для страдающих дальнозоркостью глаз.
Едва ворочая прилипшим к гортани языком, Болт прошипел:
– П…ц, влетели!
С нар доносился дружный храп боевиков. От неожиданности налетчики чуть не обделались, почувствовав себя кроликами, угодившими в западню. Первым, как и положено атаману, очнулся Болт. Отступая короткими шажками к двери, он тянул за собой брата:
– Линяем, Комса! Шухер, по-быстрому…
Худой, с отвисшей челюстью, по-рачьи пятился назад, вращая от ужаса глазами. Они уходили согнувшись, как в игре в жмурки, широко растопырив руки.
– Стоять, кореша! – Святой приподнялся, насколько позволяла цепь.
Потрошители вагонов окаменели, не понимая, откуда исходит тихий, но внушительный приказ. Не меняя властной интонации, Святой продолжал манипулировать раздавленными внезапным страхом налетчиками:
– Ты, скелет с кусачками, подруливай ко мне!
Голос невидимки, бесстрастный, точно тон прокурора, зачитывающего обвинительный приговор, заставил Комсу сделать шаг, прежде чем его остановил брат. Обладавший превосходным зрением Болт сумел рассмотреть закованного в кандалы человека, сидевшего в углу. Невиданное зрелище разожгло любопытство, переборовшее страх.
– Братан, ты кто? – тупо уставившись на Святого, шепотом спросил Болт.
– Позже, за чаркой скорефанимся. Помогите, пацаны, выбраться, – Святой поднял руки, показывая паутину стальных цепей.
Постоянно озираясь в сторону двухъярусных нар, парочка крадучись, кошачьим шагом приблизилась к пленнику. Сметливый Болт, парившийся на зоне вместе с рэкетирами, осужденными за взятие заложника с целью получения выкупа, оценил положение незнакомца как незавидное:
– Конкретно повязали тебя, паря. Кому дорогу перешел?
Брат, бывший человеком попроще, развел рукоятки кусачек, примеряясь к сочленениям цепи и выбирая глазами слабое звено. Толчком кулака в бок Болт остановил наивного родственника.
– Мужики, в долгу не останусь, – придав словам как можно больше веса, произнес Святой.
Два грабителя в замусоленных спортивных костюмах были словно ангелы, спустившиеся с небес. Вот только творить добро эти ангелы не спешили.
Нехорошо прищурившись, Болт выдвинул условие, не забывая обернуться к нарам:
– Мы заберем тебя, но «браслетики» придется поносить. Когда добазаримся о цене, тогда снимем железо. Годится?
Торг, как говаривал широко известный литературный персонаж, был неуместен. Святой кивнул головой, отодвигаясь от металлической скобы, к которой была прикреплена цепь.
– Давай, Комса, действуй, – повелительно шепнул атаман вагонных потрошителей, внутренне сомневаясь в правильности принятого решения.
Уж слишком странный улов попал к ним в руки.
Болт отошел к двери, собираясь выглянуть наружу. Густой речной туман рассеивался, сползая к воде. Где-то вдалеке рубиновой каплей крови светился глаз семафора. А пленник подстегивал медлившего Комсу, с неподходящей для ситуации дотошностью примерявшегося к тускло поблескивающим звеньям цепи, напоминающим свернувшееся кольцами туловище удава:
– Резвее, дружище.
Наконец определившись, Комса развел челюсти кусачек, готовясь перерезать путы. Но осуществить намеченное налетчику помешал хлопок. Реагируя на звук, Комса обернулся к брату. Тот медленно оседал, схватившись за левую сторону груди.
– Болт! – Дикий крик, преисполненный животного ужаса, пронесся по вагону.
Вопль, послуживший сигналом тревоги, поставил на ноги боевиков. Заспанные, с одутловатыми от спертого воздуха физиономиями албанцы бестолково метались по нарам и, найдя личное оружие, спрыгивали вниз. А потрясенный видом завалившегося на бок брата Комса тянул на высоких нотах:
– Брательник…
Встав на четвереньки, Болт полз в глубь вагона, смотря перед собой незрячими белыми глазами со зрачками, закатившимися под веки. Из раны на груди налетчика толчками выплескивались порции крови, а на устах пузырилась розовая пена.
«Легкие прострелены», – с безошибочностью многоопытного хирурга определил Святой.
Он обреченно вздохнул, прощаясь с надеждой на освобождение. Сверкающий бездонными глазами природного убийцы, чуть нагнув к левому плечу голову, в вагон забрался Ястреб. Его щека была испачкана то ли солидолом, то ли мазутом. Видимо, он пробирался под вагоном и, неожиданно представ перед налетчиком, выстрелил в упор.
Убедившись, что никакого ущерба грузу не причинили, отряд потерь не понес и пленник на месте, Ястреб дрожащим от ярости голосом спросил:
– Опухли от сна, идиоты? Дорога растрясла! Лишай, какого хрена ты тут делаешь?
Албанцы, зная бешеный нрав желтоглазого русского наемника, прославившегося дьявольской жестокостью на балканской войне, расступились, открывая путь к нарам, где, свесив босые ноги, сидел меченый. Прошляпивший налет бандит виновато мычал, размахивая руками, точно ветряная мельница крыльями:
– Все в норме, Ястреб! Задавил, блин, сонняк. Отключились капитально.
Издававший клокочущие звуки раненый потрошитель вагонов, обхватив ноги брата, пытался подняться. Болт умирал: тяжело и медленно. Пробитое легкое рефлексивно засасывало воздух, причиняя бедолаге невыносимые мучения. Потерявший разум Комса гладил умирающего по голове, с невыразимой тоской в голосе повторяя:
