Это моя земля! - Громов Борис
Стрельба внутри периметра рынка меж тем понемногу меняла тональность. Уже перестали молотить КПВТ и ПКТ бронетранспортеров, да и гранат больше не слышно. Теперь все больше одиночные – на добивание. И только изредка – ожесточенные, но короткие перестрелки: последних попрятавшихся «зачищают».
«Алтай-11 – Граду-6», – снова выходит на меня подполковник Скворцов.
– На связи.
«Все, поднимай своих, и давайте к нам. Прибрать тут поможете».
Помочь – это мы завсегда. Снова вызываю всех подчиненных мне на время операции архаровцев и даю команду на выдвижение. Опять же, благодаря придурку на «Хаммере» и мастерству Олега Уткина, со способом проникновения тоже мудрить не придется: ведущие на территорию рынка ворота по-прежнему открыты нараспашку. Надо не забыть по дороге этот хромированный «гроб на колесах» проверить. Пассажиров-то мы упокоили, а вот водитель из внедорожника так и не выбрался. Тут уж одно из двух: или Олежек наш ему голову прострелил, или мертвец, подобно своему московскому собрату у мотомагазина на Садовом, из-под ремня безопасности выбраться не смог. Я к Дублям, понятное дело, со всем пиететом и уважением, но, думаю, второй вариант вероятнее.
Так, ну что? Пошли бойцы? Пошли! Значит – и мне пора, чтоб не отстать. Закончили там наши внутри или нет – вопрос отдельный. Но к воротам выдвигаемся развернутой цепью и «перекатом», попарно прикрывая друг друга. Пока один боец короткую, на пять-шесть метров, не больше, перебежку делает – второй его страхует и, случись что, огнем прикрывает. Потом – наоборот.
Влетев сквозь створки ворот на территорию рынка, понял – можно слегка расслабиться: проломы в противоположной от нас стене надежно перекрыты бортами бронетранспортеров, на самой стене уже заняли позиции снайперы и автоматчики с коллиматорными прицелами. Двор тоже взят под плотный контроль: считай, на каждом углу – по автоматчику. Одни просто обстановку контролируют, другие пленных бандитов в общую кучу посреди двора сгоняют. Внутри бывших торговых точек, превращенных новыми хозяевами в жилые помещения, и ангаров время от времени еще хлопают выстрелы, но уже исключительно пистолетные. Окончательный контроль. Взмахом руки подзываю Бурова и передаю ему настроенную на командирскую волну радиостанцию.
– Все, Андрей, принимай командование. Грому-6 доложишь – и действуй по его указаниям. А я пока пойду в какой-нибудь темный угол и сдохну там нафиг.
– Что, так все плохо?
– Ну, кровью вроде не кашляю, но дышу через раз, блин. Каждый выдох – будто кирпич выхаркиваешь. Отдышаться мне нужно.
– Ага, – гыгыкает нарисовавшийся из-за плеча напарника Солоха. – А еще лучше – в отпуск. На воды целебные. В Форж!
– Идите уже, – отмахиваюсь я от своих «неразлучников». – Все бы вам над больным начальством петросянить…
– А как иначе? – бросает мне на прощанье ехидный хохол. – Пока начальство в силе – над ним глумиться чревато. Вот и выждали момент.
Отдыхать я решил не в гордом одиночестве, а в компании троих перекуривавших неподалеку «щитовых». Парни явно закончили свою во всех смыслах тяжелую работу, их выстегнули из тяжеленных «Гаврил», и теперь они с видимым наслаждением затягиваются табачным дымом, облокотившись на свои бронированные «орудия производства».
– Вы как, мужчины? – киваю я на несколько явно свежих вмятин на щитах.
– Не сказать, чтоб сказочно, – покачивает головой Игорь Винокуров, «щитовой» второго взвода нашей роты. – Но у тебя, похоже, все-таки хуже…
Да уж, раскуроченный Тигра, по-прежнему висящий у меня на груди, внушает уважение.
– Из чего прилетело? – аккуратно притрагивается пальцем, обтянутым кожей перчатки, к развороченной ствольной коробке автомата Сашка Уржуйцев, старый мой приятель по чеченским командировкам, служащий во второй роте.
– А кто ж теперь правду скажет? – пожимаю плечами я. – То ли пулемет, то ли «снайперка»… Думаю – первое.
– Или тебе крепко свезло и кто-то очень вовремя нахлобучил того снайпера, который тебя добить не успел, – предполагает Пашка Белоусов, третий из перекуривавших.
– Или так, – соглашаюсь я. – В любом случае – повезло.
«Щитовое трио» дружно выражает согласие. Уж кто-кто, а они отлично представляют, что это – когда в тебя попадает пуля.
– Борян!!! – Выглянувший из-за здоровенного ангара, в котором еще совсем недавно торговали турецкими джинсами и китайскими спортивными костюмами, Солоха изо всех сил машет мне руками, привлекая внимание.
