Юлиан Бардин - Империя страха
— Холодно у тебя, — бесцветным голосом произнес майор, когда к нему присоединился хозяин дома.
— Сейчас растоплю печку, — охотно отозвался Чижов и поднялся, чтобы выполнить свое обещание.
Но Антон остановил товарища:
— Брось, обойдемся… Давай лучше тару.
Пройдя на кухню, Иваныч извлек из старенького покосившегося буфета граненые стаканы и поставил их на круглый столик.
— Почему три? — удивился Антон, но тут же все понял и потупил глаза: — Хотя да, все правильно…
Издав глухой хлопок, открылась блестящая пробка, и прозрачная жидкость забулькала в наклоненном горлышке пузатой бутылки.
Поднеся наполненный до краев стакан к губам, майор сказал:
— Не будем чокаться…
— Почему? — искренне удивился Ваня и, легонько стукнув граненым сосудом по одиноко стоящему в сторонке собрату, на котором лежал аккуратно отрезанный ломтик белого хлеба, добавил: — Глупые предрассудки. Будь здоров, Юрик.
Антон не последовал примеру друга. Лишь грустно посмотрев на третью посудину, он залпом осушил собственный стакан до дна.
На какое-то время в комнате воцарилась угрюмая тишина, и было слышно, как в печной трубе завывает пронзительный ветер и шуршит под окном облетевшая листва.
Спустя час бутылка наполовину опустела, а мужчины почувствовали страшную усталость и безмерное опустошение.
— Пойдем спать, — предложил Иваныч, поднимаясь из-за стола.
— Что-то мне не хочется, — вяло отозвался Лямзин и тут же добавил: — Ты иди, а я еще посижу.
Чижов не стал уговаривать приятеля, оставив его один на один с собственными мыслями. Пройдя в спальню, Ваня, не раздеваясь, завалился на кровать и уже через несколько секунд забылся глубоким сном.
Проснулся Иваныч от нестерпимо-яркого света, который слепил даже сквозь плотно прикрытые веки.
Открыв глаза, он недовольно поморщился, загораживаясь ладонью от настойчивого солнечного луча, и улыбнулся. Улыбка получилась искренней и наивной, как у не обремененного заботами младенца.
Но тут же Чижов вспомнил события минувших дней — бессмысленные смерти, самой глупой из которых была гибель Гвоздика, — и его веселость как ветром сдуло.
Рядом на кровати похрапывал Антон, завернувшись в старую, местами вылинявшую шубу, которую, наверное, носил еще дед каскадера. Лежа на боку, майор подставил солнечным лучам широкую спину, а на его лице застыла жуткая гримаса отчаяния и боли.
Ване показалось, что Лямзин не дышит. Раньше, до всего произошедшего, он бы даже не обратил на это внимание, но теперь к его сердцу подкралось неприятное предположение, и он энергично затряс товарища.
Не меняя позы, Антон медленно открыл глаза и уставился на приятеля ничего не выражающим взглядом, как будто впервые в жизни видел перед собой этого человека.
— Ты чего? — так же отрешенно спросил майор.
— Ничего, — выдохнул Иваныч, устыдившись своего неожиданного страха, — ничего, — повторил он и добавил: — Спи, просто померещилось что-то.
Антон приподнялся на локтях и поморщился, приложив ко лбу ладонь:
— Голова трещит, сил нет. Может, у тебя есть какое-нибудь лекарство? — скрипучим голосом поинтересовался он.
Встав с постели и потянувшись до хруста в костях, Чижов иронично произнес:
— Если ты все не выпил, то лекарство найдется.
Пока Иваныч умывался у ржавого крана ржавой же водой — водопровод был единственным достижением цивилизации, которая коснулась этого уголка Подмосковья, — Лямзин, кряхтя и отдуваясь, как старая паровая машина, вышел на ветхое крылечко и подставил лицо ярким лучам прощального осеннего солнца.
Причудливые зайчики играли на золоченых куполах стоящей неподалеку церквушки, и майор невольно залюбовался живописным зрелищем.
Блуждающая улыбка растянула его тонкие губы, а в глазах появился озорной блеск. Заложив руки за голову, майор принялся энергично поворачиваться из стороны в сторону — его корпус вертелся вокруг талии, как глобус вращается на неподвижном металлическом стержне.
И вдруг Антон застыл, так и не успев вернуться в исходное положение, повернувшись вполоборота к стоящей в отдалении церкви.
— Иваныч! — не своим голосом закричал майор, — Иваныч, скорей сюда!
Чижов, услышав крик товарища, бросил в раковину кусок хозяйственного мыла и как был без рубашки, в одних помятых и перепачканных брюках выскочил на крыльцо.
