Эльмира Нетесова - Охота на русалку
— Да! Тут одну попробуй заведи, сколько всего потребуется! Этот с двумя справляется. Умеет ладить! Во деловой! — невольно позавидовал Виктор, вспомнив свое, жену и дочку, живущих в постоянном ожидании и страхе за него.
Без него дочурка училась ходить. Потом заговорила, пошла в детский сад. Редкие выходные он отдавал семье. Случалось, его срывали с качелей, куда привел своих впервые за месяцы. Бывало, телефонные звонки вытаскивали из ванны, из-за ужина, из постели. Жена сначала обижалась, даже грозила уйти от него, а потом привыкла, смирилась.
«Одну жену редко вижу. Этого на двух хватает. И живет! Катается как сыр в масле. И никаких забот, такой до веку без сединки и морщинки проживет!» — подумал не без тихой зависти, понимая, что ему никогда не суждено так удобно устроиться в жизни.
— А вот Волчихе нашей не повезло! — дошло до слуха, и Виктор сразу забыл свое, насторожился. — Ты слыхал про ликвидаторов? Ну, тех, что на Чернобыле работали? Засыпали взорвавшийся блок? Так вот ее старший сын средь этих вкалывал. Он военным был. Служил в те годы и тоже попал туда, хотя до полковника дослужился. Три месяца там отбыл. А потом с год лечился в госпитале, но не помогло, умер он от облучения. Как врачи сказали, передозировка погубила человека, много рентгенов нахватал. Ну да все мы, деревенские, жадностью болеем. Уж если что плохо лежит, обязательно возьмем побольше. А чего не взять, коли дармовое? Оно сегодня не нужно, завтра может сгодится. Вот и нахапал через меру, видать, сорвался, до дому не донес и с мамкой не поделился, так и кинул средь пути, ни себе, ни родне, все досталось чужим людям — и свет, и тепло. А в своей деревне ничего нету. Самого схоронили без мамки. Сказали только, что высох он в щепочку. Побоялись ее расстраивать.
Так вот этот сын вовсе редко тут бывал. Как ушел в армию, проводили его девки за околицу, с того дня — все! Годы прошли! Каб не сбрехать, лет пятнадцать. Приехал офицером, весь в звездах. Красивый был мужчина! Девки вокруг него забегали! Ну, он не промах. Домой только утром вертался, охальник. Всех девок поиспортил в нашей деревне. Одно верно, силой ни одну не взял. Сами ему на шею вешались. А с мужика какой спрос? К тому ж военный, человек безотказный.
— А у него не было семьи?
— Да у военного в каждом городе по семье! Ну, этот уж слишком пригожий был. Чего греха таить, будь я на ту пору девкой, тоже не удержалась бы, — подморгнула озорно.
«А бабка не без пороха!» — подумал Виктор, заметив, как от воспоминаний зажглись огоньки в глазах. Она словно помолодела, выпрямилась, перестала кряхтеть и кашлять.
— Так вот и деревня наша тогда другой была. Людей много. Оно и понятно, почти две сотни дворов. Что осталось от них, одни заброшенки. Часть домов разобрали и увезли в соседские деревни, иные сгорели иль сами по себе развалились от ветхости. Устояли только самые прочные. Средь них дом Волчихи.
— А что это — Волчиха? Фамилия иль так дразнили женщину?
— Волчкова она! Ну, с давних пор ихний род так прозывали, что ни баба — Волчиха!
— А не обижались на такую кликуху?
— Да что ты? То ж без ехидства и зла. Спокойно откликались и не серчали.
— В чем же ей не повезло? С сыном?
— Ну да! Посуди-ка сам, потерять человека, какому всего-то за сорок едва перевалило. Разве это правильно, чтоб старики своих детей хоронили? То самое большое горе — пережить своего дитенка. Волчиха как узнала, и все — вмиг ее болезни достали, нервные. Раньше она ровно кобыла скакала всюду, хвори ее боялись и обходили. Тут же все разом свалились на бабу и одолели мигом. Она и теперь с клюкой ходит, не жива и не мертва. Ничего не видит. Ложку не в рот, в ухо несет.
— Других детей у нее нету?
— Нет. Девки не в счет. Это не дети. А вот сына не стало.
— Да, трудно ей, — согласился Виктор.
— Так вот ведь у ней двойная беда!
— Какая же?
— Внук остался после сына. Уже большой. Ну, мать его, отбыв траур по мужу, через год вышла замуж. А Мишка, это внук Волчихи, отчима не признал. Не ужились они под одной крышей. Ссоры у них начались, даже до драк дошло. Отчим Мишку выгонял. А тот не хотел уходить. Мать не стала вмешиваться. Решила, пусть мужики сами разберутся. Но не получилось.
— Плохо дело. Мишка учился иль работал?
