Виталий Гладкий - Сплетающие сеть
– Покормим… чуть позже. А для начала скажи, почему вы сюда пришли, и кто вас послал?
– Здрасьте, я ваша тетя. Мне что, нужно выступать в качестве попугая? Вам ведь уже все рассказали.
– Не дерзи, красотка, – вдруг продал голос тот, что стоял у окна. – Ты не в кабаке, а мы не твои кавалеры.
Кто вас послал, отвечай!
Голубоглазый смотрел на Каролину с беспощадной холодной злобой. Садист, ей-ей, садист, мелькнуло у меня в голове. С ним нужно держаться повежливей. Хорошо бы подсказать это Каролине…
Но девушка уже закусила удила.
– Не надо на меня кричать! Кто послал, кто послал… Вы что тут, в лесу, сбрендили!? Выловили заблудившихся дачников и устраиваете сцену допроса в гестапо. Не имеете права! Я…
Голубоглазый перебил ее на полуслове:
– Закрой ей пасть, Чех, – приказал он резким тоном.
Один из стоявших позади нас охранников рывком за плечо развернул Каролину к себе лицом и нанес ей короткий удар в солнечное сплетение. Девушка упала бы на пол, как подкошенная, но он схватил ее за шкирку и усадил на стул.
– Ты что делаешь, гад!? – возопил я в страшном негодовании и бросился на Чеха.
И получил то, что ожидал. Второй охранник провел великолепный удар в челюсть, и я улетел по инерции в дальний угол. Я надеялся, что все выглядело весьма правдоподобно. Главное, чтобы охранник не понял, почему от легкого касания кулаком пленник запорхал, как птичка.
Я интуитивно рассчитал траекторию удара и вовремя сумел погасить его силу. Все получилось как в боевике, когда артисты изображают драку: в момент удара один из партнеров отталкивается от земли и прыгает, поэтому легкая оплеуха превращается в пинок немыслимой мощи, отбрасывающий притворщика на приличное расстояние.
Своим безрассудным поступком я выполнял две задачи. Первая, и главная, – они должны поверить на все сто, что в единоборствах я полный дилетант и вообще слабак. А вторая, попутная, подтверждала мои амурные отношения с Каролиной. Разве истинный кавалер останется спокойным, когда избивают его девушку?
Для понта я полежал с минуту в "нокауте", пока мне на голову не вылили кувшин воды. Когда я встал, пошатываясь, на ноги, Каролина уже дышала свободно, но была очень бледна. Она смотрела на меня с жалостью и состраданием.
– Надеюсь, теперь вам всем понятно, кто тут может качать права, – насмешливо сказал рыжий.
– Что тут непонятного, – ответил я и, болезненно морщась, потрогал челюсть. – Таким кулачищем и убить недолго…
– Слышишь, Чех, клиент в восхищении, – сказал рыжий, растягивая полные, неестественно красные, губы в гнусной улыбке. – Теперь он обещает быть паинькой.
Охранники заржали. Только на лице голубоглазого не дрогнул ни единый мускул; он глядел на нас холодно и оценивающе – как естествоиспытатель, перед тем, как препарировать лягушку.
– А теперь говори: кто вас послал? – Рыжий смотрел на меня змеем подколодным.
– Гражданин начальник, как на духу говорю, – заблудились мы! – С плаксивой миной на лице, я умоляюще прижал ладони к груди. – Честное слово!
– Интеллигенция… – снисходительно бросил рыжий и посмотрел на голубоглазого. – Ну, что скажешь?
– Думаю, они не лгут. А если я все же ошибаюсь… то какая нам разница?
Они понимающе переглянулись.
– Ты прав, – сказал рыжий, снова неприятно осклабившись. – Никакой разницы. Чех, прикажи, чтобы их накормили.
– Бу сделано. А что потом?
– По обычной схеме, – небрежно бросил через плечо голубоглазый, вместе с рыжим направляясь к выходу. – Вертолет заправили?
– Еще утром.
– Пусть летун будет наготове. И чтобы он был трезвым! Иначе я из него отбивную сделаю.
– Тогда придется запереть его в боксе.
Охранники и дежурный оператор рассмеялись.
– Делай с ним, что хочешь. Хоть к столбу привяжи. Сегодня или завтра должен прибыть босс, нас уже предупредили. Поэтому вертолет могут затребовать в любой момент. Так что объясни тому остолопу, чем может закончиться неподчинение приказам.
– Нет проблем…
Они ушли. Нас отвели в то же самое помещение, где мы находились до допроса, и принесли поесть. Нам дали наваристый суп с мясом, по две котлеты с картофельным пюре, салат из капусты и огурцов, апельсиновый сок и буханку хлеба.
