Михаил Нестеров - Группа особого назначения
По идее, одного Качуры мало. Но как только он сообщил Марку о результатах разведывательных действий, Марковцев понял, что хватит и одного Качуры, – два незнакомых врача в вечернее время в клинике – уже подозрительно.
Просто везенье, что Авдонин лежит в одиночной палате; что сама палата не просматривается из основного коридора, все кабинеты врачей и ординаторская находятся в другой стороне. В том крыле, очень коротком, кончающемся оконной рамой, всего две палаты: 201 и 202, их окна изнутри забраны решетками. Возле последней на стуле сидит охранник в камуфлированной форме.
Тут скорее даже не дело техники, а быстрота действий со стороны Качуры. Лучший боец после Толкушкина в отряде – Ещеркин, но он засветился, когда забирал мальчика из приемного покоя, его могут опознать, надень он хоть два белых халата и весь обвешайся стетоскопами. Но Качура в профессионализме не уступит Вадиму; Ещеркин – тот жестокий человек, любит поизмываться над жертвой.
С собой Качура прихватил девятимиллиметровый «CZ-79» с глушителем. Сейчас чешский «миротворец» спокойно торчал за поясным ремнем Олега. Копаться он не будет, это охраннику понадобится время, чтобы обнажить ствол.
Качура так же, как и в свой дневной визит, спокойно вошел в клинику. Но на этот раз через приемный покой. Пожилая нянечка, тащившая тяжелый баул с одеждой, поздоровалась с ним. Олег приветливо отозвался. Миновав смотровую, из которой в коридор выходило небольшое окно, он направился к основному корпусу. Дежурный милиционер в своей каморке, естественно, проигнорировал появление врача. Даже не посмотрев в его сторону, Качура ступил на лестничный марш.
68После аварии Авдонин приходил в себя несколько раз, но только на короткие секунды, и снова погружался в привычный уже мир снов. Ему снился неопрятного вида мужчина с недельной щетиной на подбородке, он протягивает руку, его потрескавшиеся губы, покрытые соляным налетом, шепчут: «Подай Христа ради!» Нищий был очень маленького роста; лишь оглядевшись, Андрей понял, что сам он стоит на возвышении. Он бросил настороженный взгляд себе под ноги. И – чуть не упал. Он стоял на желтоватом бруске, уходящем в темноту. Но прежде чем сгинуть во мраке, брус плавно изгибался.
«Подай Христа ради!» – к неопрятному мужику присоединилась старая нищенка. Скоро десятки рук протянулись к Авдонину. Раньше в его снах, вызванных неизлечимой болезнью, такого скопища народа не было. Андрей снова огляделся.
Под ним была паперть. Через широкий портал виднелся иконостас, алтарь просматривался очень хорошо. Неожиданно где-то над головой разразилась медным неприятным звуком звонница, от перезвона колоколов заложило уши. Андрей невольно поднял голову, но то, что он увидел секундами раньше, снова приковало его взгляд к алтарю. В середине алтаря стоял хорошо знакомый Андрею памятник, с черно-белых фотографий смотрят на него три пары глаз.
Три.
Авдонин забеспокоился: «Почему три?» Тут же приметил возле алтаря гроб, при виде которого нашлось определение: «Почему три, когда я угробил только двоих?»
Снова стало страшно.
– В милицию… Меня держали в подвале. Я сбежал.
«А-а… Мальчик. Из церкви».
«Из плена?»
– В больницу потом…
Об этом нужно рассказать. И Марат просил об этом.
Задумавшись, Андрей едва не упал, потеряв равновесие. Изогнувшись, отчаянно помогая себе руками, сумел выровняться на бруске. Кто-то из нищих настойчиво тянул его за штанину: «Подай Христа ради!» Андрей отпихнул грязные руки ногой.
Интересно, а он ответил Марату? Кажется, да. Хотя… Нет, ничего нельзя вспомнить. Значит, нужно повторить еще раз, это очень важно.
Сон не ушел. Как-то странно сдвинулась в сторону панорама с церковью, обнажая часть полупустого помещения. Напротив на казенной койке сидит незнакомый человек, его глаза неотрывно смотрят на Андрея. Кто бы это мог быть?
В мозгу Авдонина происходили необратимые процессы. Он не понимал их сущности, но чувствовал, что теряет что-то жизненно важное, приобретая взамен что-то большое, безграничное, сладко манящее к себе мягким светом. И вдруг неожиданно для самого себя твердо произнес:
– Мне нужен врач.
Ловчак тут же оказался рядом. Совсем близко Авдонин увидел его тревожные глаза и губы, которые быстро произнесли:
– Вам плохо?
– Нет, – словно раздумывая, ответил Андрей. – Мне хорошо. Мне нужен врач, я хочу рассказать ему про мальчика, моего пассажира.
