Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич
— Я за што тэбэ такие дэнгы плачу? — спросил Мехметов своего гостя, появившегося в душной гостиной сразу после отбытия вдовы Юрия Николаевича Лапотникова. — За што? За то, што ты нэ прастой мэнт, ты мэнт асобэнный. Залатой мэнт. Твае дэло, майор, балших прэступников лавить. Вот ты и лави. Пачему облава дэлал? Мы луди малэнькие. Памидор из Узбэкистон вэзом, вастошный сладаст. Чэстна таргуэм. Ти вор лавы, бандыт сажай, а чэсный луди жить давай.
В голосе Мехметова, распекавшего своего гостя, чувствовались ласковые нотки. Шутка ли, суметь подкупить одного из недавно назначенных заместителей начальника отделения регионального управления по борьбе с организованной преступностью? Это дорогого стоит. Ну так есть за что платить. Однако майор человек честолюбивый, с ним разговаривать нужно осторожно…
Гость, устроившись напротив хозяина в услужливо подвинутом ему кресле, достал из кармана светлого пиджака скомканный платок и отер им пот с раскрасневшегося от жары лица. На шее молча внимавшего речи Мехметова человека ярко выделялся старый белый шрам.
— Я атэц хараниль, дэвяноста восэм лэт биль, Аллах молил, па совэсти жил… — На толстом круглом лице Адыла появилось выражение неподдельной скорби. Мехметов закатил глаза к потолку. — Прыехал, ещо горэ, друг умэр, а я друг дэнгы даваль, чтоби сахраныл, пака мэня нэт. Атэц патэрал, друг патэрал, нищий стал. Да ищо луди твой моих рэбят обижаль. Нэ харашо, майор, за щто дэнгы бэрош?
Гость, дождавшись паузы, решил-таки превратить монолог хозяина в беседу.
— Что притоны твои, Адыл, пошерстили, то, извини, сам знаешь, надо мной начальство есть, да и не наши это, — твердо сказал майор. — И так тебя опекаю, как могу. В этот раз, извини, не смог. Эту операцию городская милиция проводила. Генерал приказал, господин Физкультурников, может, слыхал о таком? — Майор усмехнулся. — А насчет денег, ищу пока, есть соображения, думаю, скоро найдем твою пропажу…
— Сладко гаваришь, майор, — покачал головой толстяк, прищелкивая языком. — Саабражэныя у тэбя ест, ай-ай-ай! А дэнег — нет! Мнэ дэнгы нада, а нэ саабражэныя. — Помолчав немного, Мехметов задумчиво поинтересовался: — Зачэм гэнэрал бэдный тарговэц абижать? — Сказав эти слова, Адыл, по своему обыкновению, надолго умолк. Установилась никем не нарушаемая тишина. — Зачэм гэнэрал маи рэбята? — спросил наконец Мехметов. — Дэнэг мало?
— Дело не в деньгах, Адыл Садыкович, — с нажимом на отчество собеседника произнес гость. — Есть такая штука, как мнение народное. Журналисты разные, телевизионщики. Слишком обнаглели твои торговцы восточными сладостями. Руководству приходится меры принимать. Генерала трясут, в городе, что ни день — новый покойник, а у нас, знаешь ли, не Чикаго, и даже не Москва. Многие в сторону твоих соплеменников указывают — они, мол, их рук дело…
— Ай-яй-яй, майор, нэ харашо гаваришь, — заволновался Мехметов, который на секунду сбросил маску самоуверенного спокойствия. — Нэ харашо. Я сам в испугэ. — Толстяк приложил обе ладони к груди. — Зачэм мнэ шум, ну ти падумай, а? У мэня балшой сдэлка сарвался, луди подвел, хароший луди, дэнгы прапал, нэ малий дэнгы. Друг, Юрый — умэр, замэстытэл его, Владык, тоже умэр, всэ умэр, кто нэ вазмысь. Вчера биль, сэгодня умэр. Чтобы дэло дэлать живой луди нужны, а с мертвий — какой толк?
— А Ушакова Алексея не твои ли парни убили, а? — в лоб спросил майор и пристально посмотрел на собеседника. — Говорят, вы его в подвале держали, да он сбежал. Отомстить решили?
На сей раз Мехметов оказался готов к внезапной атаке, и пронзительный взгляд не принес майору успеха. Мехмет хоть и великий актер, но так сыграть даже и он не смог бы. Майор, у которого и без того почти не оставалось сомнений в том, что собеседник его не отдавал приказа убить Ушакова, как, впрочем, и любого другого из погибших за эти дни, понял, что Мехметов говорит ему правду. Мехмет врал, утверждая, что не знает никакого Ушакова, но это как раз не имело большого значения. Окончательно ясно становилось одно: Мехмет не нанимал никого ни для одного из этих убийств, а его собственное окружение на такую чистую работу не способно.