Упрашивать нас не пришлось, и вскоре все тарелки показали дно. Остатки хлеба мы рассовали по карманам – по моему приказу. Когда забирали грязную посуду, я попросил закурить. Нам дали начатую пачку "Примы" с фильтром и спички.
Я курил и размышлял. После допроса наши тюремщики стали мне не нравиться еще больше. Мы попали в очень опасный переплет, если судить по тому, что я увидел и услышал.
Во-первых, почему на допрос нас повели не поодиночке, а всей командой? Непрофессионализм, или?..
Скорее, "или". Им было совершенно безразлично, кто мы и что собой представляем. По большому счету, их интересовал всего лишь один единственный вопрос: не стало ли известно кому-нибудь постороннему о существовании секретного комплекса?
А во-вторых, меня очень смутили намеки, которыми обменивались рыжий и голубоглазый. Что означали слова "по обычной схеме"? Нас намереваются отпустить подобру-поздорову? Не похоже. Хотят пустить в расход? Вряд ли. А иначе зачем тратить на нас продукты и кормить обедом?
Прибывает босс… Может, эти мелкие шавки намереваются показать нас своему высокому начальству? Не исключено. Но и не факт. На кой ляд большому боссу какие-то бродяги?
Перебирая разные варианты, я все больше и больше утверждался в мысли, что свободы нам не видать. Мне не очень представлялось, зачем мы им нужны (а что это так, я теперь был абсолютно уверен) и какая участь нам уготована, но в любом случае на наших жизнях они поставили крест.
Не нужно быть очень опытным физиономистом, чтобы суметь прочитать циничное безразличие и расчетливую жестокость на лицах тех, кто нас допрашивал. Мы являлись для них ничем, мусором. Но мусором, все-таки представляющим некоторую ценность. Какую именно?
Мне не нужен был ответ на этот вопрос. Попавшему на сковородку карасю все равно, под каким соусом его подадут к столу.
Я лихорадочно соображал, как нам сбежать. И мысленно корил себя за нерешительность, проявленную во время нашего пленения. Гляди, все и обошлось бы. Фактор внезапности дает определенные преимущества.
Ведь те, кто нас задерживал, понимали, что никакие мы им не противники. Они даже представить не могли, что безоружные старик, девушка и парень способны оказать сопротивление трем мордоворотам с автоматами в руках.
А я упустил отличный момент. Осел! И что теперь? Ждать дальнейшего развития событий? Как бы не так!
Нужно рисковать. Мне вовсе не хотелось продолжить знакомство с нашими очень несимпатичными тюремщиками. Можно только представить, какой сволочью является их босс…
Я придвинулся поближе к своим друзьям и начал излагать им план побега. Время шло. Где-то снаружи залаял пес, потом что-то громыхнуло, – будто на лист железа упустили кувалду, затем проехала грузовая машина… Но нам было не до внешних раздражителей. Мы решали свою судьбу.
Глава 34
Все без исключения планы плохи тем, что практически никогда и ничто не идет так, как задумано. Если это строительство, то планируемый срок сдачи объекта и смету можно совершенно спокойно умножать на коэффициент полтора. Это как минимум.
Если это спецоперация, то можно не сомневаться, что группу десантируют не там, где нужно, связь окажется "засвеченной", а радист-шифровальщик сломает ногу. И тогда элементарно простое задание превращается в головоломку, кроссворд, который почти невозможно решить теоретически в штабных условиях, не говоря уже о благополучном завершении мероприятия на практике, когда времени в обрез.
Ну, а что касается планов побега, то здесь и вовсе все находится в области предположений, смешанных с фантастикой и упованиями на удачу. Самым дерзким хрестоматийным побегам обычно сопутствовало головотяпство тюремщиков и масса других, совершенно невероятных факторов.
По моему уразумению, учесть их во время планирования способен только полный идиот, абсолютно не способный к логическому мышлению. Умному человеку такое просто не может взбрести в голову, потому как он точно знает, что это абсурдно.
Так получилось и с нашим планом, казалось бы продуманным до мелочей. Хотя и в нем было много всяких "авось" и "предположим". Впрочем, все по порядку.
Ближе к вечеру раздался шум мотора, и винтокрылая машина улетела; наверное, встречать босса. Примерно через полчаса дверь нашего узилища отворилась, и в помещение вошли уже знакомые нам охранники.
С ними был и незнакомый человек в штатском. Точнее, в халате, очень похожем на медицинский, только светло-серого цвета.
Похоже, это и впрямь был доктор, потому что в кармане его халата торчал фонендоскоп. Он был немногословен, сухощав, деловит и черен, как галка. Разговаривал доктор с неуловимым акцентом и чересчур правильно, чтобы быть славянином. Иностранец? Что ему тут делать, в такой глухомани?
