Михаил Нестеров - Группа особого назначения
– Именно немного, – намекнул следователь. – Как вы, наверное, догадываетесь, человек я весьма занятой. Но на ходу разговаривать неудобно, так что вольно или невольно, но придется понаблюдать. – Вот именно сейчас, приноравливаясь к быстрому шагу Марата, Аксенов вспомнил про свои лишние килограммы. Ради любопытства спросил: – На чем основывается ваш метод?
– На психологическом воздействии, – охотно отозвался врач. – Многое в моей работе определяется моим же потенциалом, моей собственной зоной развития.
Следователь удрученно выделил два слова, произнесенные Маратом, – «групповая» и «зона» – и поневоле связал их вместе. Потом между ними вставлял другие слова, начинающиеся с «психо», рисуя в голове совершенно необузданные картины способов психологического воздействия. И спросил у Марата:
– Каков диагноз ваших подопечных? Как у Авдонина? Я так и не запомнил, как называется его болезнь.
– В моей группе есть действительно больные, но в основном группы чисто профилактического направления. Хотя их участников нельзя назвать здоровыми с психической точки зрения: те же невротики. Я провожу сеансы в группе с социально-бытовым помешательством. У нас пациенты доказывают свою состоятельность, нормальность, если хотите. После успешного выполнения того или иного задания они чувствуют свою значимость, им становится легче. Они принимают от меня определенное задание, кто-то из них учится, подражая соседу. И все это цель, заданная извне, образующая их собственные цели. В конце занятия я выставляю им оценки. Большинство моих пациентов – люди из низшего социального слоя; чтобы выжить материально, они ставили себя в «центр собственных жизненных планов». И как следствие – общественные ломки, проявившиеся в индивидуальных кризисах. Социальные проблемы оборачиваются психическими нарушениями: чувство неполноценности, ненужности, неспособности, вины, страха, всевозможные конфликты и неврозы. Нам налево и вниз.
«Как по бумажке читает», – с уважением подумал о Марате Аксенов. Он терял время, но его успокоило то, что они направляются ближе к выходу из клиники.
– При таких нарушениях, – продолжил Марат, – идет постоянная борьба в поисках рецепта жизненного успеха. Параллельно этому присутствует мщение.
– Кому?
– Всем, обществу, отдельным личностям. Потом резкий срыв. Скоро в нашей стране каждого второго можно будет считать шизофреником.
– Я так полагаю, что вы не исключаете направленной политики массового психологического воздействия, – изрек Аксенов, предчувствуя избитое определение типа «зомбирование». Но, видимо, Марат не употреблял таких терминов.
– Да нет, – ответил он. – Воздействие уже давно переросло в практику. От слов к делу.
– У вас только одна группа?
– Да. Мог бы еще взять две-три – материальный стимул, что ни говори, но времени не хватает. Нам сюда, – Марат открыл дверь помещения, чем-то схожего с конференц-залом.
В первом ряду сидело двенадцать человек. Они выжидающе смотрели на кафедру. Марат пригласил Аксенова присесть рядом с ним за длинным столом.
– Я буду слушать вас и заниматься своим делом. Итак? – Раскрыв общую тетрадь, он написал число и ниже:
«Ролевая игра. Цель: отработка умений ролевой игры. Необходимое время: 30 минут. Материалы: нет. Подготовка… Процедура…»
– Я хочу вас попросить об одолжении, Марат, – начал Аксенов. – Вы можете поместить вместе с Авдониным моего человека?
– Насколько я знаю, охрана возле палаты уже выставлена. – Марат отложил ручку в строну и несколько раз хлопнул в ладоши. – Внимание! – И послал короткий взгляд на следователя. – Сегодня мы попробуем представить себя в роли правонарушителей и защитников правопорядка.
Пациенты, не сговариваясь, образовали два круга один внутри другого и стали равномерно двигаться в разных направлениях: внутренний круг против часовой стрелки. Внешний круг – работники патрульно-постовой службы, внутренний – водители. Пациенты во внешнем круге тут же начали давать указания «водителям», как нужно ехать и с какой скоростью. Последние, выслушав предписания, «поехали».
– Кто этот человек, за которого вы хлопочете, и чем вызвана ваша просьба? – спросил Марат. – Но вначале хочу напомнить вам, что я перевел Авдонина в отдельную палату именно по вашей рекомендации.
– Да, я помню об этом. И вот теперь хочу попросить вас об обратном. У вас есть хотя бы двухместная палата?
