Виталий Гладкий - Наперегонки со смертью
И тут я впервые за все время нашего вынужденного знакомства увидел на лице Можаева смущение. Он нахмурился и опустил глаза на бумаги. Неужто его проняло упоминание о моем боевом прошлом и разбудило совесть? Чудеса.
– С Полосухиным понятно. Почти понятно – скажем так. Он был один? – Капитан ужалил меня острым взглядом.
Вопрос на засыпку. Я ждал его. И был готов отвечать. А куда денешься? Опер зажал меня в углу и методично добивал. И в моей защите оказались одни бреши. Так что, брат Геннадий, нокаут не за горами.
– Нет, не один. Второй сбежал.
– И это все, что вы можете о нем сказать?
– Тельняшка своего подельника почему-то мне не представил.
– И вы даже не знаете, как его зовут? – упрямо гнул свое Можаев.
– Его имя мне и впрямь неизвестно. Тельняшка назвал его Килей. Похоже, это кличка.
– Это уже ближе к истине… – Капитан сделал в бумагах какую-то пометку. – Больше вы с этим Килей не встречались?
– Да как-то не приходилось…
– Гражданин Чернов… – Капитан сказал это с такой укоризной, что мне стало стыдно. – А как же адресок его квартиры, который вы узнали у Полосухина? Неужто забыли?
– Адрес? Может быть Тельняшка мне что-то и говорил на этот счет… Точно не помню.
– Да, с памятью у вас и впрямь худо… – Можаев положил передо мною несколько фотографий. – Узнаете? Это дверь квартиры Кили, это снимки комнат, а это он сам, собственной персоной, с перерезанным горлом. Вы мою мысль улавливаете?
– Не очень.
– Придется показать вам еще один снимок. Эта бабуля – соседка Кили. И вы знаете, она вас опознала на фотографии, выбрав ее из двух десятков изображений других мужчин, как человека, приходившего к безвременно усопшему за несколько минут до его смерти. И потом сбежавшего через балкон, когда в квартиру Кили стучали сотрудники милиции, приехавшие по вызову. Что вы на это скажете?
– Ничего… – пожал я плечами. – Ничего конкретного. Да, я приходил к Киле. Чтобы узнать, кто навел его на мою квартиру и по какой причине. Вы присутствовали при обыске и сами видели, что у меня брать нечего. Ни у меня, ни у моей квартирной хозяйки.
– Но почему вы сбежали через балкон?
– Потому что квартира Кили была не заперта, а когда я зашел внутрь, то увидел картину, изображенную на ваших фотографиях. Я был в шоке. Сами понимаете, такое не часто увидишь. Может, по здравому размышлению я и заявил бы, куда нужно, о своей находке, но тут приехала милиция… В общем, я испугался. Вы лучше меня знаете ваши порядки.
Сначала меня бы начали бить, решив, что это я зарезал Килю, а потом… "Потом" уже случилось. Я сижу перед вами и доказываю, что не лысый.
Я понимал, что у Можаева в папке полно фотографий со следами моих рук и ног, оставленных мною в квартире Кили. Милицейские эксперты хлеб державный не зря едят.
Так что любое запирательство просто бессмысленно.
– Ну что же, кое-какая ясность намечается. Правда, есть одно маленькое "но". По-моему, мы с вами договаривались, что вы будете отвечать на мои вопросы правдиво. Было такое?
– Кто спорит… Было.
– Тогда почему вы пытались утаить, что встречались с Килей?
– Ни в коем случае! Ничего я не утаивал. Я видел только его труп. Разве это можно назвать встречей?
– Чернов, не нужно заниматься казуистикой, – досадливо поморщился Можаев. – Вопрос – ответ. Вот все, что от вас требуется.
– Нет проблем.
– Ладно, пока оставим Килю. Он подождет, ему уже спешить некуда. Возможно, вы говорите правду. Подчеркиваю – возможно. Но это еще нужно доказать, подтвердить фактами. Или добротными свидетельскими показаниями. Будем работать. А сейчас поговорим о другом убийстве – пардон, третьем! – в котором тоже просматривается ваш след.
– Извините, я вас не понимаю… О каких следах идет речь?
– Сейчас поймете. Главное не волнуйтесь. – Можаев вперил в меня мгновенно отяжелевший взгляд. – Скажите, вы знали Салова?
– А кто это? – Я недоумевал – мне действительно эта фамилия была неизвестна.
– В определенных кругах его звали Козырем.
Мне показалось, что лампочка под потолком (в кабинете, где меня допрашивали, было всего лишь небольшое окно, которое давало очень мало света) вдруг резко потускнела и от волнения я почувствовал внезапный приступ удушья. Черт возьми!!! Они вышли на Козыря! И связали другие убийства, приписываемые мне, со смертью водочного мафиозо!
