Роберт Тайн - Красная жара
Бритоголовый покарабкался вниз по металлическим ступеням, высматривая через плечо Стоббза и Галлахера. Хотя вообще-то ему лучше стоило бы глядеть вперёд, ибо первый признак присутствия в недалёком соседстве Ридзика он почувствовал лишь тогда, когда тёплый ствол револьвера уткнулся ему в затылок.
— Замри, сучонок, — прошептал Ридзик. Бритоголовый медленно поворотил голову и обнаружил улыбающегося Арта.
— Бляаааа, — сказал Бритоголовый.
— Только не нужно нервничать, — сказал Ридзик. — Я этим на жизнь зарабатываю.
Вскоре и Галлахер со Стоббзом сползли по лестнице, Галлахер веселился.
— Ай да Арт, ай да сукин сын. А мы-то думали, у тебя нервы сдали.
— Это ты мог такое подумать, Том, — отвечал Ридзик невинным тоном, — но вот лейтенант Стоббз никогда бы так не подумал. Он-то сразу усёк, что я собираюсь сделать. Верно, лейтенант?
Стоббз медленно покачал головой, убирая оружие в кобуру:
— Напомните ему о его правах, Ридзик. А как этих ребят сдадим, у меня будет ещё работка для вас обоих.
— Сомневаюсь, что такая же весёлая, — сказал Ридзик.
* * *Арт Ридзик и Том Галлахер стояли в зале прилетов международных рейсов аэропорта О'Хейр ровно в 7 часов пополудни. Таможня была переполнена, и сотни людей пробивались сквозь огромное помещение, волоча свой багаж к выходу.
— Пойду проверю, сел ли этот самолёт, — сказал Галлахер, направляясь к справочной.
— Отличная мысль, — пробормотал Ридзик. — Валяй. Его взгляд немедленно обратился в сторону привлекательной белокурой стюардессы. Она толкала перед собой складную тележку с чемоданом. А Ридзик всегда обожал путешествовать.
— Эй, привет. Как делишки, милая?
Холодный взор её голубых глаз не задержался на нем.
— Мотай отсюда.
— Спасибо. Огромное спасибо. Отличная мысль, — ответил он бесстрастно, в то время как она, миновав его, прошествовала к выходу.
Вернулся Галлахер:
— Самолёт прилетел. Он должен появиться с минуты па минуту.
— У-гу, — Ридзику удалось оторвать взгляд от круглой попки стюардессы. — Слушай, а ты видал рапорт Стоббза про этих Бритоголовых?
— Да, — сказал Галлахер. Ридзику это не понравится. — Он написал, что твоё поведение было «надлежащим».
— Боже мой, — сказал Ридзик, вытаскивая пачку сигарет из кармана рубашки. — Надлежащим? И все?
— Слушай, Арт…
— Ясно, Том, — Ридзик закурил. — Если бы я полез по ступенькам вслед за вами, ребята, этот дерьмоголовый Давно бы уже смылся.
Он с силой выдохнул:
— Просто Стоббзу не нравится, что ты его все время подкалываешь. Он от этого дураком выглядит.
— Но я ведь сделал работу, верно?
— Арт, — сказал Галлахер, — пожалуйста. Дело в особенностях твоей личности. Стоббзу они не нравятся.
— Особенности личности? А он сам. У него личность рекламной тумбы.
— Слушай, я понимаю, что ты его не любишь, но не дёргайся. Все-таки именно он составляет отчёт о твоей пригодности, если помнишь.
Ридзик отвернулся, глянул на толпящихся вокруг людей:
— Как тут забудешь.
— Послушай моего совета. Не порти ему настроения. Ридзик бросил недокуренную сигарету на пол и раздавил её каблуком.
— Ладно, ладно, какие дела. А какого черта нас в это вот сунули? И чего этот комуняка делает в Чикаго?
— Потому что тот комуняка, которого этот комуняка заберёт домой, сидит на шее у нашего отдела, — терпеливо стал объяснять Галлахер. — Это просто одна из тех чудесных штук, что произошли в мире поддержания правопорядка за то время, пока ты был отстранён от дел.
— Ага, понятно, жаль, что я это проворонил. Только стоит заметить, что не по своей воле я проторчал три недели без зарплаты. Наверно, это было величайшим достижением в связях востока с западом.
— Я бы не сказал, что это не беда.
— А комуняки, они хитрые, старик. Знаешь, весь мир хотят к рукам прибрать.
Галлахер вздохнул. Задание-то было очень простое. Встретить русского мента, отвезти его в гостиницу; завтра утром забрать русского мента, передать ему арестованного и сказать: «Приятного полёта». Но Ридзик, как только он один это умеет, склонён все дело, насколько можно, усложнить.
— Сделай мне одолжение, Арт. Попридержи свой язык на эту тему. А то ещё из-за тебя третью мировую войну затеют.
— Неважно это будет смотреться в моем личном деле. Галлахер вглядывался в толпу людей:
— А тебе не приходило в голову… как мы узнаем этого парня?