– Есть. Рядом с той, где лежит Авдонин. Я понял, что вы, Дмитрий Иванович, опасаетесь, что охраны маловато. Тогда удвойте или утройте число охранников. К чему утруждать и себя, и меня. Одного поместите прямо в палате.
– У нас нет лишних людей. Но кто-то постоянно должен находиться рядом с Авдониным. Таким человеком не может быть рядовой милиционер. Человек, за которого я прошу, ни на минуту не оставит Авдонина без присмотра. Он не состоит на службе в правоохранительных органах, но те же органы были бы рады заполучить такого человека в свои ряды. Видите, Марат, я откровенен с вами.
Врач дал команду остановиться, и все участники игры, стоя друг против друга, начали делиться своими соображениями с партнерами.
– Значит, человек со стороны… Удивляюсь, что слышу это от следователя прокуратуры.
– А вы не удивляйтесь, – попросил Аксенов.
– Хорошо. Пожалуй, я пойду вам навстречу. Оформим вашего человека как моего пациента и поместим в палату к Авдонину. Как раз сегодня из двести первой выписался пациент, палата на двоих. Или, как вы выразились, двухместная. Стоп! – врач хлопнул в ладоши. От неожиданности Аксенов вздрогнул. – Теперь вы родственники, которые давно не видели друг друга. Быстренько разбились на пары.
Следователь почувствовал, как зашевелились на его голове волосы, когда ближайшая к нему пара – мужчина и женщина, стали монотонно обмениваться информацией:
– У меня погибла дочь, пока мы с тобой не виделись.
– А у меня сын.
– И мама умерла.
– У меня тоже. И папа.
– Да, мой папа тоже умер.
Другая пара, молодые люди:
– Мы давно не виделись. Несколько лет. Мне перестали нравиться женщины. Я стал гомосексуалистом.
– Меня женщины тоже не интересуют.
– Ты тоже гомосексуалист? А твои родители знают об этом?
– Да, я все рассказал им.
Третья пара, две женщины. Вначале заплакала одна, потом другая:
– У меня больше никого нет. Сына убили, муж повесился.
Марат в очередной раз хлопнул в ладоши. Пока все рассаживались по своим местам, он снова сделал запись в тетради.
– Хотите посмотреть небольшую сценку? – спросил Марат следователя.
– Пожалуй, я откажусь. – Аксенов все еще находился под впечатлением истеричного крика одной из женщин. Он не понимал методики группового лечения, но подумал, что это «не для средних умов». Но перед собой следователь видел людей явно со сдвигом; бесспорно, что таким являлся и Андрей Авдонин.
– Как зовут вашего человека?
– Евгений. Естественно, он скажет, что пришел от меня.
Марат кивнул.
Женщина с короткой стрижкой начала создавать сцену, изображающую фрагмент взаимоотношений в ее собственной семье. По-видимому, семья находилась на отдыхе на природе, потому что женщина заставила всех сесть кружком на полу. Наблюдая за ней, Марат записывал в тетрадь: «…правильно использует дистанцию, отражая взаимоотношения членов семьи друг с другом. Сама встала в отдалении, подчеркивая свое малозначимое положение в семье…»
Самая короткая дистанция была между ее «мужем» и «сыном». Она подозвала свободного участника группы и попросила его занять свое место. Сама же приблизилась к «мужу».
– Пей… Пей, пей. Падай… Падай-падай.
«Глава семьи» повалился на спину.
Женщина повернулась к врачу.
Марат улыбнулся ей и поблагодарил взглядом.
Аксенов больше не мог смотреть на работу врача. Его «средний ум» так и не сдвинулся с зафиксированной отметки. Ему казалось, что доктор усугубляет положение больных, заставляя их еще и еще раз проходить и вспоминать те моменты, когда, по словам Марата, чувства неполноценности, ненужности, страха, всевозможные конфликты и неврозы забросили их за ту черту, которая называется социально-бытовым помешательством. Стараясь не смотреть на пациентов, следователь покинул помещение. Он не завидовал Жене Ловчаку, которому вскоре предстояло провести здесь какое-то время.
65– Помощник следователя по особо важным делам городской прокуратуры Прокопец, – звучно представился лейтенант, глядя на симпатичную брюнетку лет двадцати. – Если не ошибаюсь, вы Дарья Алексеевна Котлярова?
Девушка не любила, когда ее называли полным именем, веяло чем-то колхозным от строгого «Дарья», словно она была передовой дояркой в колхозе-миллионере. За Дашу она благодарила родителей, но обижалась за Дарью. Сейчас к ненавистному имени незнакомый молодой человек прибавил еще и отчество. Она испугалась, но ненадолго, быстро взяв себя в руки.
