Всеволод Бенигсен - ВИТЧ
В зале притихли — похоже, Куперман выжал максимум из сложившейся ситуации. Тогда встал Тисецкий.
— Друзья, есть еще один вопрос, который, я считаю, требует рассмотрения. Это отпуска. В конце концов нас тут полторы сотни. Все — живые люди. Мы не можем беспрерывно сидеть в пределах Привольска. Предлагаю сделать так, чтобы каждый привольчанин получил хотя бы три недели в год и мог бы поехать, ну, к морю, например.
Это предложение было поддержано гулом одобрительных голосов.
— Ну вот и славно, — сказал Тисецкий. — После собрания в порядке живой очереди подходите ко мне — я буду составлять список. Только сразу предупреждаю: летние месяцы в ограниченном ассортименте, поэтому давайте относиться с пониманием к этому факту. Те, кто получат летние в наступающем году, через год получат осенние или зимние. Чтоб была ротация.
— Подводя итог, — встал Ледяхин, — хочу обратиться к вам, друзья, со следующими словами. Мы на данном этапе являемся оплотом совести и интеллекта в условиях распадающейся на глазах империи, именуемой Советским Союзом. Мы же во многом и определили этот распад. Но под обломками этого распада полягут многие умы нашей эпохи. Распад — это всегда хаос и анархия. Наша же задача — сохранить то лучшее, что было в нас, для сохранения вообще всего.
Последнюю фразу не понял никто, включая произнесшего ее Ледяхина, но пафос был более или менее понятен, и никто не стал возражать.
Присутствующий на этом заседании лейтенант Чуев, которого силком приволокли как пленного диверсанта с завязанными руками, вытаращив глаза, слушал все эти речи и недоуменно поводил головой. Никто из сидящих в зале не высказал никакого желания покинуть Привольск, обрести свободу и вернуться домой. Это настолько потрясло лейтенанта, что, когда его вернули к остальным пленным, он так и не смог пересказать им, о чем, собственно, «эти придурки» там говорили. Только сидел и мычал что-то невразумительное.
Оставалось надеяться на чекистов, которые хватятся Кручинина и придут, чтобы разогнать всю эту шарашку. Но тут надежды себя не оправдали. Последний отчет Кручинин посылал полгода назад. С тех пор несколько раз сменилось его непосредственное начальство, и вообще все думать забыли про какой-то там Привольск-218. Благо объект был не шибко важный. По десятибалльной шкале КГБ ему была присвоена оценка четыре. А все объекты ниже пяти было решено на время оставить в покое. Папку с последними отчетами забросили на полку. Кручинина искать никто не стал — тем более что он был холост и родителей не имел. Единственным активным человеком оказалась невеста Чуева. Она знала, что жених находится на каком-то секретном объекте, но где и что, она не знала. И так и не узнала. Потому что через пару месяцев влюбилась в какого-то начинающего то ли кооператора, то ли бандита и вовсе забыла про лейтенанта. А сам Чуев, посаженный под домашний арест, попытался вылезти через окно на волю, но сорвался со скользкого карниза и разбился насмерть. Остальная же охрана, состоящая из шести человек, покорно осталась в Привольске. А об их месторасположении вообще никто не знал. И отпуск было решено им не предоставлять. Что-то вроде пожизненного заключения.
XXXIV
В клубе было душно, громко, темно и битком набито. Толик вызвонил каких-то двух полублядей-полустуденток. Максим подумал, что в наше время эти понятия как-то стали сливаться в нечто взаимозаменяющееся. Одну звали Вера, другую как-то на А (Ася? Аня? Аля?) Макс им моментально забыл ее имя. В клубе проходила какая-то презентация, но чего именно, никто не знал. По залу ходили девушки с флаерами, а ближе к выходу стоял кто-то в костюме огромного мобильного телефона. Он (или она?) тоже раздавал что то — кажется, телефонные карточки на бесплатный звонок. Видимо, рекламная акция какой-то телефонной компании. Мест за столиками не было, поэтому Максим, Толик и девушки уселись на высокие стулья у бара: девушки в центре, мужчины по краям. Вера села ближе к Максиму, вторая, которая на А, ближе к Толику, который тут же принялся ее ненавязчиво лапать. Кажется, девушки здесь были уже не в первый раз. Вскоре они уже тянули какие-то разноцветные коктейли и периодически кивали проходящим мимо знакомым. Толик пил пиво. Единственным, кто целенаправленно употреблял исключительно крепкий алкоголь, был Максим. Сначала бил по водке, потом понял, что совершенно не пьянеет, и перешел на текилу. Когда он опрокинул очередную рюмку текилы, закусил лимоном и поморщился, Толик спрыгнул со стула на пол и потащил Асю-Алю куда-то за собой — то ли на танцпол, то ли в туалет.
