Андрей Воронин - Инкассатор: До седьмого колена
Она на ощупь нашла в сумочке бумажник, не глядя, открыла его и посмотрела на засунутую в прозрачный целлулоидный кармашек фотографию. Света от горевших во дворе резиденции Медведевых фонарей хватало только на то, чтобы разглядеть смутные темные очертания человеческой фигуры. Снимок был чересчур узкий и длинный – не снимок, собственно, а половина снимка, отрезанная от групповой фотографии по настоянию ревнивого Медведева. На второй половине снимка, которая валялась где-то дома, в одном из старых альбомов с фотографиями, была изображена сама Марина – такая, какой она была десять лет назад. Половинку фотографии, которая хранилась у нее в бумажнике, Марина Медведева помнила до мельчайших подробностей. На ней был Андрей Тучков – молодой, смеющийся, влюбленный и беззаботный. Интересно, каким он стал, теперь? Конечно, прошлого не вернешь, но все-таки, все-таки...
Она раздавила окурок в пепельнице, подумала, не выкурить ли еще одну сигарету, но решила воздержаться. За последние сутки она выпила столько кофе и выкурила столько сигарет, что кофеин и табак утратили стимулирующий эффект и не вызывали уже ничего, кроме тошноты и тупой головной боли. Марина с удовольствием выпила бы сейчас коньяку, а еще лучше – ледяной водки, но момент для этого был самый неподходящий, и она решила, что потерпит. Она терпела долгих восемь лет, так неужели у нее не хватит характера продержаться несколько часов?
Марина покосилась на вмонтированные в приборную панель часы. Часы показывали восемнадцать ноль-три, и это было странно. Сначала она даже не поняла, в чем дело, а потом сообразила: машина была прокатная, и там, в родном гараже, кто-то, по всей видимости, снимал с нее аккумулятор, а потом не потрудился установить на часах точное время. Разобравшись, что к чему, Марина поднесла поближе к свету запястье с изящными золотыми часиками. Было начало двенадцатого. Вернув в сумочку бумажник, Марина нерешительно взялась за лежавший там же прибор, напоминавший портативную рацию. В общем-то, все, что имело хоть какое-то значение, она уже услышала, и слушать сальные шутки охранников мужа у нее не было ни малейшего желания. Но почему в таком случае они медлят, чего дожидаются?
Она уже готова была включить подслушивающее устройство, когда новехонькие створки ворот дрогнули и начали открываться. Между ними появилась темная щель, которая быстро росла. Потом там, за воротами, приглушенно заворчал мощный двигатель, блеснули ярким неоном фары, и на дорогу, лаково блестя, солидно и неспешно выкатился «шестисотый» Косолапого. Тонированные стекла мешали заглянуть в салон, но Марина и без того отлично знала, кто сидит внутри.
Она потянулась к ключу зажигания, но не стала заводить двигатель. Тяжелый черный «Мерседес», без видимых усилий набрав с места приличную скорость, быстро скрылся в отдалении. На повороте в последний раз сверкнули его рубиновые тормозные огни, и на улице снова стало тихо и пусто. Однако ворота в кирпичном заборе не закрывались; со своего места Марина хорошо видела охранника Виталия, который, стоя у ворот и держась одной рукой за створку, что-то говорил в глубину двора. В свободной руке у него дымилась зажженная сигарета, которой он лениво жестикулировал. Вид у него был, как у человека, который расслабляется, точно зная, что хозяев нет дома и что о его разгильдяйском поведении, выразившемся в курении на рабочем месте, они, хозяева, никогда не узнают.
Марина невесело усмехнулась: мелочи, мелочи... Вся жизнь складывается из мелочей, и только они, отмеренные в строгой пропорции, способны придать создаваемой тобой картине полное правдоподобие. Но если нарушить пропорцию, если чуточку переборщить, увлекшись нанесением мелких штрихов, опытный глаз обязательно заметит подделку, и вся твоя кропотливая работа разом пойдет насмарку...
Она улыбнулась еще раз, мрачно и многообещающе, когда из ворот, негромко клокоча движком, выкатилась немолодая светло-серая «Волга». Ее стекла тоже были тонированными, темная пленка на них местами отстала от стекла, вздувшись пузырями, из-за чего стекла казались рябыми, нечистыми, как будто машина долго стояла под деревом, на котором гнездятся грачи. Подождав, пока закроются ворота, Марина запустила двигатель прокатного «гольфа», тронула машину с места и поехала вперед, стараясь не выпускать из вида габаритные огни светло-серой «Волги». Она была уверена, что этой ночью наступит развязка.