Ах, как это некстати… Я думал, что у меня еще есть время. Похоже, белобрысый охранник опознал меня по фотографии – так же, как и бабуля, соседка Кили. Да, этот мент умеет работать… Но открывать карты до конца пока рано.
– Да или нет, Чернов! – Капитан повысил голос. – Повторяю вопрос…
– Не нужно, – перебил я Можаева. – Я вспомнил. Я не был с ним знаком, но встречаться приходилось. Однако, фамилию Салов я слышу впервые. Все называли его Козырем.
– Где происходили ваши встречи? И когда это было?
– Встреча. Это случилось в бильярдной. Она называется "Снукер"… – Я назвал дату и время, когда происходила игра с Козырем.
– Чем вы там занимались? Если беседовали, то на какие темы?
– А чем можно заниматься в бильярдной, как не гонять шары? Я выиграл у Козыря крупную сумму. В "Снукере" было много посетителей, они могут подтвердить. Кстати, и бармен тоже, – вспомнил я симпатичного парнишку, который отнесся ко мне очень доброжелательно. – А по поводу беседы… – Я хмуро осклабился. – Всего несколько ничего не значащих фраз, касающихся игры.
– Значит, до "Снукера" вы с Козырем не встречались?
– Не приходилось.
– А после?
– После чего?
– Не притворяйтесь глухим и туповатым. У вас еще были встречи? Прошу отвечать вполне определенно! Да или нет!
Знает или не знает? Знает или?.. Может, я ошибся насчет белобрысого? Может, никто ему мою фотографию не показывал? Да и с какой стати? В конце концов я не рецидивист и не вор "в законе". И даже не передовик производства, удостоенный медали или ордена и статьи с портретом в "Комсомольской правде". Так что моя известность не простирается дальше завода "Алмаз" и Гнилушек. А связать убийство Козыря со мной весьма трудно.
Можаев догадался? Тогда он просто гений. Тем более, что опер, пусть и старший, пусть и городского угрозыска, но все равно не может вести все дела об убийствах. Это просто нереально. А сыскари собранной информацией делятся очень неохотно. Не принято.
Любое дело такого рода закрыто для посторонних. Тогда что? Капитан берет меня на понт? Проверим. Расколоться я всегда успею.
– Не было никаких встреч! – отрезал я грубо.
– А мы договаривались отвечать правдиво… – Можаев смотрел на меня с сожалением.
– Что-то лишь я один упражняюсь в правдивых откровениях. Может быть пора нам уравновесить наши позиции?
– Согласен. Но не раньше чем вы ответите на мой последний вопрос. Мы оба устали…
– Валяйте… – Я начал злиться. – Кто платит, тот и заказывает музыку. Я человек маленький, а теперь еще и подневольный.
– Ну зачем так…
– А как?
– Только один ответ на последний вопрос. Коль вы согласились… – Капитан нагнулся над столом и хищно прищурился. – Зачем вы убили Козыря?
Приехали… Можаеву известно, что в день убийства Салова-Козыря я имел неосторожность искать с ним рандеву. И нашел. На свою голову. Впрочем, мне бы не хотелось ее поменять на другую, с лишней дыркой, как у Козыря… И что мне теперь говорить? Запираться? Бессмысленно. Белобрысый… Эх, нужно было его тогда грохнуть!
И дело с концом. На него давно петля намылена. Но что мне делать, что делать!?
Рассказать правду? Кто в нее поверит, в мою правду? Кто!?
– Я его не убивал…
Мои слова прозвучали очень неубедительно.
– Лжете! – громыхнул капитан. – Вас опознали. Понимаете – опознали! Вы проникли на территорию пищевкусовой фабрики, оглушили охранника и застрелили Салова. Все.
Точка. Круг замкнулся. Вы замешаны в трех убийствах! Не много ли для обычного экспедитора отдела снабжения? Молчите?
Мне и впрямь нечего было сказать. Я находился в западне. Положение настолько безвыходное, что даже не хотелось об этом думать.
Финита ля комедиа.
Глава 27. НЕОЖИДАННОСТЬ
Как хорошо быть свободным! Это до конца понимаешь только тогда, когда тебя посадят в каменный мешок с решетками на окнах. Все тяготы вольной жизни, приходящие на ум в тюрьме во время воспоминаний о прожитых годах, кажутся настолько несерьезными, даже смешными, что поневоле начинаешь думать о них с тоской и жаждой испытать эти неприятные моменты вновь.
Я не был исключением. Конечно, я не предавался бесплодным мечтаниям, все-таки у меня весьма прагматичный склад ума, но кое о чем задумался.
Что-то в моих приключениях было не так. Мне это приходило в голову и раньше, но я както не придал такому важному факту должного значения. Меня насаживали на кукан по тщательно разработанному плану, и тем не менее в нем имелись существенные изъяны.