— Мы сейчас, — крикнул он уже изрядно окосевшему Максиму.
Вера в этот момент что-то требовала от бармена — то ли трубочку, то ли лед, то ли еще что-то. Она кричала ему это на ухо, привстав и перегнувшись через стойку бара. Она даже не заметила, что Толик с ее подружкой исчезли.
Когда села обратно на стул, завертела головой, ища их глазами. Потом заорала Максиму, перекрикивая долбящую музыку:
— А где Толик с Асей?!
Максим покрутил пальцем у уха.
— Звонить пошли!
Это предположение о двух ушедших в туалет людях показалось ему почему-то очень смешным, и он расхохотался. Вера кивнула, не расслышав ни единого слова. После чего продолжила качаться в такт музыки, отхлебывать из коктейльного бокала и одновременно жевать жвачку. Сделав очередной глоток, она полузакрыла глаза и заорала как зарезанная:
— Это диджей Ио-Ио Спуки!
— Что?! — закричал Максим, наклонившись к ней.
— Это Йо-Йо Спуки!!! Обожаю его! А вам кто нравится?
— Мне нравится Ницше! — заорал Максим и опрокинул в себя очередную порцию текилы.
— Кто?!
— Ницше!!!
— Даже не слышала! — удивленно закричала Вера. — А в каком стиле он работает?
— В стиле иррационализма!
— Это как?!
— Утверждает, что темная сила хаоса есть первозданная сила мирового порядка!
— Гот, что ли?
— Кто?!
— Гот… ну, готику сочиняет.
— В некотором роде. Только он уже ничего не сочиняет. Умер.
Максим цокнул языком и развел руками. Затем налил себе текилы — он предусмотрительно купил в баре сразу целую бутылку.
— От чего? — удивился Вера.
— От сифилиса. Или от душевной болезни.
— Надо же, — расстроилась почему-то Вера. — Такой молодой, и умер.
— С чего ты взяла, что он моло… А-а!
Максиму стало лень что то объяснять. Он махнул рукой и деловито натер лимоном тыльную сторону руки. Затем посыпал солью. Облизал, опрокинул текилу и, морщась, заел лимоном.
— А вы не танцуете? — спросила Вера.
Максим, все еще морщась от кислоты во рту, замотал головой.
— Да ладно! Это ж easy!
— Изи? — вздрогнул Максим.
— Ну, легко, в смысле.
— А-а… А вы что пьете?
Ответ совершенно не интересовал Максима, но, следуя устаревшим представлениям о вежливости, он считал, что надо поддерживать разговор.
— Секс он зэ битч. Секс на пляже, короче.
— Тоже неплохо, — кивнул Максим.
Неожиданно к ним подплыла размалеванная девица
лет семнадцати. А может, старше. Максим смотрел на все и всех уже слегка расфокусированным взглядом.
— О, Вер, здорово, — сказала девица и небрежно кивнула Максиму: — Здрасте.
Максим кивнул в ответ.
— Привет, — ответила Вера, равнодушно жуя жвачку.
Музыка в этот момент слегка сбавила свою нечеловеческую громкость — видимо, возник короткий перерыв в связи со сменой диджеев.
— Слушай, — сказала девица, наклонившись к Вере. — Это полный снос крышака. Бубла рулез. Чистое разводилово. Он такой ко мне, прикинь, на козе кривой подваливает, хуе-мое, у меня скайп типа глючит, а так я на виртуалку всегда готовый, типа плотный стояк у него на меня. А я ему: «Хуясе, Бубла, на кой хер мне твоя виртуалка?» Я за динамо, типа, не играю. Обещался на вебке залипнуть, так обломись, моя черешня. Я просто в ахуй выпала! А хрен ли ты мне тогда мозги серваком своим недоношенным дрочишь? Да еще спамом всю френдленту засрал. Да я таких флешмобщиков баню на раз-два-три. А этот крендель такой сразу врастопырку, хуе-мое, давай по клаве барабанить, ты да я, зачотная пилотка. Я пац-та-лом. На хера он мне такой сплющился? Убей себя об стену.
Требуя одобрения своего возмущения, она почему-то повернулась к Максиму и спросила: — Да?
— А? — вздрогнул Максим, который выслушал этот набор слов с удивленной полупьяной ухмылкой. — А-а. Да. Конечно. Раз пилотка зачетная, то да.
Девица замерла в недоумении, потом повернулась к Вере, мотнув головой в сторону Максима.
— А это че за инвалид?
— Толика приятель, — невозмутимо ответила она, посасывая коктейль и слегка качаясь.
— А-а… Ну ладно. Слушай, пошли в тубзаторий, успокоимся?
Вера равнодушно пожала плечами.
— Ну пошли.
Девица пошла первой. Вера сползла со своего стула и отправилась следом.