— Ладно, — бросил майор, посмотрев на часы. — Мне пора. Деньги я тебе найду. Скоро найду, не беспокойся. А насчет облав, можешь спать спокойно, тревожить не будут. — Майор выпрямился во весь свой немалый рост, расправил могучие плечи и бросил как бы невзначай: — А знаешь, кто на генерала Физкультурникова надавил, чтобы тот за вас взялся? Не знаешь, а я скажу, некто Олеандров, может, слыхал? И еще кое-что скажу — его и тебя интересует один и тот же человек.
Майор усмехнулся и, не добавив больше ни слова, решительно направился к выходу.
Нина, натерпевшаяся немало страха в гостиной Мехметова, вернувшись домой, постепенно пришла в себя. И когда Саша, ссылаясь на позднее время, засобирался было домой, радушная хозяйка, усмехнувшись, напомнила гостю о его утренних играх в догонялки с омоновцами. Совершенно забыв о сидевшем в гостиной Гасане, Нина накрыла стол прямо в своей комнате и с усердием принялась потчевать своего гостя.
Климов же, привыкший, что последнее время ему обычно снятся его далекие предки, чувствовал себя немного не в своей тарелке после общения с потомком Марко Бессо. Привидится же такое! Куда как пострашнее Анслена с Эйриком. Те, как дети, не больно-то и понимали, что творили, а эти… Куда до них викингам и баронам-грабителям. A furore Normanorum libera nos, Domine [22]. Из средневековой молитвы. Нет, это устарело, лучше уж, Господи, избавь нас от благ, сулимых политиками!
Впрочем, если почаще телевизор смотреть, особенно выступления каких-нибудь мелкотравчатых депутатов, мечтающих добраться до бездонной кормушки, которую сплошь и рядом вырывает из их чистых законодательских рук власть исполнительная, ей-Богу, и не такое приснится…
Саша и сам не заметил, как развеселился. Приятно все-таки, когда с женщиной говоришь о рок-музыке, а она при этом не смотрит на тебя как баран на новые ворота.
Правда, к числу фэнов группы «The Doors» «мама» Нина (Климов неожиданно для себя отметил, что эта круглолицая брюнетка с гладкими длинными волосами может быть очень даже приятной в общении) не принадлежала, диск достался ей в подарок. Просто в одной компании она и Юрий Николаевич (тогда еще молодожены) смотрели недавно появившийся на видео фильм Оливера Стоуна, и хозяева, увидев, что молодой жене нужного им человека понравилась киноверсия истории Джима Моррисона и его группы, решили, попросту говоря, подольститься к Нине, подарив ей эту редкую запись.
Климов, собственно говоря, к числу больших поклонников «The Doors» тоже не принадлежал, просто некоторые их композиции очень глубоко трогали его, и особенна та, которую он слушал прежде, чем заснуть, — «The End». Саша едва удержался, чтобы не попросить радушную хозяйку продать ему этот альбом, но не захотел портить ей настроение. Тем более что денег у него все равно не было.
Нина так искренне веселилась, хотя пила совсем мало, что ее беззаботное состояние передалось Александру. Он ожидал, что вдова начнет жаловаться на свою тяжкую долю, на то, что муж ей ничего не оставил, что и на даче, к которой Нина так привыкла, у нее уже нет права появляться, и все такое прочее, но этого, к его изумлению, не случилось.
На неутешную вдову она ничуть не походила. Нина с удовольствием болтала о музыке, которую они с Сашей слушали, меняя диск за диском, и не задавала никаких каверзных, ставших уже за последнее время Климову привычными вопросов о пропавших деньгах. Дело шло к полуночи, и сквозь сладковатую истому легкого винного дурмана Саша все реже и реже вспоминал о том, что собирался сегодня пригнать Манишкину свою машину.
И действительно, куда спешить? За веселым разговором и радовавшей душу «Монастырской избой» Саша даже как-то и не обратил внимания, что его сегодняшняя спасительница слишком уж часто выходит из комнаты и, возвращаясь, постепенно как-то странно меняется. Однако скоро Саше стало очевидно, что глаза Нины как бы померкли, движения стали менее уверенными, а разговоры о музыке почти бессвязными. Климов, которого, разлившаяся по жилам выпивка только сильнее разгорячила, не понимал причин явной Нининой заторможенности.