— Ты чего вопишь, как будто тебя режут, — несколько раздраженно проворчал он, — что, нельзя было подождать пару минут?..
— Да погоди ты, — перебил его Антон, — лучше посмотри на это, — он указал на храм, — тебе ничего не напоминает такой пейзаж?
Чижов проследил за рукой товарища и едва сдержался, чтобы тоже не закричать.
Открывшаяся их взглядам панорама была как будто перенесена сюда чьей-то заботливой рукой и являла точную копию изображенного на картине сюжета.
— Не может быть… — только и смог выговорить каскадер, отказываясь верить своим глазам.
— Тащи холст, сейчас проверим, — распорядился Антон и весело добавил: — Хотя мне еще не приходилось жаловаться на зрительную память.
Иваныч скрылся в доме и тотчас вернулся, держа перед собой развернутое полотно. Сомнений больше не было — церковь точно соответствовала изображению, а метрах в пяти от дальнего угла дома раскорячился толстый трухлявый пень, бывший когда-то раскидистым дубом.
— У меня совсем вылетело из головы, что картина могла быть написана именно здесь, — запоздало сообразил Ваня и, как будто желая оправдать собственную недогадливость, пояснил: — Это только недавно церковь стала тем, чем ей и положено было быть, а раньше здесь размещался какой-то фонд или склад — точно не помню.
— Неси цепочку, — торопливо скомандовал Лямзин, — проведем замеры.
— Да я и так все помню, — Иваныч пытался взять реванш. — От ствола должна идти прямая линия с ближним углом храма, и от этой линии надо проложить прямой угол, отсчитав девять метров сорок пять с половиной сантиметров.
Антон одобрительно посмотрел на товарища, но ничего не сказал, в несколько прыжков подскочив к старому пню. Почти припав к земле, он закрыл один глаз, как если бы смотрел в прорезь оружейного прицела, и несколько минут пытался поймать нужный ракурс.
Наконец он произнес:
— У тебя есть веревка?
— Найду, — отозвался каскадер и в очередной раз зашел в дом.
Вернулся он через пару минут, держа в руках бечевку метра три в длину.
Взявшись за один конец веревки, Антон второй протянул товарищу и сказал:
— Будешь у меня «мушкой». Натяни ее и строго следуй моим указаниям.
Иваныч не заставил просить себя дважды. Выполнив в точности все, что просил Лямзин, он принялся перемещать конец бечевки, направленный в сторону церкви, пока не услышал «Стоп!».
— Держи так, — попросил майор и прижал конец бечевки к жалким остаткам когда-то могучего дерева.
Таким образом, у них получился более-менее сносный прямой угол, который указывал в направлении дачи.
Не ослабляя нажатия на коробок, Антон выдернул из-под него веревку и сказал, обращаясь к Ивану:
— Теперь давай мерить расстояние…
И тут оба посмотрели на воображаемый отрезок, который должен был равняться девяти с половиной метрам, и заметно поникли. Дело в том, что от пня до дома было не больше пяти шагов, в которые, при всем желании, никак не поместится такое расстояние.
Разжав пальцы, Лямзин уронил на землю бечевку и с нескрываемой тоской в голосе спросил:
— А что под домом? Может, подвал? Иваныч отрицательно качнул головой и обреченно вымолвил:
— Ничего. Больше того, я помню, когда мне было лет шесть-семь, отец затеял реконструировать дачу. Тогда она представляла собой почти сарай и находилась немного в стороне. Он снес старые постройки, а здесь, — Иван указал на обшарпанные стены бревенчатого строения, — экскаватором вырыли котлован под фундамент…
— А землю… землю куда дели? — в голосе Лямзина слышались нотки потаенной надежды.
Но Чижов еще больше сник и, махнув рукой, ответил:
— Землю вывозили куда-то на грузовиках. Но куда, я не знаю.
Какое-то время они молча пялились на неказистое строение, не в силах вымолвить ни слова.
Наконец Иваныч заговорил:
— А может, все к лучшему. Так или иначе, но металл мог попасть в чьи-нибудь грязные лапы. А так он спокойно валяется на городской свалке, не причиняя никому вреда. А драгоценности… Что ж, может, кому-нибудь повезет больше, чем нам, и не такой кровавой ценой.
Обреченно махнув рукой, Антон произнес:
— Действительно, может, ты и прав. Да черт с ним. Главное, что мы выжили в этой несусветной переделке, а остальное…
— Жаль, что не все, — выдохнул Чижов и, больше не сказав ни слова, медленно побрел по тропинке к дому.