– Блин, Андрей, ну на кой орать-то? Связь тебе на кой вообще? – укоризненно пеняю я ему. – Мне в моем состоянии вот только и дел, что за тобой рысачить.
– Да позывной я себе не выдумаю никак, – разводит руками Солоха. – Ну не Хохлом же мне, на самом деле, называться?
– Да хоть и Хохлом, – через силу хохотнул я, – тебе пойдет…
– Бросай лыбу давить. – Андрей как-то вдруг разом становится преувеличенно серьезным. – У меня не сильно радостные новости…
М-да-а-а… Картинка, конечно, мерзенькая. Привел меня Андрей прямиком к… загону? Вольеру? Черт его знает, как обозвать эту здоровенную клетку. Да и не важно. Важно – что внутри. А внутри – зомби. Много, штук тридцать, не меньше. Причем – неупокоенные. Вполне себе такие, сука, активные: пасти свои осклизлые черно-синие, запекшейся кровью измазанные, щерят, синюшно-бледные грязные руки сквозь частые прутья решетки просунуть пытаются, сипят, по своему обыкновению, тихо, но жутко. На кой они абрекам понадобились – точно не знаю, но догадка имеется. Скорее всего – средство устрашения и место казни одновременно. По крайней мере костей под ногами этих мертвецов – полно. Я, понятно, не ахти какой специалист по анатомии, но ребра, тазовые кости и черепа там однозначно человеческие. Да и окровавленного тряпья среди костяков хватает. Значит – скармливали мертвецам пленных. Ну или провинившихся в чем-то, шибко строптивых. Опять же, зная некоторые особенности менталитета, – почти наверняка еще и шоу из этого устраивали. Тьфу, гадость какая!
– И на кой ты меня сюда приволок, Андрюх?
– А ты приглядись внимательнее. – Солоха тычет указательным пальцем в дальний от нас угол клетки.
Темно там, а солнце еще не встало толком… Присматриваюсь, даже на пару шагов к клетке подхожу… Твою дивизию! Это что ж мне теперь Антонине-то говорить? Соболезнования приносить или совсем наоборот – хвалить за ум и сообразительность?
В залитом кровью мертвяке, одетом в пробитый пулей точно посередине груди армейский камуфляж, пусть и с некоторым трудом – из-за корки свернувшейся крови на бледном и каком-то обвисшем лице – все же можно опознать Тонькиного мужа Романа. Да уж… Недолго же ты, родственник, своим умом жил… Интересно, а остальные-то ваши «выживальщики» где? Хотя чего уж там врать – судьба великовозрастных идиотов, внезапно и не совсем понятно на каком основании возомнивших себя Крутыми Уокерами, меня не сильно интересует. Опять же – вот она, эта самая судьба, стоит в углу клетки и окровавленные зубы скалит. Разве что се́мьи их жалко. Они ведь вместе с семьями из Пересвета отчалили. И что-то подсказывает мне, что ничем хорошим для молодых женщин и маленьких детей знакомство с обитателями «Гермеса» закончиться не могло. И оживший труп мужа моей сестры – вполне доходчивое тому подтверждение. Негостеприимные были у рынка хозяева.
– И что мы теперь Тоне скажем? – горько вздыхает Солоха.
Он за время совместного проживания мою сестру, похоже, чуть ли не в состав семьи включил. Ну и относится соответственно – как к взрослой дочери. Периодически это со стороны выглядит весьма забавно, ведь на деле разница между «доней» и «папочкой» – чуть меньше десяти лет. Но переживает за Тоську Андрей явно искренне.
– Ничего не скажем, брат, – упрямо рублю ладонью воздух я. – Совсем скрыть, понятно, не получится. Не у одних нас глаза есть. А отрядные автобусы – вон они, на площадке стоят, даже отсюда вижу. И выжившие, думаю, найдутся. Но вот это… Это мы с тобой не видели.
Пока Андрей задумчиво морщил переносицу, я потянул наружу из набедренной кобуры Старичка. Может, оказался Рома для моей сестры не самым лучшим мужем. Может, совершив самую страшную, ставшую последней в его жизни ошибку, он едва не подвел под удар и ее. Но такого вот омерзительного посмертия он все же не заслуживает. Дистанция тут небольшая, мертвецы в клетке стоят, буравя нас своим нечеловеческим взглядом, будто завороженные, и практически не шевелятся. В общем – почти как по картонной мишени в тире… Лязгает негромко затвор пистолета, загоняя в патронник девятимиллиметровую свинцовую смерть в медной оболочке, мушка сводится с це́ликом, палец привычно выбирает свободный ход спускового крючка. Умер ты, Рома, глупо и страшно. Но – покойся с миром! Мертвец с простреленной головой рухнул бревном, плашмя, на пол клетки, под ноги остальным. «Отряд не заметил потери бойца», в смысле – остальные зомби на произошедшее вообще никак не отреагировали. Не ученые еще, не пуганые. А в разряд ко́рма тело моего незадачливого бывшего родственника для них перейдет минут через пять, не раньше.