— Учился, пока отец был живой. Когда помер, отчим отказался платить за обучение, и пацан ушел с института, домой вертался пьяным. За что напивался, долго не знали, а потом услышали, но уже поздно. Малец связался с бандитами и влез в злую шайку. Они такое творили в городе, что за ними вся милиция гонялась, чтоб в тюрьму засунуть всех. Ну и Мишка своего отчима им сдал. А тот большим начальником был. Да только против своры трудно удержаться на ногах. Избили они того человека, всего изломали. Но врачи его собрали по кускам. Выжил и сказал пасынку, что, если тот не оставит его в покое, он всю кодлу вместе с Мишкой сдаст ментам. Посадит в тюрьму до конца жизни. Тут и мать вмешалась. Сына стало жаль, уговаривала уехать сюда — к бабке, в деревню, хоть ненадолго, чтоб одумался и понял, как надо жить.
Степановна подала еще молока и спросила:
— Не устал еще от меня? А то заглумила твою голову. Оно пойми верно. Редко кто к нам в деревню заглядывает. Друг с дружкой нам уже говорить не об чем. И так все знаем доподлинно.
— Нет, мне интересно. У нас в деревне своя жизнь была. Скучная. А вы так здорово рассказываете. Так бы и слушал вас, — похвалил бабку, та зарделась от гордости. Совсем раздобрилась, поставила перед Виктором тарелку творога, сметану и уговаривала:
— Ешь, голубчик, сколько одолеешь, а то ведь все равно выбросить придется. До города, сам знаешь, пехом не допереть, а автобусы к нам не ходят. Вот и набивай пузо, не жалей его.
Новиков подвинул к себе тарелку и спросил:
— Так чем закончилась та история с Мишкой, внуком Волчихи? Переехал он в деревню иль в городе остался?
— Приехал он, как иначе? Но не насовсем! На время, чтоб одуматься, свое будущее осмыслить и от бандитов отвязаться. Вот только одно не учли. От шпаны и гадов надо для начала в душе все оборвать и заменить выкинутую грязь чистым светом, добрыми делами, тогда решение будет крепким, последним. А тут что? Приехал, послонялся возле бабки три дня. От навоза с непривычки задыхаться стал. Надоело ему все. Кругом один. Тут его еще змея укусила. Ну, спасли, заговорили ногу. Он утром друзьям позвонил. Те вечером его забрали.
— Значит, увезли его в город? — растерялся Новиков.
— Да ненадолго! Эта чума хуже язвы. Надысь сызнова приволок его отчим. Уже стемнело, глядь, машина с большака свернула к нашей околице. И крадучись, будто на цыпочках, без свету, подъехала к дому Волчихи. Я аж обмерла. Нехорошее подумалось. Ну скажи, милок, на что в своей деревне прятаться, от кого? От нас, пяти старух? Срамотища! Понятно стало враз — опять тот Мишка что-то отчебучил. Иначе не вытаскивал бы его отчим за шкирняк, не пинал бы ногой в задницу. Но все молча, тихо. В избу впихнул, а сам и пяти минут не пробыл, тут же уехал обратно в город. А Мишка здесь остался. Но с избы нос не выдергивает, на улице не показывается. Я и спроси Волчиху намедни: «От кого твой Мишка прячется? Аль сызнова набедокурил змей?» Бабка долго крепилась, молчала, а потом как заголосила: «За что на мою голову беды валят? Чем я грешней других? Почему не сын, а этот выродок у меня живет? Истерзал он мою душу вконец! Ведь опять связался с поганцами. На мать и отчима грязные слова говорит и грозится им всякий день. Сколько тепла ни вкладывай в его душу, сквозняками выдувает враз».
— Что он в этот раз отмочил? — спросил Виктор.
— Кто ж знает? Видно, вовсе продыху не стало, что бабка от него волком взвыла. И хотя мы все вместе ходили в лес за ягодами, настроение у Волчихи препоганое. Хмурая, слова с нее не выдавишь. Голова у бабки в последние дни болеть стала. А тут к нашим старухам, будто сговорившись, внучки понаехали. Да такие пригожие стали, ну а были — сущие лягушата. Тут же выровнялись, все у них где надо появилось. Из соплячек девки состоялись. Эти, не зная про Мишку, а нас и вовсе не стыдясь, в огороде своим бабкам чуть не голышом помогали целыми днями. Ну, тот змей сколько мог терпел, а потом высунулся наружу. Девки, что значит городские, даже не покраснели. Ни спрятаться, ни одеться и не подумали. Так и сидели сиськами навыкат. Задницы и вовсе гольные. Одним шнурком прикрыты. Ну, Мишка весь в родного отца удался. С виду пригожий, а уж до девок охоч, страсть какой горячий. Ну а девчата мигом приметили, как тот жеребец ногами топочет. Давай шутить с ним, забавы затеяли, в прятки играться. Ох и не порадуются. Мишкин отец тоже вот таким был. Все играл. А сколько девок бабами сделал? Полдеревни под себя подмял. И Мишка не лучше. Такой же барбос! Вчера ночью вышла за сарай по нужде. Глядь, что это? А Мишка на моей скамейке, какая в саду стоит, уже Ритку приловил и жучит. Сама виновата. Не надо перед парнем голышом ходить целыми днями. А то, стыд потерявши, носятся как дикарки, потом вопят — отпусти, больно. А не дразни парня.