На что Ридзик, глядя в другую сторону, ответил:
— Том, у меня такое чувство, что с этим проблем не будет.
Через толпу пробирался капитан Иван Данко. Не говоря уже о своих размерах, которые сами по себе были внушительны, он и так бы выделялся в любой толпе. Ибо был одет в полную форму офицера московской милиции. Форма была строгого серого цвета, если не считать красных с золотом погон и красных нашивок на воротнике. На груди у него красовались две широкие колодки наградных знаков. Он двигался им навстречу, держа свой потрёпанный старый чемодан.
— Ты погляди на его штиблеты, — прошептал Ридзик, уставившись на толстые резиновые подмётки Данковых сапог. — Не иначе, как он их с трактора спёр.
— Заткнись, Арт.
— Спорим, что он по-английски Не говорит. Галлахер подошёл к Данко.
— Капитан Данко? Данко остановился:
— Да!
— Я сержант следственного отдела чикагской полиции Галлахер. Рад вас видеть — добро пожаловать в Чикаго.
Лицо Данко не отразило никаких эмоций. Ни радости, ни грусти, ни даже простого любопытства. Лишь полное безразличие.
— Спасибо.
— А это мой напарник, сержант Ридзик. Ридзик помахал ручкой:
— Вы впервые в Чикаго? — спросил Галлахер, тут же поняв всю глупость своего вопроса.
— Да.
— Тааак… — сказал Галлахер неуверенно. — Другой багаж у вас есть?
— Нет.
— Были проблемы с таможней?
— Дипломатическая неприкосновенность, — сказал Данко.
«Во! — подумал Ридзик. — Целых тринадцать слогов. Что-то этот парень разболтался».
— Хорошо долетели? — смело продолжил Галлахер.
— Да.
Последовала неловкая пауза.
— Голодны?
— Нет.
— Пить хотите?
— Нет.
— Слушайте, — сказал Ридзик. — Давайте поболтаем в другом месте. У меня машина стоит в красной зоне, — он улыбнулся Данко. — Извините, не хотел вас обидеть.
Данко уселся на заднем сиденье потрёпанного Ридзикова седана.
Русский милиционер не обратил ни малейшего внимания на банки из-под пива, пустые сигаретные пачки и обёртки от еды, которыми был завален пол. И, кажется, делал все возможное, чтобы не обращать внимания на своих спутников. Ридзик вёл машину, поглядывая на пассажира через зеркальце. Галлахер, полуобернувшись назад, старался выглядеть образчиком дружелюбия. Ридзик недоумевал, чего ради тот суетится.
— Чудесный вечер, — сказал Галлахер.
— Да, — сказал Данко.
— Последнее время тут здорово жарко. Не бывает ничего жарче, чем Чикаго в августе.
И хотя Данко явно не выразил особого интереса к чикагской погоде, Галлахер продолжал битву:
— Особенно достаёт влажность. Данко продолжал смотреть в окно. Галлахер решил, что русский не понимает, что он ему рассказывает.
— Влажность, — сказал Ридзик, скосив глаза в зеркальце. — Знаете — это когда сыро в воздухе.
Данко проигнорировал и его. Ридзик пожал плечами. Просто ему тоже хотелось побыть общительным.
— Ну, а как в Москве? — спросил Галлахер.
— Жарко, — сказал Данко. Его глаза встретили взгляд Ридзика в зеркальце. — Не сыро.
«Конечно, — подумал Ридзик. — Все чудесно в рабочем раю. Даже влажность отменили. Она сейчас, наверно, в каком-нибудь гулаге».
— Это хорошо, — нервно заметил Галлахер. — Это здорово.
Наступила очередная неловкая пауза. Галлахер чувствовал, как вспотел под лёгкой курткой. Тяжёлая работёнка. Пожалуй, даже отлавливать Бритоголовых — и то получше, чем пытаться поговорить с этим русским чурбаном.
— Если вы здесь задержитесь подольше, капитан, мы смогли бы показать вам город. В Чикаго есть несколько шикарных мест.
«Ээээй, — подумал Ридзик, — подохнуть можно — со смеху. Жаль, конечно, что им не удастся познакомиться с капитаном немного поближе». Он посильней надавил на акселератор.
— К сожалению, не получится, — сказал Данко, словно выругался. Его занимал лишь Виктор. И чем скорее он уедет из Чикаго, тем скорее он вернёт Виктора в Москву, чтобы отправить под суд, которого тот уже давно заслуживает.
— Эй, капитан, — сказал Ридзик, — а где вы так хорошо выучили английский?
— В армии, — ответил Данко. — Обязательное обучение. В языковой школе в Киеве.
— А что, этот Виктор Роста, наверно, здорово достал комиссаров, если они послали сюда человека, чтоб вернул его домой. Что он такого натворил?
Памятуя о приказе майора ничего не выдавать американцам, Данко уже подготовил ответ:
— Государственное преступление.
— А что он сделал? Пустил струю на Кремлёвскую стену?