* * *Черный «Мерседес» выбрался на трассу, которая вела в Шереметьево, и сразу набрал скорость. В бледных лучах фар, фосфоресцируя, неслись навстречу похожие на следы трассирующих пуль линии разметки; покрытые светоотражающей краской дорожные знаки ярко сияли в ночи; слева, на зеленой разделительной полосе, мелькали километровые столбы; справа, сливаясь в бесконечную полосатую ленту, рябили столбики ограждения. В салоне тепло и неярко рдели огни приборной панели, индикатор дальнего света фар горел в полумраке пронзительно-синим пятном – водитель гнал машину, даже не думая переключать фары на ближний свет, когда навстречу попадались другие автомобили. Он не снизил скорость, даже когда впереди, на площадке для отдыха, показался хищно припавший к асфальту, вытянутый, как акула, милицейский «Форд», казавшийся при таком освещении черно-белым. Гаишник, выглядевший неуклюже и мешковато из-за напяленного поверх униформы бронежилета, топтался рядом, держа правую руку на казеннике висевшего под мышкой автомата. На запястье у него болталась полосатая дубинка, в опущенной левой руке мент держал радар. Он вскинул руку, будто участвовал в дуэли на пистолетах, и слепое бельмо радара нацелилось на «Мерседес». Полосатый жезл повелительно поднялся, преграждая дорогу; «мерин» притормозил, включил указатель правого поворота и с громким шорохом запылил по гравию обочины, едва не задев зеркалом отскочившего в сторону инспектора.
– Осторожнее, баран, – сказал водителю сидевший рядом охранник. – Ты этого мусора чуть не переехал!
– А я виноват, что какая-то сволочь мне на капот прицел установила? – цитируя старый анекдот, ответил водитель и полез в карман пиджака за документами.
Он нажал кнопку стеклоподъемника, и окно слева от него открылось с негромким жужжанием. Водитель сплюнул в него, наблюдая в зеркало за тем, как освещенный тревожным красным сиянием тормозных огней гаишник неторопливо идет к машине, помахивая своей полосатой светящейся дубиной. Идти ему пришлось далековато: тормозной путь летевшего на огромной скорости «Мерседеса» получился изрядным.
Сидевший рядом с водителем охранник длинно, тоскливо зевнул, вынул из кармана сигареты и покосился на заднее сиденье. Возражений оттуда не последовало, он закурил, опустил стекло со своей стороны и тоже звучно, с чувством сплюнул в темноту.
Гаишник, хрустя гравием, приблизился к машине, наклонился и, неохотно козырнув, пробормотал что-то неразборчивое – представился, значит.
– Извини, командир, нарушили маленько, – дружелюбно улыбаясь, сказал водитель.
– Двести двадцать километров в час – это не «маленько», – заявил гаишник и протянул руку ладонью вверх. – Документы предъявите.
Некоторое время водитель смотрел на эту ладонь с таким видом, словно собирался в нее плюнуть, а потом все-таки передумал и отдал документы.
– Выйдите, пожалуйста, из машины, – буркнул мент, невнимательно разглядывая права и техпаспорт.
– А может, не надо, командир? Разойдемся как-нибудь по-человечески, а? Штраф, что ли, возьми или как там у вас это называется... Я ж не спорю, что нарушил! Понимаешь, в аэропорт опаздываем!
– Нужно было выехать заранее, – сказал мент, похлопывая себя по ладони правами. – Нынче все опаздывают, а в правилах, между прочим, ясно указано, что скорость на автомагистралях для легковых автомобилей не должна превышать сто десять километров в час. А вы ее на сто десять превысили... Я жду! Выходите из машины!
Он снова положил ладонь на казенник автомата, и водитель, недовольно ворча, полез из машины.
– Ну, вышел, – сказал он, – ну и что?
– Сделайте выдох в мою сторону, – потребовал мент.
– Чего? Я, по-твоему, пьяный, что ли? Ну, на!
Водитель громко выдохнул воздух прямо в лицо гаишнику. Тот повел носом, с сомнением покрутил головой и сказал:
– Пройдемте.
– Куда?
– В нашу машину. Протокол составим, а заодно и пробу на алкоголь возьмем. Сдается мне, что вы все-таки выпили. Пройдемте.
– Да опаздываем же! Самолет ведь не станет ждать, пока я в твою трубочку дуть буду!
– Сами виноваты. Самолет самолетом, а правила нарушать никому не позволено. Улетите следующим...
– Да не я! Хозяин мой улетает! Он же меня уволит к чертовой матери, если опоздаем!
– Конечно, уволит, – не скрывая злорадства, сказал гаишник. – Я бы на его месте вас точно уволил. С вами ездить опасно. Сначала время тянете, а потом летите, не разбирая дороги...