И увидел, как изменилось лицо человека. Андрею показалось, что его глаза стали требовательными, нетерпеливыми. Даже голос стал жестче:
– Говорите. Говорите мне.
– Нет, я скажу только врачу.
– Я друг этого мальчика. Поверьте. Его зовут Саша. Ну как вам объяснить… – Женя на секунду замешкался. – Он был одет в куртку с красными полосками, верно?
Верно – хотел ответить Андрей. Но ему показалось, что все это он уже слышал раньше, совсем недавно. Где?
Панорама церкви сменилась сероватой обстановкой смотрового кабинета приемного покоя. Врач. Медсестра. Милиционер. Недовольный голос врача: «Сказал, во что был одет мальчик: куртка с полосками, кроссовки – и забрал его. Я заявляю, что мальчика увезли насильно…» Потом врач сказал, что больницу во что-то превратили. Во что?.. Нет, не вспомнить. Потом он упомянул про «бандитские рожи».
– Нет, – Андрей покачал головой. – Вам я ничего не скажу. Только врачу.
– Я его друг.
– Нет.
– Я ищу его. Его зовут Саша. Это очень важно.
– Нет.
Ловчак понял, что теряет время. Он поднялся на ноги, махнув рукой на палку, и быстро вышел из палаты. Хорошо, что Марат сегодня дежурит. Может быть, он сейчас на этаже.
Охранник, читавший журнал, вскинул на Ловчака голову:
– Что случилось?
– Сосед пришел в себя. Просит врача. – Хорошо бы попросить охранника позвать доктора, подумал Женя, но тот не двинется с места.
Охранник кивнул и, зевнув, снова углубился в чтение.
Женя, завернув за угол, чуть не столкнулся с высоким врачом, который держал в руках какие-то бумаги. Ловчак извинился на ходу:
– Извините, доктор.
Тот улыбнулся: «Ничего».
Скорее всего машинально Ловчак обернулся на него. Доктор миновал охранника и прошел к двести второй палате, открыл дверь и скрылся за ней.
* * *Что за черт. Качура с недоумением смотрел на человека лет шестидесяти, с абсолютно седой шевелюрой. Человек спал. На тумбочке полиэтиленовый пакет с яблоками, початая бутылка сока. Качура шагнул к тумбочке, стволом пистолета тронул пакет. Приписка, которую он прочел, сказала ему, что он допустил первую ошибку: «Смирнову, в 202-ю палату». Ему нужен был Авдонин.
С самого начала что-то пошло не так. Во-первых, сразу же разобраться с охранником помешал больной, выскочивший из соседней палаты. Качуре ничего другого не оставалось, как войти в палату. Дальше – просто: переждать пару секунд, вернуться, убрать охранника, а уж потом Авдонина. Сделай он наоборот, охранник, заслышав глухие звуки выстрелов, на выходе встретил бы Качуру с пистолетом в руке.
Во-вторых, медсестра. Стерва. Сказала, что он не ошибся, Авдонин лежит именно в двести второй. А где на самом деле? По идее, она могла ошибиться, если заступила на дежурство до того, как Авдонина перевели в другую палату. В какую – Качура не сомневался, что в соседнюю, иначе охранника не было бы рядом. Последний указывал на нее как пальцем. Но вот сидит, сволочь, как раз посередине, иначе можно было бы разобраться по ходу.
Но вот почему Авдонина перевели из одноместной? Решать этот вопрос было некогда. Качура проворно вышел из палаты, выхватывая пистолет. Круговым движением вскинул руку, мгновенно прицелился и произвел точный выстрел. Сближаясь с охранником, выстрелил еще раз. Не глядя на ткнувшегося в собственные колени милиционера, Олег отворил дверь в двести первую палату, с порога внимательно оглядывая больного. Андрей лежал на кровати, глаза полуоткрыты, ресницы часто подергиваются. Качура подошел к больному вплотную и снова вскинул руку с пистолетом.
* * *На вопрос Ловчака: «Где Марат Ягдташев?» – медсестра ответила, что доктор сейчас в приемном покое. Кивнула белым колпаком на телефон внутренней связи клиники, продиктовала номер.
Услышав длинный гудок, Ловчак опустил руку с трубкой и, придерживая телефонный аппарат, набрал номер.
– Этот доктор к Смирнову? – спросил он, поймав на себе взгляд медсестры.
– Как к Смирнову? – Девушка только сейчас вспомнила, что Авдонина перевели в соседнюю палату, а на его место положили Смирнова; его родственники очень обрадовались одноместной палате. Вечером к больному приходили знакомые, но их не пропустили, через нянечку они отослали передачу, девушка как сейчас помнила: прозрачный полиэтиленовый пакет с фруктами. В голосе медсестры прозвучала обеспокоенность: – Нет, он пошел к Авдонину.
Ловчак бросил трубку. Полуобернувшись на ходу, бросил:
